Глубокий минус

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

Код произведения: 7579
Автор: Михайлов Владимир
Наименование: Глубокий минус

Владимир Михайлов.

Глубокий минус

-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Ручей на Япете".
OCR spellcheck by HarryFan, 13 September 2000
-----------------------------------------------------------------------

Колин медленно повернул ключ влево и выключил ретаймер. С закрытыми
глазами еще посидел в машине, но заколотившееся во внезапном приступе
гнева сердце все не унималось. Тогда он вылез из хронокара и уселся прямо
на землю.
Несколько минут он глядел прямо перед собой, ничего не видя и стараясь
успокоиться. Слева, издалека, донеслось тяжелое пыхтенье, и Колин
автоматически отметил, что в зарослях у воды появились гадрозавры -
здоровенные и лишенные привлекательности ящеры. Но утконосые пожиратели
камыша Колина пока не интересовали. Ему был нужен Юра. Юры-то как раз и не
было.
Итак, куда он мог деваться?
К решению этой задачи Колин попытался было привлечь теорию
вероятностей, но не успел. Вместо этого он встрепенулся и повернул голову.
Из лесу донеслось что-то напоминающее мелодию. Хотя мелодией донесшиеся
колебания воздуха можно было назвать лишь с большой натяжкой. С
колоссальной!
"Певец, - презрительно подумал Колин. - Бездельник!"
Он поднялся на ноги. Звуки приближались. Колин расставил ноги пошире и
уперся кулаками в бока. Он наклонил голову и саркастически усмехнулся. В
такой позе Колин продолжал дожидаться. Уже стало возможным различить не
только напев, но даже и слова. Ну, подожди, исполнитель...
А певец уже показался из-за араукарий. На плече его висела сумка с
батареями. Пальцы дергали воображаемые струны. Ему было весело.
В следующий момент Юра увидел Колина. По телу юнца прошло волнообразное
движение. Ноги дернули его назад, подчинившись первому импульсу - удрать.
Верхняя же часть туловища и голова остались на месте: умом парень понимал,
что сбежать не удастся.
Теперь мальчишка приближался куда медленнее, чем раньше. Он шел,
старательно изображая беззаботность. Даже опять запел.
- А вот, - пел Юра, - вот высокие деревья, хотя, может быть, они и не
деревья. И большое желтое солнце. Как тепло здесь! А вот стоит Колин,
великий хронофизик. Он нахмурен, Колин. Он разгневан. Что он скажет мне,
Колин? Что он сделает?..
- Это ты сейчас узнаешь, - сумрачно произнес Колин. - Не скажешь ли ты
мне, великий артист, кто сжег рест у хронокара?
- Кто сжег рест у хронокара? - запел Юра, остановившись в десяти шагах
от Колина и не проявляя ни малейшего желания приблизиться. - Откуда я
знаю, кто сжег? Может быть, Лина... Или Нина. Или Зоя... Не подходи, ты! -
Последние слова солист произнес скороговоркой.
Колин поморщился.
- Лучше не сваливать на девушек. Целесообразнее всегда сознаться
самому.
- Что я могу сделать, - жалобно сказал Юра, - если я и в самом деле не
знаю, кто сжег рест? Как будто я не умею водить хронокар. - Глаза его
теперь излучали чувство оскорбленного достоинства. - А раз я умею - ведь
умею же, а? - то, значит, я и не мог сжечь рест. Как ты думаешь?
Он сделал паузу. Колин стоял все в той же позе, не предвещавшей ничего
хорошего. Юра вздохнул.
- Однако, я готов облегчить твое положение, о почтенный руководитель.
Своими руками сменю рест. Пусть! Мне всегда достается чинить то, что
ломают другие. Я сменю рест. - При этих словах на лице его появилось
выражение высокого и спокойного благородства. - А посуду зато пусть вымоет
Ван Сайези.
Колин вздохнул. Легкомыслие плюс отсутствие мужества - вот Юра. Как
хорошо было бы в экспедиции, если бы не он со своими выходками! Совершенно
пропадает рабочее настроение...
- Небольшое удовольствие - быть твоим начальником, - сказал Колин,
сурово глядя на юнца. - Но можешь быть уверен, я все это учту при
составлении отчета.
- Так я иду, - торопливо сказал Юра. - Где у нас запасные ресты?
- Каждый участник экспедиции обязан знать это на память, - стараясь
сохранить спокойствие, раздельно произнес Колин. - Знать так, чтобы, если
даже тебя разбудят среди ночи, ответить, ни на секунду не задумываясь:
"Запасные ресты хранятся в левой верхней секции багажника". Человек, не
знающий этого, не может участвовать в экспедиции, направляющейся в
минус-время, в глубокое прошлое Земли. Ты понял?
- А конечно, все ясно, - сказал Юра и побежал к хронокару, подпрыгивая
и делая по три шага одной и той же ногой.
Колин покачал головой. Затем он повернулся и неторопливо направился ко
второй позиции, где еще утром стоял хронокар Сизова. Присел на поваленный
ствол и задумался.
Когда дела в экспедиции идут на лад, можно порой расслабиться на
несколько минут и посидеть вот так, ощущая, как течет, слыша, как журчит
уплывающее время. Как нигде, это чувствуется здесь, в глубоком
минус-времени, в далеком, ох каком же далеком прошлом Земли! Иногда
становится немного не по себе при мысли о тех миллионах лет, что отделяют
экспедицию от привычной и удобной современности. Но место хронофизика - в
минусе.
Точнее, в одной из шахт времени. Там, где погружаться в прошлое легче,
потому что плотность времени ниже, чем в других местах. В шахте номер два,
на уровне мезозоя, и находилась сейчас эта группа экспедиции. В состав ее
входили и зоологи, и палеоботаники, и радиофизик, и химик, и астроном, и,
конечно, хронофизики. И еще входил Юра, который, по существу, еще не был
никем, хотя и именовался лаборантом, и который очень хотел кем-нибудь
стать.
"Однако вряд ли это ему удастся, - не без злорадства подумал Колин. -
Одного желания мало, нужен характер. А характера нет. И потом, Юра не
занимается наукой. Он играет в нее. И, как всякий ребенок, ломает
игрушки".
Как говорится, не было печали...
Хорошо, что других Юрок в экспедиции нет. Ни в той группе, которая
сейчас в силлуре занимается трилобитами, их расцветом и гибелью, свободно
передвигаясь в своем хронокаре на миллионы лет; ни в группе Рейниса -
Игошина в архее, у колыбели жизни, а тем более - в обеих группах верхних
уровней.
Верхним группам особенно тяжело: каждая из них состоит всего из одного
человека. Петька и Тер. И тот и другой - один на все окрестные миллионы
лет. Случись что-нибудь - и не поможет ни прошлое, ни будущее.
Опять он тут?
Юра и в самом деле показался из-за хронокара и приблизился, все так же
пританцовывая. Губы его изображали торжествующую улыбку.
"Ну ладно, - подумал Колин. - Ну сменил рест. Все в порядке, пускай. И
все равно безобразие!"
Хорошо, что хоть нет Сизова с его вечной язвительностью. Сизов ушел на
рассвете, и сейчас его машина уже приближается к современности. Там он
проведет профилактику, оттуда привезет энергию...
Поспешным движением Колин зажал уши. Это был но ящер, это Юра испустил
свой боевой клич.
- Довольно, - брюзгливо сказал Колин. - Я уже все понял.
- Вовсе нет, - ухмыляясь, ответил Юра. - У меня вопрос к начальнику.
- Ну?
- Не ответит ли высокочтимый руководитель, на каком, собственно,
основании он принимает участие в столь ответственной экспедиции?
Колин сморщился. Опять шуточки...
- Ведь тот, кто не знает, где хранятся запасные ресты, не имеет права
участвовать в экспедиции, правда? Цитирую по собранию высказываний
почтенного главы...
- Ну?
- Так вот, высокий руководитель не знает. Они вовсе не хранятся в левой
верхней секции багажника. Там вообще ничего не хранится. Секция пуста.
Рест лежал в верхней секции, над дверью. Если бы не я с присущим мне
инстинктом следопыта, предводителю пришлось бы долго искать...
- Да подожди ты, - сказал Колин, досадливо морщась. - Какая еще секция
над дверью? Там никаких рестов никогда не было. Весь пакет лежит там, где
я сказал.
- Может быть. Только там не было никакого пакета. И нигде не было.
Только один рест. Там, где сказал я!
Колин сердито пробормотал что-то, поднялся, тщательно отряхнул брюки.
- Вот я тебе сейчас покажу...
Он широко зашагал к хронокару, рывком откинул дверь. Сейчас он вытащит
из шкафчика плоский пакет, залитый для безопасности черной вязкой массой,
ткнет молокососа носом в ресты и скажет... И скажет... И...
Его руки обшарили секцию: сначала спокойно, отыскивая, к какой же
стенке прижался пакет. Потом еще раз, быстрее. Потом совсем быстро; пальцы
чуть дрожали. Голову в шкафчик одновременно с руками было не всунуть, и
Колин шарил, повернув лицо в сторону и храня на нем напряженно-досадливое
выражение. Наконец Колин разогнулся, вынул руки из секции, посмотрел,
удивленно подняв брови, на пустые ладони.
- Ничего не понимаю!
Юра ехидно хихикнул. Колин принялся за соседнюю секцию. На пол полетели
защитные костюмы, белье, какая-то рухлядь, неизвестно как попавшая в
экспедицию, - Колин только все сильнее сопел, извлекая каждый новый
предмет. Из третьего шкафчика появились консервы, посуда и прочий кухонный
инвентарь. Секций в багажном отделении было много, и с каждым новым
обысканным хранилищем лицо Колина становилось все мрачнее. Наконец изверг
свое содержимое последний шкафчик. На полу возвышалась пирамида из банок,
склянок, тряпок, кассет, запасных батарей, сковородок и еще чего-то.
Пакетов не было.
- Убери, - сказал Колин, не разжимая челюстей. Резко повернулся,
ударился плечом об открытую дверцу, зашипел и вылез из хронокара.
Юра не рискнул возразить: он знал, когда шутить нельзя. Что-то бормоча
несчастным голосом, он занялся уборкой. Колин сделал несколько шагов и
остановился, потирая лоб. От таких событий у кого угодно могла разболеться
голова.
Рестов нет. Нет всего пакета - пяти новеньких исправных деталей. Вместо
них Юра нашел одну-единственную. Нашел вовсе не там, где следовало. И -
один. Откуда взялся этот рест? И куда исчезли остальные?
Колин долго вспоминал. Наконец вспомнил. Этот рест остался в секции над
дверью еще с прошлой, Седьмой комплексной экспедиции, которая впервые
добралась до мезозоя. Это был уже поработавший рест. Еще пригодный,
правда. Но только никто не мог сказать, когда он сгорит. Это могло
произойти в любую минуту.
Хорошо, что не надо никуда двигаться. Иначе - беда. Но дело не в этом.
А в том, что не где-нибудь - в минус-времени, в экспедиции, которой он
руководит, вдруг, ни с того ни с сего, пропал целый пакет рестов.
Единственный резервный на хронокаре. Это беспорядок. Это отсутствие
ответственности. Это могло бы поставить под угрозу выполнение научной
программы, и хорошо, если не что-нибудь еще.
Еще - это значит жизни людей, - уточнил Колин сам для себя. Но и
привезти в современность невыполненную программу - достаточно плохо. Он,
Колин, просто не может представить себя в таком положении. Этого не было и
не будет. Потому что самое важное на свете - это результаты.
Колин знал это назубок и все-таки время от времени возвращался к этой
мысли. Она помогала, поможет и сейчас.
Сейчас... Сейчас придется просить рест из резерва Сизова, когда он
вернется. Вместо того чтобы анализировать уже полученные данные,
систематизировать их и намечать новые направления, руководитель экспедиции
будет думать о судьбе пакета рестов и подставлять себя под удары
сизовского остроумия.
Колин вздохнул. Оттуда, где на низеньких колесах стоял хронокар -
полупрозрачный эллипсоид с несколько раздутой багажной частью, -
доносились негромкий стук и позвякивание металла. Это Юра вынимал
сгоревший рест. "Надо обладать особым талантом, чтобы так основательно
сжечь рест, - подумал Колин. - Там уцелело десятка полтора ячеек, не
больше".
Мысли о сожженном и уцелевшем докатились до перекрестка, откуда
привычно свернули от реста к той закономерности изменения уровня радиации
на планете, которая как будто бы стала намечаться при обобщении последних
данных. Здесь, в мезозое, сделано уже почти все. Но вот в силлуре и
архее... Да, там еще могут произойти открытия. Вот если бы группе Арвэ
удалось подобраться во времени поближе - там, в силлуре, - и проследить,
как происходит это изменение: скачком или плавно нарастая, и какими
явлениями - космическими или местного порядка - сопровождается. Правда,
исследователи предупреждены: чрезмерный риск недопустим. Чрезмерный. Но
если они все же получат убедительные данные... то, может статься, вовсе не
зря расходуем мы энергию в глубоком минусе.
Колин недовольно дернул плечом. Воспоминание об энергии вернуло его к
мыслям о происшедшем, и он твердо решил: в дальнейшем экспедиция будет
обходиться без Юркиных услуг. Пусть упражняется дома. На кошках. Возить
его к динозаврам обходится слишком дорого.
Вот он сжечь деталь сумел, а поставить новую, видимо, не умеет. Столько
времени возится с установкой...
Колин раздраженно повернулся. Но Юра уже подходил, вытирая руки
платком.
- Ну, порядок, - объявил он. - Опять можно хронироваться куда хочешь,
высокочтимый предводитель.
- Наконец-то, - буркнул Колин. - А теперь скажи мне: куда же девался
пакет?
Юрка критически посмотрел на донельзя грязный платок, скомкал его и
резким движением швырнул тугой комок прочь. Промасленный мячик взлетел,
описывая крутую параболу; оба невольно следили за ним, зная, что сейчас
произойдет: граница защитного поля четко представлялась каждому. В
следующий миг платок пересек ее; голубая вспышка сопровождалась негромким
хлопком, и платка не стало. Колин перевел взгляд на мальчишку.
- Я думаю, - сказал Юра задумчиво, - что пакет увез с собой Сизов.
- Перестань! - проговорил Колин. - Сизов ничего не станет брать с
другого хронокара. У него самого полный резерв.
- Я же не говорю, что он их взял. Он увез пакет, потому что пакет
оказался в его багажнике.
- Так... Каким же образом?
- Я их туда переложил.
Колин тяжело вздохнул.
- Значит, ты их переложил? Взял да переложил?
- Ну да. Мне нужно было освободить одну секцию. Собралась очень
интересная коллекция, и ее надо обязательно доставить в современность. Но
это я сделаю сам. Наши палеозоологи...
- Молчи! - Голос Колина сорвался, но хронофизик тут же овладел собой. -
Значит, коллекция... А ты что, не знал, что Сизов уходит на три дня в
современность?
- Конечно, не знал. Откуда же?
- Об этом говорилось вчера за ужином.
- Я опоздал вчера, - сказал Юра. - Ты что, не помнишь? Я работал с
траходонтами, было очень интересно...
"Опоздал, - подумал Колин. - Вот опоздал. И с этого все началось... Ох,
сейчас я сорвусь!.."
Он раскрыл рот и опять закрыл. Затем снова открыл, но проговорил
только:
- Почему же ты заставил меня обшарить весь багажник?
- Ну, я хотел немного пошутить, ты не обижайся, - весело сказал Юра. -
Ты так смешно говорил, что, кто не знает, не имеет права идти в
экспедицию. А получилось, что не знал ты. Я-то знал...
- Ты... ты вреден для науки! - сквозь зубы процедил Колин. Он
повернулся к Юре спиной.
- Чего ты обижаешься? Я же хронируюсь в первый раз. Ничего, я научусь
еще... - Он подмигнул. - А вот я узнаю, кто сжег наш рест...
- Если хочешь узнать, - холодно произнес Колин, - я отвезу тебя в
ближайшее прошлое - в восемнадцать часов тридцать две минуты по моим
часам. Там ты увидишь...
- А ты видел?
- Видел.
Юра смущенно засмеялся.
- Ну ладно... Ты знаешь... Мне надо было попасть лет на тысячу выше -
посмотреть, как развивается далекое потомство одного меченого ящера, очень
характерного для периода повышения уровня... Честное слово, я теперь и
близко не подойду к управлению. Я сжег рест совершенно случайно, когда
фактически уже возвратился. Усиливал темп-ритм и одновременно дал
торможение. Мне хотелось выйти поточнее, чтобы потом не дотягивать. Ну и
разряд был! Даже маяки взвыли!
Колин сжал кулаки. Его желание сдержаться исчезало, таяло под напором
чего-то куда более сильного, поднявшегося черт знает откуда. Болтун - у
него маяки и то воют.
- А вот я тебя сейчас... - пробормотал он.
Мальчишка нерешительно сделал несколько шагов назад. Колин набрал
полную грудь воздуха, но не успел добавить ни слова.
Громовой, скрежещущий рев пополам со свистом раздался неподалеку. Звук
был на редкость силен и противен, но Юра удовлетворенно ухмыльнулся.
- Рексик, - сказал Юра. - Тиранозаврик, милое создание. Крошка Тирик.
Он недоволен. Заступается за меня. Когда он доволен, кого-то съел, он
делает так...
Юра весьма похоже изобразил, как делает Рексик, когда он доволен.
- Это чтобы ты не злился на меня. Ты уже подобрел?
Они стояли друг против друга. Колин шумно сопел. Потом воздух между
ними задрожал, и в этом дрожании возникла высокая фигура, затянутая в
плотно облегающий, отблескивающий костюм, с горбами хроноланговых
устройств на спине и груди. Юра ошалело глядел на возникшего. Тот медленно
расстегивал шлем, затем откинул, и стоящие увидели крупные черты и
широкую, с проседью бороду Арвэ. Он усталым движением стер пот со лба.
- Ты? - спросил Колин. - Что-нибудь случилось? Ну? Ну?..
- Мы вышли точно в момент изменения уровня, - ровным голосом проговорил
Арвэ. - Скачок, Колин. Никакой постепенности - скачок.
- Так, - сказал Колин. - Так! - повторил он ликующе. - Ты понял? -
закричал он Юре и тотчас же снова повернулся к Арвэ. - Ну рассказывай,
ради всего... А причины? Причины?..
- Космические факторы, - сказал Арвэ. - Похоже на сверхновую.
- Вы ее видели?
- Мы видели. Только...
- Ну?
- Впечатление такое, что она возникла на пустом месте. До этого там не
наблюдалось даже самой слабой звезды.
- Э, вы просто не заметили, - с досадой сказал Колин. - Проворонили.
Где все материалы?
- Главное при мне. Вот пленки... - Арвэ извлек пакет из внутреннего
кармана. - Вся астрономия тут. Можешь проверить...
- Если не сверхновая - тогда что же?
Арвэ улыбнулся.
- Откуда я знаю? Может быть, это взрыв - результат столкновения всего
лишь двух частиц, но обладающих благодаря скорости энергией, стремящейся к
бесконечности? Разберемся...
Колин моргнул.
- Разберемся... - неуверенно повторил он, но тут же перешел на обычный
свой тон. - Главное - что ты сразу привез. Молодец! Но это же небезопасно
- пускаться с хронолангом! Следовало использовать вашу машину.
Арвэ покачал головой.
- Хронокар погиб, - сказал он. - И два хроноланга в нем. В момент
скачка энергетические экраны не выдержали. Хорошо, что мы успели разбить
лагерь и поставить стационарный экран.
Лицо Колина стало каменеть, радостная улыбка застыла на нем, как
застывает лава после извержения, - радостная, глупая, никому не нужная
улыбка.
- Аккумуляторы сохранились, - сказал Арвэ, - их хватит на полсуток. Мы
вышли слишком близко к моменту скачка...
- Как же теперь? - медленно проговорил Колин.
- Подбросьте нам энергию, и все. А сейчас мне пора. Там столько работы,
что рук не хватает. Ничего, часов двенадцать мы продержимся, а тут и вы
подоспеете. Хотя бы пару контейнеров.
Он кивнул молчащему Колину.
- Я так и скажу ребятам, что вы привезете.
Он накинул шлем, щелкнул застежкой. Колин медленно поднимал руку, чтобы
удержать Арвэ, но там, где только что стоял старик, лишь колебался воздух.
- Немедленно дай сигнал общего сбора группы, - почти беззвучно произнес
Колин.

Это - проклятое положение... Ты путешествуешь в чужие эпохи, но не
можешь проникнуть в свой вчерашний день, чтобы изменить в нем что-то хотя
бы на миллиметр, на долю секунды. Слишком мала разность давлений времени
между "сегодня" и "вчера", а эта величина имеет тут решающее значение.
Плотность времени окружающего события настолько велика, что, если не
обрушиться на событие с высоты большой разницы давлений, тебе не пробиться
к нему. Нельзя вернуться назад, в силлур, и предупредить друзей, чтобы не
лезли в пекло. Нельзя связать мальчишку по рукам и ногам, чтобы он...
Колин согнулся и заткнул пальцами уши. Это был сигнал общего сбора. По
сравнению с ним рыканье тиранозавра казалось лирической вечерней тишиной.
Даже самые далекие ящеры умолкли от страха.
Девушки выбрались из чащи первыми, перемазанные, исцарапанные и
веселые. Они тащили маленького двуногого гада и по очереди заглядывали в
его широко раскрытую пасть. Зверь дергался, шипел и гадил.
- Какая прелесть, а? - сказал Юра.
- Интересно, сколько энергии израсходовано на то, чтобы ухватить этого
прыгуна, - мрачно произнес Колин. - Девочки! Бросьте его немедленно! - И,
глядя, как насмерть перепуганное создание улепетывает к лесу, продолжил: -
Ни ватта энергии без крайней необходимости - запомните это. Где Ван?
- Я здесь, - сказал Ван Сайези, подходя неторопливой, как всегда,
походкой.
- Тогда слушайте...
Но, вместо того чтобы продолжать, Колин задумался.
Давно уже миновала эпоха, когда понятие об экспедиции было тесно
связано с понятием риска. Экспедиция продумывается и снаряжается настолько
тщательно, что ничего угрожающего - иными словами, непредвиденного -
возникнуть не может. На смену романтике неизвестности давно и основательно
пришел пафос достижения запланированных целей. А тут под угрозой
оказались, ни много ни мало, все результаты экспедиции. И жизнь людей.
О ценности жизней и говорить не приходится. А результаты - разве можно
пренебрегать ими? Вдруг в словах, словно невзначай брошенных стариком
Арвэ, есть доля истины? Трудно сказать, что будет тогда: может быть,
расцветет теория - космогоническая, скажем, хотя об этом и трудно судить,
не будучи специалистом; а возможно, произойдет переворот в энергетике...
Так или иначе, экспедиция, получившая такой результат, перестанет быть
просто рядовой экспедицией. Она...
Колин опомнился, встретившись глазами с выжидательным взглядом Ван
Сайези. Вздохнул.
- Арвэ, Хомфельдт и Джордан в силлуре добились крупного успеха, - сухо
сказал он. - Вот их материалы... - Он зачем-то положил руку на карман,
словно это должно было убедить всех в достоверности его слов. - Но они
лишились машины и запасов энергии - ее осталось, по их расчетам, на
двенадцать часов, Сизов, как вы знаете, вернется лишь через трое суток. Им
грозит дехронизация.
- Ужас... - после паузы тихо проговорила Зоя.
Нина лишь закрыла глаза. Массивная Лина сидела словно каменный
монумент: Арвэ грозит гибель...
- Ты ведь знаешь, - медленно проговорил Ван Сайези, - мы не
хронофизики. Мы просто пассажиры... То есть вести машину может каждый из
нас, но решить, куда ее теперь вести... Ты здесь единственный специалист
сейчас.
Колин опустил голову. Что тут решать? Все и так знают: отправляясь в
прошлое, мы берем свое время с собой, защищаем его энергетическими
экранами и можем жить только в нем. Так подводный пловец берет в глубину
моря свою атмосферу, заключая ее в баллоны. Кончается газ - кончается все.
Мы возим в прошлое энергию в контейнерах, и когда она иссякнет - исчезнет
все, до последнего прибора, до последнего кусочка бумаги, как исчез
недавно Юрин платок. Это всем понятно.
Он взглянул на товарищей.
- Я объясню... По сути дела, поставлена задача из сборника упражнений
по теории времени. Цель: спасти результаты экспедиции - и ее участников,
конечно. - Колин рассердился на себя за то, что результаты выскочили
первыми, и продолжал решительно: - Средства - имеющиеся здесь, в группе
мезозоя, запасы энергии и наш хронокар. Что же мы должны сделать?
- Погоди... На сколько хватит нашей энергии в пересчете на всех? -
спросила Нина.
- Ну, - сказал Колин, - если оставить лишь необходимое...
- Одну минуту, - перебил Ван. - Я думаю, надо посчитать, как это
получится в цифири.
Он вытащил из кармана карандаш и стал считать, выписывая тупым концом
карандаша цифры прямо на песке.
- Всего нам этой энергии достанет - это уж абсолютно точно, строгий
расчет - ровно на двое суток. Ровно, - повторил Ван, - без всякого лишка.
Нина вздохнула.
- Сизов возвратится на сутки позже...
- Значит, так нельзя.
- Можно, если Сизов придет раньше, - уточнил Колин. - Но коли уж в
расчете возникает "если", то надо всегда помнить, что это палка о двух
концах. Если раньше, а если позже, то что тогда?
Все молчали, представляя, что будет тогда. Люди в глубоком
минус-времени будут долго с тоской следить за приборами, которые покажут,
что все меньше и меньше остается энергии. Будут следить и с каждой минутой
все менее верить в то, что помощь успеет. Умрут они мгновенно, но до
этого, даже помимо своей воли, будут медленно умирать сто раз и еще сто
раз...
- Что же, - сказал Ван. - Разве есть другой выход?
- Нет, - сказал Колин. - Другого выхода нет. Но...
- Да?
- Задача еще не вся. Ведь энергия - здесь, а они - там.
- Привезти их сюда. На хронокаре можно забрать всех сразу.
- Нет... Наша машина неисправна.
Колин хотел сказать, по чьей вине, но что-то помешало ему, и лишь
повторил после паузы:
- Неисправен... вернее, ненадежен рест. Конечно, можно рисковать.
Съездить за ними. Но риск очень велик. Можем не добраться.
- Ага, - невозмутимо сказал Ван Сайези. - Это несколько меняет дело.
- Если бы мы и привезли их сюда, - медленно проговорила Нина, - то все
равно погибли бы. Все, Сизов ведь не знает.
- Все - или никто, - сказала Лина, думая об Арвэ.
- Главное, чтобы не пропали результаты, - сказала Нина. - Энергию лучше
использовать для их защиты. Они берут мало. Сизов найдет все в
сохранности.
Юра испуганно заморгал.
- Причин для паники нет, - медленно проговорил Колин, - и рано думать о
самопожертвовании. Во-первых, но расчету времени Сизов может успеть. Трое
суток даны ему с учетом того, что половину этого времени он будет
заниматься профилактикой и осмотром машины на базе. Погрузка и путь в оба
конца занимают лишь вторую половину этого времени. Так что, если Сизов
будет знать...
- Это уже второе "если", - вставил Ван. - А построение с двумя "если"
не заслуживает уважения.
- И все же шансы есть. При условии, конечно, что мы не станем
дожидаться, пока судьба решит все за нас. На предельно облегченном
хронокаре надо спешить в современность. К Сизову. Чтобы никакой проверки
сейчас, никакого ремонта, поскольку это ремонт предупредительный. Пока
наша машина доберется туда, его энергетические контейнеры будут уже
погружены. С ними он сразу же хронирует сюда. Он успеет.
- Рест может сгореть и на пути в современность, - пробормотала Нина,
покачивая головой.
- Тут риск меньше: давление времени возрастает с погружением в минус и
уменьшается с подъемом к современности. Это должен знать и ботаник, коль
скоро он участвует в экспедиции. Нагрузка на рест будет не возрастать, а
постепенно уменьшаться. Больше шансов дойти.
Группу Арвэ сюда можно доставить и без хронокара. У нас пять
индивидуальных хронолангов, такую дистанцию они выдержат: прошел же Арвэ.
Двое из нас пойдут в силлур, три хроноланга возьмут с собой. Все данные о
работе привезти сюда. Приборы придется бросить. Здесь будем ждать помощи.
А предупредить Сизова, я считаю, все же возможно.
- При условии, - сказал Ван, - что машину поведет самый опытный
минус-хронист. Кто у нас самый опытный?
На миг наступило молчание, затем Колин тихо проговорил:
- Я.
- Ну вот ты и поведешь.
- Это было бы целесообразным, - сказал Колин. - Но капитаны не
спасаются первыми.
- Да, - согласился Ван. - Ты мог бы еще сказать, что кто-то может
обвинить тебя в бегстве. И что обстоятельства могут сложиться так, что
никто из нас не сможет слова молвить в твою защиту. Конечно, для тебя было
бы спокойнее остаться здесь. Но не для экспедиции.
- Бедный Колин, - сказала Зоя. - Правда, ему не повезло.
- Итак, - сказал Ван, - ты поведешь машину.
- Да.
- Вот все и решено. Разумеется, если бы мы обладали более богатым
опытом по части критических положений, то не стали бы подвергать тебя
такому риску. Если бы обладали опытом наших предков. Они, быть может,
нашли бы и другой выход из положения.
- Нет, - сказал Колин. - Чем может помочь нам опыт предков? У них не
было таких машин. Они даже не имели представления о них. Окажись предки на
нашем месте, они просто растерялись бы. Не надо их чрезмерно
идеализировать... Нет, на опыт прошлого нам нечего надеяться. Да и на
будущее тоже. Ближе всего к будущему находится наш Юра, - Колин
постарался, чтобы при этих словах в его голосе не прозвучало презрение, -
но я не думаю, чтобы он смог нам помочь. Нет, мы Здесь одни - под толщей
миллионов и миллионов лет, и только на себя мы можем рассчитывать.
Он повернулся и стремительно направился к машине. Перед глазами его все
еще стояло лицо Юры - такое, каким оно было только что, в момент, когда
парень осознал всю трагическую непоправимость своего проступка. "Да, -
подумал Колин, - совесть у пего, конечно, есть, против этого возразить
нечего, и слава богу, как говорится. Только что сейчас толку от его
совести?"
Он проверил, как установлен рест, - кажется, хорошо, да, по всем
правилам, - и начал во второй уже раз сегодня освобождать багажник,
облегчая машину. Остальные все еще сидели в кружке там, где он их оставил.
До Колина доносился каждый напряженный вздох - и ни одного слова, потому
что слов не было. Наконец Ван спросил - так же спокойно, как всегда:
- Кто же сжег рест?
- Я, - ответил Юра, и голос его дрогнул.
Зоя сказала:
- Да, представляю, как тебе скверно.
- Ему сейчас, конечно, не очень хорошо, я полагаю, - отозвался Ван
Сайези.
Громко сопя, чтобы не слышать этих разговоров, Колин яростно выбрасывал
лишнее из багажника. Вновь заговорил Ван Сайези. Колин выглянул: Ван
сидел, положив ладонь на затылок мальчишки, уткнувшего лицо в поднятые
острые колени.
- Пожалуй, ничего лучшего нам не придумать. Жаль - в субвремени не
существует связи, и мы не можем ни предупредить, ни просить о помощи. Но я
надеюсь на Колина...
Колин торопливо отошел от двери: не хватало еще слышать комплименты в
собственный адрес. Ну-ка, что еще можно выкинуть?
- Лишь бы рест не сгорел, - пробормотала Нина. - А вообще-то
минус-время не терпит вольностей. Ты не забывай этого, Юра.
Юра поднял голову, глаза его были красны. Он шмыгнул носом.
- Сизов мог оставить ресты в верхних группах, - сказал он. - Сизов же
будет брать для зарядки и их контейнеры и обязательно залезет в багажник.
Колин поднял брови. А ведь действительно! Но тогда...
Он вылез из багажного отделения, неторопливо подошел к сидящим.
- Ну, машину я подготовил.
- Погоди минутку, - сказал Ван. - Надо что-то сделать с парнем. Ожидать
эти двое суток здесь ему будет не под силу, тем более что придется сидеть
на месте, выходить за экраны - лишний расход энергии. Парень просто
свихнется от угрызений совести.
Решение пришло неожиданно. Колин сказал:
- А не взять ли мне его с собой? Поехали, Юра?
Парень поднял на пего глаза, и Колин даже испугался - такая была в них
благодарность.
- Мало ли что: поможет мне в дороге...
Именно так. И вовсе ни к чему говорить, что он просто оберегает
экспедицию от мальчишки.
- Ну вот и хорошо, - сказал Ван. - Второй человек тебе будет очень
кстати.
- Почти сутки физического времени - не шутка, - поддержала Нина. - А
вдвоем куда легче. Сможешь отдохнуть, когда он будет сидеть за пультом.
- Слишком много рестов надо иметь для такого удовольствия, - не
удержавшись, пробормотал Колин.
Он снова перехватил обращенный на него взгляд Юры и опустил глаза;
говорить этого, конечно, не следовало: дважды за один проступок не
наказывают.
- Шучу, - сказал он и взглянул на часы. - Ого! Время! - Он кивнул Юре:
- Пошли! Ну, так вы здесь... осторожнее с энергией. Маяк проверьте - вдруг
в шахте окажется еще чья-нибудь экспедиция, будет проходить мимо. Только
если вас подберут - оставьте здесь вымпел суток на трое, на это хватит
одной батарейки. Что, мол, с вами все в порядке. - Он умолк и подумал, что
сказал, кажется, все. Или нет? - Да, лишнее сразу же дехронизируйте. - Он
кивнул в сторону выброшенных из машины вещей. - Нечего тратить энергию на
всякую рухлядь.
Теперь, кажется, сказано было уже окончательно все. И, однако,
оставалось ощущение, что разговор не закончен. Все словно ждали чего-то...
Тогда Колин пробормотал:
- Ну ладно. Ну все. Значит, в случае чего...
Губы всех шевельнулись одновременно, беззвучно прощаясь.
Колин захлопнул за собой дверцу. По узкому проходу добрался до своего
кресла в передней части машины.
- Видеть барохроны, - распорядился Колин на жаргоне хрономехаников.
Надо было сразу же дать парню определенное задание. - Если давление
скакнет к красной, скажи сразу. Субвремя не шутит. Не забудь, - он поднял
палец, - мы везем с собой, может быть, важнейшее открытие, ради которого
должны...
Он вдруг умолк и ухватился за карман: почудилось, что материалы больше
не лежат там. Нет, они были на месте, пленки из силлура...
Сквозь прозрачный купол он улыбнулся тем, кто стоял снаружи, чуть
поодаль от машины. Кивнул им и включил ретаймер.

Постепенного перехода не было. Просто какой-то очередной квант времени,
реализуясь, продолжил мир уже без них. Для оставшихся хронокара вдруг не
стало, лишь воздух колыхнулся, заполняя возникшую пустоту; для Колина и
Юры не существовало больше ни поляны, ни людей. Время исчезло. Часы шли,
но они ничего не отсчитывали.
Колин усмехнулся про себя: "Исторического времени нет, и никто не может
сказать, в каком году мы сейчас находимся. Но физическое время - наше
собственное - не обмануть, оно есть, и пройдет еще немало часов, пока мы
вынырнем в эоцене.
Там почти наверняка лежат ресты - драгоценные, оставленные Сизовым. Вот
он ругался, когда вдруг увидел их в своем багажнике! Но это ничего.
А пока будем внимательнее следить за тем единственным, который только
что унес нас из исторического времени".
Колин медленно, по раз навсегда установленному порядку, читал показания
приборов. Иногда, когда стрелки устремлялись враздрай, слегка поворачивал
лимбы на пульте. Этим внешне и ограничивалось искусство управления
хронокаром, сущность же его заключалась в умении предвидеть все и
совершать необходимые действия хотя бы на полсекунды раньше, чем
произойдет еще один скачок плотности времени.
Колин покосился на барохрон, потом на Юру, не отрывавшего взгляда от
прибора. Нет, можно еще жить. И усилить темп, а?
Ну нет. Усилим темп - возрастет сопротивление субвремени, странной
среды, где господствуют неопределенность и вероятность. Так что потерпим.
Пока лучше отдохнуть: чем ближе к современности, тем больше возни. А пока
за приборами может последить Юра. Только следить, самому же не прикасаться
из боязни немедленной, беспощадной и ужасной расправы.
Колин так и сказал. Юра вздохнул.
Проснулся Колин сам; Юра уже занес руку, чтобы подергать его за плечо.
Курсовой хронатор только что получил сигнал маяка группы эоцена. Этот этап
прорыва кончался. "Мои ресты, - весело подумал Колин. - Подать их сюда!"
Розовый туман исчез так же мгновенно, как и наступил - никому еще не
удавалось уловить тот момент, в котором происходило это преобразование и
хронокар вновь возникал в историческом времени. Колин выключил ретаймер и
сладко потянулся.
Затем он влез в отделение ретаймера и потрогал ладонью рест. Горяч, но
еще не настолько, чтобы следовало бояться всерьез. Все-таки у них
колоссальный запас прочности. Затем Колин открыл дверцу и выбрался на
землю третичного периода.
Было раннее утро. Овальное солнце, потягиваясь, разминало лучи. Петька
спал в палатке, голые пятки торчали из-под синтетика. Юра стоял рядом и
глядел на пятки, во взгляде его было вдохновение. Он оглянулся в поисках
прутика, но прутика не было, и Юра присел и с наслаждением пощекотал пятки
мизинцем. Пятки втянулись, из дверцы в противоположном конце палатки
показалась голова.
- Где у тебя ресты?
- Какие?
- Такие, - сказал Юра. - Те самые ресты. Мои. Которые тебе оставил
Сизов.
- А он не оставлял, - сладко простонал Петька и закрыл глаза. - Он
торопился. Я погрузил контейнеры, и он отбыл. Будет через два дня с
лишним. А зачем вам ресты?
Колин посмотрел на Юру взглядом, хлестким, как плеть. Мальчишка стоял с
опущенной головой. Колин хотел кое-что сказать, но промолчал и только
сплюнул.
- Ладно, - сказал он затем, приведя мысли в порядок. - Проверьте все
батареи, как здесь с запасом энергии.
Он присел около Петькиной палатки, пока оба парня, кряхтя, лазили
вокруг оставшегося контейнера. Хорошее настроение исчезло, словно его
никогда и не было. Вообще, конечно, глупо - поверить так нелепо, на скорую
руку сконструированной фантазии относительно того, что Сизов найдет пакет
и оставит его Петьке. Наивно, конечно. С другой стороны, пробиваться к
Сизову надо было так или иначе. Так что горевать пока нечего. Вот если не
удастся пробиться...
- Ну долго там? - спросил он.
- У нас готово, - чуть испуганно, как показалось Колину, проговорил
Петька. Он подошел и остановился в нескольких шагах. - Слушай, парень мне
все объяснил. В общем, невесело, а?
- Да, - сказал Колин.
- Но, может быть, вы его еще поймаете...
- Ветра в поле.
- Да нет... Сизов будет брать два контейнера в миоценовой группе. Так
вот, там он наверняка наткнется на ресты.
- Понятно, - сказал Колин. Он оживился: ну, еще один этап они, может
быть, проскочат без приключений. А там, если Сизов и в самом деле полезет
в багажник... - Ты правда так думаешь? - строго спросил он. - Или только
утешаешь?
- Вот ей-богу, - ответил Петька.
- Тогда мы поехали. Позавтракаем в дороге.
- Давайте. Поезжайте поскорее. Буду ждать вас.
- А ты не спи, - сказал в ответ Колин. - Работай. Из глубокого минуса
данные есть, остановка за вами. Срок экспедиции истекает. Ну, удачной
работы!
- Счастливо! - откликнулся Петька.
Снова настала розовая тьма. Теперь Колин больше не думал о сне - за
рестом надо было следить, ни на миг не спуская глаз с барохронов.
Указатели давления времени, которые раньше казались неподвижными, теперь
плясали, отмечая флуктуации плотности. От этих явлений можно было ожидать
всяческих неприятностей.
Хронометр неторопливо отсчитывал физические секунды, минуты, часы.
Колин сидел; и ему казалось, что с каждым движением стрелки он все больше
тяжелеет, каменеет, превращается в инертное тело, которое даже посторонняя
сила не сразу сможет сдвинуть с места, пусть и при самой крайней
надобности. Сказывалось расхождение между напряжением нервов (его можно
было сравнить с состоянием средневекового узника, голова которого лежит на
плахе, и топор занесен, но все не опускается, хотя и может обрушиться в
любую минуту) и вынужденной неподвижностью мускулов всего тела, для
которого сейчас не было никакой работы - никакого способа снизить нервный
потенциал. Колин подумал, что руки у него, по сути дела, так же связаны,
как и у только что придуманного им узника. Да, невеселое положение...
- Сходи посмотри, как там рест, не очень нагрелся? - сказал Колин, хотя
термометр находился у него перед глазами. Ничего, пусть парень сделает
хоть несколько шагов, все-таки разомнется. Сам, и то устаешь, а новичку,
наверное, и вовсе невыносимо: ведь ощущения движения нет совсем, все тот
же розовый туман за бортом, и можно верить, глядя на приборы, что ты
перемещаешься, - ощущать этого нельзя, к этому долго не привыкают. -
Посмотри, равномерно ли греется, - сказал Колин вдогонку.
Юра вернулся через несколько минут; он был озабочен.
- Так я и думал, - сказал Колин. - У него одна сторона была сильнее
подношена.
- Надо охлаждать, - сказал Юра.
- Система охлаждения действует.
- Еще надо. Вручную. Возьму баллончик с азотом, буду обдувать по мере
надобности.
- Не лишено целесообразности, - пробормотал Колин. - Только там же не
то что сесть - стоять негде. В три погибели... Долго так не простоишь.
- Простою, - сказал Юра.
- Иди. Только не злоупотребляй.
- Понятно.
Парень торопливо ушел в корму. Смотри - пригодился и в самом деле. А
мысль неплоха. Свидетельствует о том, что начатки технического мышления у
него есть.
Снова потекло время. "В три погибели в этой жаре, - подумал Колин. -
Там каждая минута покажется часом... Если так, то, может быть, все-таки
чуть ускорить темп? Сэкономить эту минуту?
Он покачал головой: хорошо бы, конечно, но нарушать ритм, в котором
сейчас работает рест, нельзя. Именно это нарушение ритма может оказаться
роковым. Нет, до следующей группы придется дойти в этом же ритме.
"Инстинкт самосохранения, - недовольно подумал он. - Не главное ли
теперь добраться побыстрее, чтобы спасти тех, кто сейчас ожидает помощи,
кто бессилен предпринять хоть что-нибудь? Не стоит ли ради такой цели и
рискнуть собой?"
Нет, перебил он сам себя. Дело обстоит вовсе не так. Рискуя собой, он
рискует и теми людьми. И еще одним: результатами экспедиции. Тем, что
получил Арвэ с товарищами.
Может быть, никто из нас и не уцелеет. Но если при этом результаты
дойдут до современников, то погибнем мы не зря. А если не дойдут...
А результаты здесь. В этой машине. У него в кармане.
Риск был бы совершенно неоправданным.
"Терпи, парень! - подумал Колин, словно именно парень уговаривал его
увеличить темп. - Терпи. Дойдем и так".
Они дошли. Когда время вдруг окружило их, историческое время со всеми
своими камнями, жизнями и проблемами, Колин, чувствуя изнеможение, еще
несколько секунд не поднимал глаз от приборов, указатели которых медленно
возвращались на нулевые позиции. Дошли. Все-таки дошли... Он покосился на
парня; тот, согнувшись, пробирался к двери. Да, несладко ему пришлось,
очень несладко... И дышал он там всякой ерундой, тяжелый воздух в машине,
надо провентилировать...
Колин неуклюже вылез из машины, чувствуя, как затекло все тело. Столько
времени без движения! Юра и Тер-Акопян подошли, лица их были серьезны.
- Он не оставил, - сказал Юра едва слышно.
- Это очень скверно, знаешь ли, что не изобретена связь, - сказал Тер.
- Очень неудобно, знаешь ли. Вы бы мне сообщили, я забрал бы у него ресты,
и вам не пришлось бы ни о чем беспокоиться.
- Ничего себе беспокоиться, - сказал Колин. - Речь идет о жизни
людей...
Тер кивнул.
- Я знаю. Но что тут поделаешь? Если бы мои вздохи могли помочь, то и в
современности было бы слышно, как я вздыхаю. А так, я думаю, не стоит. Я
вот что сделаю: заберу свои батареи сколько смогу и отвезу туда, вниз.
- У тебя же хроноланг для средних уровней.
- Как будто я не понимаю, - сказал Тер. - Подумаешь, мезозой - тоже
средний уровень.
- Только в случае, если мы Сизова нигде не догоним, - сказал Колин. -
Ты сам увидишь, расчет времени тебе ясен.
Да, может статься, что нигде не догоним. Очень вероятно. Хотя это уже
размышления по части некрологов. Но раз такое предчувствие, что добром эта
история не кончится... На этот раз гнилой рест не выдержит. Обидно - ведь
больше двух третей пути пройдено.
Зато последняя стоит обеих первых. До сих пор было шоссе, а теперь
пойдет уж такой булыжник...
- Ладно, - сказал Колин и хлопнул Юру по спине. - Поехали, что ли? Надо
полагать, прорвемся. Все будет в порядке.
Юра кивнул, но на губах его уже не было улыбки, которая обязательно
появилась бы, будь это прежний Юра, Колин включил ретаймер осторожно,
опасаясь, как бы с рестом не случилось чего-нибудь уже в самый момент
старта. Медленно нарастил темп до обычного, а затем постарался вообще
забыть, что на свете существует регулятор темпа. Больше никакой смены
ритмов не будет до самого конца. Каким бы этот конец ни оказался.
Глаза привычно обегали приборные шкалы. Стрелка часов ползла
медленно-медленно... Указатели барохронов порывисто качались из стороны в
сторону: снаружи была уже история, и все больше в ней становилось
событий... Но рест держался. И Юра тоже держался там, в ретаймерном
отделении. Хоть бы оба выдержали!
Рест начал сдавать первым. Это произошло примерно еще через три часа.
Раздался легкий треск, и сразу же повторился. Колин лихорадочно завертел
рукоятки. Юра из ретаймерного прокричал:
- Сгорели две ячейки!
В его голосе слышался страх. Колин по-прежнему скользил взглядом по
приборам, одновременно прислушиваясь к обычно еле слышному гудению
ретаймера. Сейчас гудение сделалось громче, хотя только тренированное ухо
могло почувствовать разницу. Две ячейки - не так много. Но обольщаться
мыслью о благополучном завершении путешествия было уже трудно. Конечно,
осталось еще сто восемнадцать. Но недаром говорится: трудно лишь начало.
Оставшиеся ячейки напрягаются сильнее, им приходится принимать на себя
нагрузку выбывших. А это значит...
Раздался еще щелчок, стрелки приборов шатнулись в разные стороны.
Третья ячейка. Зажужжал компенсатор, по-новому распределяя нагрузку между
оставшимися. Колин услышал за спиной дыхание, потом Юра опустился в
соседнее кресло. Значит, не выдержал в одиночестве.
- Газ весь, - сказал Юра. - Охлаждать больше нечем.
Они обменялись взглядами, ни один не произнес больше ни слова. Говорить
было не о чем: не каяться же в грехах перед смертью...
Еще щелчок. Четвертая.
Колин взглянул на часы. Еще много времени... Исторического, в котором
надо подняться, и физического - тех секунд или часов, что должен выдержать
рест. Каждый щелчок может оказаться громким - и последним, потому что
оставшиеся ячейки способны сдать все разом. Нет, все-таки нельзя
перегружать их до такой степени.
Он протянул руку к регулятору темпа, который был им недавно забыт,
казалось, навсегда. Чуть убавил. Гудение стало тише. Но это, конечно, не
панацея. Сбавлять темп до бесконечности нельзя: тогда они если и дойдут,
то слишком поздно. И вообще, это палка о двух концах: ниже темп - больше
времени в пути, дольше будет под нагрузкой рест. Нет, теперь убавлять он
не станет.
Щелчок, щелчок, щелчок. Три щелчка. Нет, и это не помогает. Очевидно,
ячейки уже вырождаются. Что ж, ясно, по крайней мере, где граница их
выносливости при разумной эксплуатации. И то неплохо. Но до современности
им не добраться...
Он покосился на Юру. Парень сидел в кресле, уронив руки, закинув
голову, глаза были закрыты, он тяжело дышал. Ну вот, этого еще не хватало.
- Что с тобой?
Юра после паузы ответил:
- Нехорошо...
Голос был едва слышен. Ну понятно - столько времени проторчать там, у
ретаймера, дышать азотом, да еще такое нервное напряжение. Парень молодой,
неопытный... Только что с ним делать?
- Дать что нибудь? Погоди, я сейчас.
"Что же ему дать? Я даже не знаю, что с ним".
- Нет... Колин, мне не выдержать...
- Ерунда.
- Не выдержу... Хоть несколько минут полежать на траве...
Трава. Где ее взять?
- Дотерпи. Не дотерпишь?
- Нет. Дышать нечем...
Воздух и в самом деле был никуда не годным. Да и жара... Скоро
плейстоцен, последняя разрешенная станция. Там сейчас никого нет, но
станция, как всегда, готова к приему хроногаторов. Кстати, дать остыть
ресту, осмотреть его да и всю машину. Больше остановок не будет до самой
современности: скоро уже начнется эпоха людей, в которой останавливаться
запрещено, да и подготовленных площадок там, естественно, нет...
Колин невольно вздрогнул: раздались еще два щелчка. Сколько это уже в
сумме?.. Юра раскрыл рот, чтобы что-то сказать, по Колин опередил его.
- Вот он, - сказал Колин. - Маяк стоянки.
Сигнальное устройство заливалось яростным звоном.
- Включаю автоматику выхода...
Цифры исторического времени перестали мелькать на счетчиках. Розовая
мгла сгущалась. Хронаторы мерно пощелкивали, голубой свет приборов играл
на блестящей рукоятке регулятора темпа. Небольшая, но все же отсрочка.
Пусть отлежится парень и остынет рест...
Хронокар выпрыгнул из субвремени. Вечерело. Стояла палатка, немного не
такая, как в их экспедиции, но тоже современная, рядом стоял закрытый ящик
с одной батареей. Это и была стоянка хронокаров в плейстоцене, последняя
перед современностью, перед финишем в стартовом зале института. Об этом
финише Колин подумал сейчас как о событии далеком и невероятном.
Он помог Юре выбраться из машины и улечься на траву около палатки.
- Полежи, - сказал он, - отдышись. Это и с другими бывает, а я пока
займусь рестом.
- Будь машина полегче... - пробормотал Юра.
- Ну мало ли что. В общем, лежи.
Колин полез в ретаймерное отделение и, стараясь уместиться там, снова
подумал, что в такой обстановке кому угодно сделалось бы не по себе. Минут
пять, а может быть, и все десять он просидел, ничего не делая, просто
глядя на рест - вернее, на то, что еще оставалось от него. В конце концов
все зависело от точки зрения. Если исходить из общепринятых положений, то
на таком ресте хронировать нельзя. Но, принимая во внимание конкретную
ситуацию... все-таки осталось еще куда больше ячеек, чем сгорело. Что ж,
посмотрим.
Он долго пристраивал дефектоскопическое устройство, захваченное из
кабины. Затем, не отрывая глаз от экрана, начал медленно передвигать
прибор от одной ячейки к другой. В однородной массе уцелевших ячеек
виднелись светлые прожилки. Монолитность нарушена, но, может быть, это еще
не вырождение?
Колин пустил в ход тестер. Это была долгая история - подключиться к
каждой ячейке и дать стандартное напряжение для проверки. Наконец он
справился и с этим. Каждая в отдельности, ячейки выдержали. Но ведь теперь
при работе им приходится находиться под напряжением выше стандартного.
- Юра! - позвал Колин, вылезая. - Юра! - крикнул он громче. - Ты где? -
И ощущая знакомое чувство гнева: - Что за безобразие!
Он обошел хронокар. Низкая, жесткая трава окружала машину. Никаких
следов мальчишки. Колин позвал еще несколько раз - ответа не было, зов
отражался от недалекого дубового леска и возвращался к крикнувшему
ослабленным и искаженным.
Колин заглянул в кабину. Может быть, уснул в кресле? Времени оставалось
все меньше, искать было некогда. Но и кабина была пуста. Листок бумаги
белел на кресло водителя, сумеречный свет, проникая сквозь ситалловый
купол кабины, затемнялся пробегавшими облачками, и в такие мгновения в
кабине наставал вечер и вспыхивали плафоны. Вспыхнули они и сейчас, и
Колину показалось, что бумага шевелится. Он торопливо схватил листок.
Размашистые буквы убегали вверх. "Прости меня, я немного схитрил.
Чувствую себя хорошо, но машина перегружена. Помочь тебе ничем не смогу,
только помешаю. Я буду ждать здесь, взял в запас одну батарею. Торопись.
Удачи!"
Подписи не было, да и зачем она? Одна батарея - это на сутки. А если
все-таки задержка? Если что-нибудь? Чертов мальчишка! Не для того же его
увезли оттуда, чтобы бросить в пути!
Колин кричал еще минут десять, пока не охрип. Он приказывал и умолял.
Мальчишка выдержал характер - не показался, хотя Колин чувствовал, что
парень где-то поблизости, да он и не мог уйти далеко. Однако искать его
бессмысленно, это яснее ясного. Колин выкинул на траву еще одну батарею.
Последнюю. Конечно, это не гарантия спасения. Но кому из нас спасение
гарантировано? Никому. Вот результаты экспедиции - ее отчет, хотя бы в том
виде, в каком он существовал сейчас, - должны быть спасены во что бы то ни
стало.

Рест сгорел окончательно, когда плотность времени была ужо очень близка
к современной. Хорошо, что существовала аварийная автоматика. Она не
подвела, и хронокар вынырнул из субвремени неизвестно где.
Выход прошел плохо. Что-то лязгало и скрежетало. Машину сильно тряхнуло
раз, другой. Потом все стихло. Сквозь купол в кабину хронокара вошла
темнота. Очевидно, была ночь. Пахло паленым пластиком. Итак, он все-таки
сгорел. Сказалось вырождение ячеек. Немного не дотянул. Жаль! Интересно,
что это за эпоха? По счетчикам уже не понять - дистанция до современности
слишком невелика. Ясно, что тут обитаемое время. Населенное людьми.
В каком состоянии машина? Окончательно ли безнадежен рест, или
автоматика, как это бывает, чуть поторопилась? Все это можно установить
сейчас, но нужен большой свет. За куполом, ночь. Зажигать прожектор
опасно. И так уже нарушено основное правило - сделана остановка в
обитаемой эпохе. В момент, когда рест залился дробной очередью щелчков -
ячейки полетели подряд, - Колин даже не успел подумать, что нарушит
правила. Он просто сохранил неподвижность и позволил автомату спасти
машину, это произошло без участия рассудка. Тем более следовало думать
теперь. Нет ли опасности привлечь внимание людей? Что здесь, лес или
город? Все равно люди могут оказаться рядом. Они увидят. Что произойдет?
Царит тишина. По-видимому, тут сейчас нет войны. Правильно? Очевидно,
да. С первого взгляда странно: в прошлом всегда происходили войны. Ну да,
не все они были мировыми. Значит, находились места, где войн в данный
момент не было. Вот и тут, сейчас.
А когда - сейчас? Масштаб минус-хронистов тут неприменим. Что такое
сотня-другая лет в любой геологической эпохе? Их там просто не различишь,
эти столетия, они похожи, как близнецы, никто не считал их, никто не
нумеровал. А в обитаемом времени сто, даже десять, а порой и один год
имеет значение. Один день. Но историческая наука, к сожалению, редко
достигает точности в один день. И вот приходится сидеть и гадать.
Колин явственно представил, как наутро - а если он тут начнет возиться,
то и сейчас - вокруг машины соберется целая толпа угрюмых предков. В
памяти возникли какие-то звериные шкуры, длиннополые кафтаны, ряды
блестящих пуговиц - не вспомнить было, что к каким векам относится. Пусть
хотя бы кафтаны. Толпа в кафтанах будет все увеличиваться и, преодолевая
страх, придвигаться все ближе. Первый камень ударится о ситалл купола, как
тяжелая капля из грозовой тучи. Конечно, с материалами такой прочности,
как ситаллы или бездислокационные металлы, предкам встречаться не
приходилось. Однако они припишут эту прочность козням того очередного
дьявола, которому в эту эпоху поклоняются. Обложат машину чем-нибудь
горючим и зажгут. Или привезут артиллерийские орудия, если уже успели
изобрести их. Недаром есть правило: в обитаемом минусе не останавливаться.
Буде же такая остановка произойдет... Но об этом позже. А пока надо выйти
из машины. Найти здания. Или другие следы деятельности человека. Машины,
возделанные поля и прочее. И по ним установить эпоху. Например,
самодвижущийся экипаж - это уже второе тысячелетие того, что в прошлом
называлось нашей эрой. И даже точнее: вторая половина этого тысячелетия.
Кажется, даже последняя четверть? Сооружения из бетона - тоже последняя
четверть. Но сооружения из бетона воздвигались еще и в начале третьего
тысячелетия. Жаль, что плохо припоминается история. Жаль! Но кто же в
нормальной обстановке думает о том, что может наступить момент, когда
жизнь людей будет зависеть от того, насколько хорошо (или плохо) кто-то из
них знает историю?
Можно встретить человека и пытаться определить эпоху по его одежде.
Однако, даже если помнить все точно, запутаться тут еще легче. Грань между
короткими и длинными штанами или между штанами и отсутствием их примерно
(в масштабе столетий) провести еще можно. Но ориентироваться в
десятилетиях на основании широких или узких штанов кажется уже совершенно
невозможным. Тем более что они менялись не один раз. А ведь сейчас важны
именно десятилетия. Сейчас ночь. Ждать рассвета нельзя, потому что
существует второе правило, гласящее: буде остановка в обитаемом минусе все
же произойдет...
Колин вторично отогнал мысль об этом правиле. Успеется об этом. Пока
ясно лишь, что способ ориентации по конкретным образчикам материальной
культуры в данном случае не годится.
Последние столетия характеризуются развитой связью. Правда, принципы ее
менялись. Но и это само по себе может служить для ориентации. Если же
удастся включиться в эту связь, то можно будет, если повезет, установить
время с точностью даже и до года. Если же связи не будет, это тоже
послужит признаком...
Просто, как все гениальное. Колин протянул руку к вмонтированному в
пульт мим-приемнику. Сейчас он включит. И вдруг из динамика донесется
голос. Нормальный человеческий голос!
Колин включил приемник осторожным движением. Шкала осветилась. Колин
включил автонастройку. Бегунок медленно поехал по шкале. Он
беспрепятственно добрался до ограничителя, переключился и поехал обратно.
Опять до самого конца - и ни звука, только едва слышный собственный шум,
фоновый шорох приемника. Плохо. Колин ждал. Приемник переключился на
соседний диапазон. Проскользил до конца. Щелчок - переключение диапазона.
Бегунок поплыл. Ничего...
И вдруг он остановился. Замер. Приемник заворчал. Бегунок закачался
туда-сюда, туда-сюда, с каждым разом уменьшая амплитуду колебания. Наконец
он застыл. Приемник гудел. Передача? Передача в мим-поле?
Колин закрыл лицо ладонями. Попытался не думать ни о чем, только
слушать. Высокое гудение. Никакой модуляции. Равномерное, непрерывное. Это
не передача. В какой-то лаборатории уже генерируется мим-поле, но люди еще
не знают об этом.
Он вновь тронул кнопку автонастройки. Приемник в том же неторопливом
ритме прощелкал остальными диапазонами. Ничего! Тогда Колин вернулся к
гудящей частоте. Под гудение было приятней думать.
Итак, ориентиры уже есть. Человечество еще не знает мим-поля. Значит,
до современности еще самое малое семьдесят пять лет. Полный простор для
второго правила! Хотя... в конце концов, какие-то ориентиры все-таки
найдены: хронокар вынырнул из субвремени не ниже чем... ну, скажем, чем за
триста, и не выше чем за семьдесят пять лет до современности. Особой
разницы между этими числами нет. Во всяком случае, в одном отношении - в
отношении ремонта хронокара и возвращения в современность. Потому что ни
триста, ни даже семьдесят пять лет назад человечество еще ничего не знало
о возможности хроногации. Правда, семьдесят пять лет назад уже подбирались
к принципиальным положениям. Но от этого до конкретных деталей, до
готового реста еще очень далеко.
И вывод: рассчитывать можно лишь на самого себя.
Вот так порой оборачивается минус.
Какая была бы благодать, если бы он возвращался не из минуса, а из
плюса. Из будущего, а не из прошлого. Триста или семьдесят пять лет не
"до", а "после" современности - пустяк! Вам нужен запасной рест? Что вы, к
чему вам эта старая машина? Оставьте ее нам для музея, возьмите нашу, не
стоит благодарности, счастливого кути... Вот так, наверное, выглядело бы
это, потерпи Колин аварию при возвращении из плюса. Наверное, именно так.
Наверное, потому что в плюс-времени никто еще не бывал. Не получается.
По-видимому, там действуют какие-то иные физические закономерности. Нужна
другая техника. Не все равно - нырять в воду или подниматься в воздух. И
овладевают этими направлениями неодновременно и по-разному.
Плюс-время, будущее - пока мечта. Мы идем туда потихоньку. День за
день, час за час. Потому что этот день и этот час уходят на создание этого
самого будущего.
Жаль, конечно, но потомки из плюс-времени сидят там, у себя, и о тебе
не думают. А вот если бы подумали, то сразу, в два счета, выдернули бы
отсюда, спасли из беды.
А пока, если только ты не хочешь вспомнить до конца второе правило,
если только ты еще думаешь о спасении товарищей - а ты не можешь не
думать, - постарайся помочь самому себе.
Для этого еще раз изменим направление мыслей. Забудем о плюс-времени,
забудем об ориентации. Сейчас настала пора взвесить и продумать все шансы.
"За" и "против". В первую очередь - "за".
Итак, сначала собственные возможности. Колин продумал их тщательно:
во-первых, потому, что думать вообще следует без спешки и тщательно;
во-вторых, потому, что их было мало.
Исправить ретаймер? Без нового реста невозможно.
Выбросить маяк? Можно, если бы был маяк. Но все они работают в
экспедиции, там они куда нужнее.
Вот и все собственные ресурсы. Связи, как известно, в хроногации нет.
Не найден способ. Может быть, со временем найдут, после нас. Хроноланг -
вот он, лежит. Но использовать его нельзя. Это компактный аппарат для
хронирования одного человека. Но ради этой самой компактности пришлось,
увы, пожертвовать универсальностью. Хроноланг действует при плотности
времени не ниже пятнадцати тэ аш. Иными словами, за зоной последней
станции он уже не годится. Для того и устроена станция, чтобы на ней
хронолангисты могли дождаться машин.
А какие есть возможности несобственные? Попросту говоря, на какую
помощь и на чью ты можешь рассчитывать?
Да ни на чью и ни на какую. Из твоих современников никто не знает, где
ты, и не станет искать тебя здесь. Потомки о тебе не знают. А от людей,
живущих в этом времени, помощи тебе не дождаться: они и не поймут, и не
сумеют.
Так что на чудеса рассчитывать не приходится. Что же остается? Остается
второе правило.
Второе правило гласит: если остановка, вот эта самая, все же
произойдет, то... Как это там было? "Минус-хронист обязан принять все
меры, включая самые крайние, для того чтобы его появление осталось не
замеченным или не разгаданным обитателями этого времени".
Коротко и ясно.
Колин откинулся в кресле и начал тихонько насвистывать. Не реквием,
конечно, но веселой эту мелодию тоже никто не назвал бы.
Крайние меры - это значит исчезнуть. Дехронизироваться вместе с машиной
и со всем, что в ней находится. Отвести предохранитель, закрыть глаза и
выключить экраны.
Чего мы боимся? Что, появившись в их времени, как-то нарушим ход
истории, цепь причин и следствий? Но история носит, кроме всего прочего,
вероятностный характер. А мое появление здесь - крохотная случайность,
таким не под силу поколебать развитие исторического процесса. История
ничего и не почувствует. А если даже чуть выйдет из берегов, то очень
быстро войдет в свое русло.
Колин взглянул на шкалу барохрона. На счетчик исторического времени. На
мим-приемник. Не возразит ли кто? Но приборы безразлично отблескивали. Они
не боялись смерти.
Нет, конечно, дело не в том, что ты поломаешь или нечаянно убьешь
что-то или кого-то и от этого история пойдет по другому пути. Мы опасаемся
не этого. Но вот если ты встретишься здесь с человеком и он догадается,
кто ты и откуда, - это не исключено, - то начнет расспрашивать. И ты
будешь ему отвечать - потому что предоставлять неверную информацию о чем
бы то ни было в твое время уже не умеют. Считают недостойным. Раньше был
даже такой специальный глагол для названия этого. Он давно забыт.
Ты начнешь рассказывать, а человек - понимать, что не каждый путь,
каким идут сегодня, приведет куда-то, все равно - в науке ли, в технике, в
искусстве... А ведь каждому хочется делать то, что понадобится завтра, и
никому неохота заниматься тем, что потомки забудут навсегда.
Но иначе не бывает. Даже то, что завтра покажется ненужным, с точки
зрения сегодняшнего дня правильно и необходимо. Ты прилетишь в мезолит и
покажешь прекрасное стальное лезвие. И может быть, умельцу, обивающему
кремень, станет обидно: он-то старается, а потом это выбросят, забудут...
Но если он бросит свою работу, человеку никогда не дойти до стальных
лезвий. Поэтому не надо волновать его зря. Не надо, чтобы он чувствовал
свою вынужденную ограниченность. И поэтому встречаться с ним тебе не
следует. И если будущее человечества - вечный мир, это не значит, что
можно бросить оружие раньше времени. Но если ты выскажешь свое
отношение...
Одним словом, второе правило справедливо.

Надо умирать; ничего не поделаешь.
Когда?
Сейчас, пока темно, пока тебя не заметили.
Хорошо.
Хорошо, пусть будет так. Я сделаю это. Но мне нужно хоть немного
времени, чтобы приготовиться. Успокоиться. Как-никак умирать приходится не
каждый день. Это не может войти в привычку.
Человеку, готовящемуся к смерти, не остается ничего другого, как думать
о жизни. Вроде бы все в ней было так, как надо. Люди ни в чем не смогут
упрекнуть тебя. Жил, как того требовала жизнь. Честно служил своему делу,
ставя его превыше всего. И умер, потому что так нужно было сделать в этих
условиях.
Можно быть спокойным...
Обстановка располагала к спокойствию. Была тишина, только гудели едва
слышно энергетические экраны, пока еще охранявшие машину и самого Колина
от дехронизации.
Ладно.
Он протянул руку и отвел предохранитель главного выключателя. Ну вот и
все приготовления. Теперь только нажать от себя...
А как же те, кто остался в глубоком минусе? Как же мальчишка, который
сбежал и ждет помощи на последней станции?
И мало того. То, что оправдало бы, может быть, гибель всех нас -
результаты экспедиции - покоится у тебя в кармане и исчезнет вместе с
тобой.
Сейчас поступить по инструкции - будет означать просто, что ты убежишь
первым.
Слишком легкий выход.
"К черту инструкцию! - с облегчением подумал Колин. - Еще не вечер! Еще
есть время. Хотя бы для того, чтобы сидеть здесь и сдаться последним, а не
первым.
Надо дождаться рассвета. Дождаться. И посмотреть: а может быть, есть
еще надежда? Может быть, уцелеют хотя бы пленки Арвэ?
Решено: ждем. Может быть, никто здесь меня и не..."
Колин оглянулся. За прозрачным куполом было темно в тихо.
Но тебе не кажется, что в одном месте - вот тут - эта темнота еще
темнее?
Он вгляделся. И увидел, как из черноты протянулась рука. Он ясно
различил все пять пальцев, странно согнутых. Вот костяшки пальцев
коснулись купола. Белые пальцы на черном фоне. И раздался стук.
Сердце билось бешено. Колин сидел, пригнувшись, подобрав ноги.
Он все-таки оказался здесь, человек. Набрел. Дехронизация отменяется,
пока он не отойдет на достаточное расстояние. Лучше всего будет, если
человек уйдет совсем.
Но это от Колина не зависит. Что предпринять? Сидеть, не подавая
никаких признаков жизни? Снаружи тот ничего не разглядит: в машине темно,
выключена даже подсветка приборов.
Итак, переждать, пока ему не надоест стучать. Он уйдет своей дорогой, и
можно будет делать свое дело.
Стук повторился.
Но если он уйдет и приведет других? Если эти другие далеко - беда
невелика: когда они подоспеют, Колина уже не будет. А если они рядом и их
пока просто не разглядеть?
Когда-то такая ситуация уже была. Только снаружи вместо человека
топтался ящер. Тогда Колин вышел. Но с ящером разговор был краток.
Впоследствии палеозоологи с удовольствием занимались его анатомией. То был
ящер, не человек.
Да, переделка ничего себе: час от часу хуже. Но вроде бы так дожидаться
не совсем в твоих привычках.
Колин решительно встал. Медленно прошел по кабине. Помедлил секунду - и
нажал на ручку двери.
Он вышел. Вокруг был лес. Послышался хруст шагов. Стучавший, видимо,
обходил машину. Предрассветная мгла начала проясняться. Колин пошел
навстречу человеку.
Обходя машину спереди, он окинул взглядом уже проступивший из тьмы
корпус хронокара. Это был профессиональный интерес: как удалось вынырнуть
из субвремени в таком густом лесу? Н-да, этим особо не похвалишься. Левый
хронатор - вдребезги. Деформирован большой виток темп-антенны. Вмятина в
корпусе почти рядом с выходом энергетического экрана. Проклятые деревья!
Разглядывать повреждения дальше стало уже некогда. Предок вышел из-за
левого борта. Он подходил медленно, остановился, вглядываясь, и Колин тоже
стал вглядываться в него.
Человек казался неуклюжим. Он стоял, широко расставив ноги, и молчал.
Наверное, ему показалась необычной тонкая фигура в отблескивающем защитном
костюме, с широким, охватывающим голову обручем индивидуального
энергетического экрана. Впрочем, если человек и удивился, то, во всяком
случае, не испугался. Он не отступил, не сделал ни одного движения,
которое можно было бы принять за признак страха или хотя бы за ритуальный
жест, какой, помнится, в прошлом полагалось делать при встрече с чем-то
необычным: не поднял рук к небу, не дотронулся до лба и плеч, не принял
даже оборонительной позы. Он просто сделал шаг вперед, и теперь Колин, в
свою очередь, смог рассмотреть его как следует.
Тяжелая одежда; очевидно, без подогрева. Интересно все-таки, смогу я
определить эпоху? Нет, безнадежно. Ясно, например, что штаны есть. Но
короткие они или длинные - не разобрать, потому что на ногах у человека, к
сожалению, сапоги до бедер. А такие носили с незапамятных времен и чуть ли
не до вчерашнего дня. Да и в минус-экспедиции было что-то подобное,
только, конечно, из другого материала. За спиной висит оружие. Кажется,
еще огнестрельное, поражавшее пулями. Так... Сейчас он заговорит. Как
важно...
- Извините, я вас разбудил, - сказал человек и улыбнулся. Зубы его
блеснули в полумраке.
Колин наморщил лоб. Слова можно было понять: хотя они показались очень
длинными, корни их были общими с языком современности. Это, пожалуй,
удача...
И нападать предок как будто не собирается. Тем лучше. Он ничего не
подозревает. Теперь надо только вести себя так, чтобы наткнувшийся на
хронокар человек и в дальнейшем не узнал истины, чтобы у него вообще не
возникло никаких подозрений. А для этого - не позволять ему опомниться.
Сразу занять чем-нибудь. И самому осмотреть ретаймер.
- Значит, спали, - снова сказал человек. - Я вас не стану больше
тревожить. Расположился здесь, по соседству, но оказалось, что огня нет -
то ли потерял спички, то ли дома забыл...
- Нет, - проговорил Колин, - я не спал. Вздремнул немного. Так и думал,
что кто-нибудь подойдет. Мне нужна помощь. А огонь я вам дам.
Он достал из кармана батарейку, нажал контакт. Неяркий венчик плазмы
возник над электродом.
- Зажигалка интересная, - сказал человек, прикуривая. С удовольствием
затянулся. - Иностранец?
- Как?
- Ну, турист? Путешественник?
- Пожалуй, так, - согласился Колин.
- Понятно, - проговорил человек и взглянул почему-то вверх. - Машина
любопытная, мне такие не встречались. Издалека?
- А... да, довольно издалека. (Так правильно?) Так вы сможете мне
помочь?
- Почему же нет? Пожалуйста... А в чем дело?
Он снял с плеча оружие, прислонил к дереву.
- Вот, - сказал Колин, указывая на виток. - Видите эту дугу? Помялась.
Надо выпрямить.
- Инструмент у вас есть? - спросил предок. Он разложил свое верхнее
одеяние возле хронокара. - Давайте...
"Хорошо, - подумал Колин. - Пока работает, он ни о чем не спросит. Хотя
бы о том, как я попал сюда, в чащу леса, без дороги, на такой неуклюжей
машине... Или откуда попал... Значит, можно браться за ретаймер".
Он начал осмотр с внешних выходов. Так, здесь все в порядке. Ну,
перейдем к главному...
В ретаймерном отделении было тепло. Колин протянул руку и сразу нащупал
рест. Он уже не обжигал, хотя был еще сильно нагрет. Колин стал слегка
прикасаться пальцами к ячейкам. Они осыпались под самым легким нажимом -
слышно было, как крупинки вещества падали на пол. Да, сгорел. Мир праху
его, сказал бы Сизов.
Странно: это было ясно заранее, и все же только сейчас Колина охватил
ужас. Такой сильный, что Колин замер в оцепенении. Но опомнился, услышав
легкое покашливание. Он поднялся и вышел из машины, стараясь выглядеть как
можно безмятежнее.
- Ну, это я сделал, - сказал предок. - Подручными средствами, как
говорят. Готово... - Речь его странно замедлилась, он смотрел в одну
точку, смотрел не отрываясь.
Колин проследил за направлением его взгляда и почувствовал, как
холодеет спина: сквозь блестящий титановый щиток хронокара проросла
былинка. Она уже была здесь, когда хронокар выходил из субвремени, и
что-то в нужный момент не сработало в уравнителе пространства-времени;
щиток не примял былинку, а заключил ее в себя - слабый стебелек пронзил
металл, словно сверхтвердое острие... Колин почувствовал, что краснеет, но
предок все смотрел на былинку. Сейчас спросит. Опередить его...
- Кстати, кто вы? - спросил Колин. - Работаете здесь?
- Нет. Иногда приезжаю отдыхать.
- А чем вы занимаетесь, когда не отдыхаете?
Кажется, предок взглянул на Колина с некоторым подозрением. Ответил он
не сразу.
- Работаю... в одном учреждении.
- В какой области науки?
- В ящике.
Колин не понял, но решил не переспрашивать. Очевидно, у них не принято
говорить на эту тему. У всякой эпохи свои обычаи. Надо быть внимательнее.
- Да, - сказал Колин. - Здесь вы отдыхаете... ("Если бы он тут не
болтался, как знать - может, я и проскочил бы, не было бы этого уплотнения
времени, на котором сгорел рест. И сидеть бы мне сейчас в стартовом зале
Института Хроногации и Физики Времени...) Наши, возвращаясь из звездных
экспедиций, тоже любят пожить в лесу. Кстати, что слышно о последней
звездной?
Колин выжидательно посмотрел на человека из прошлого. Тот не менее
внимательно глядел на Колина, в глазах его было что-то... Неужели в этой
эпохе еще не было звездных экспедиций? Когда же они начались, черт...
Человек шагнул к нему, и Колин напрягся, чувствуя, что сейчас что-то
произойдет.
- Знаете что? - сказал человек. - Давайте начистоту. Я ведь не
ребенок... и вы меня не убедите в том, что на такой машине смогли заехать
в чащу леса, куда я и пешком-то еле пробираюсь.
- Я по воздуху, - безмятежно промолвил Колин. - Вы, наверное, еще не
слышали - сейчас уже изобретены машины, которые передвигаются по воздуху.
Как птицы. Вы воздушный-то шар видели? Ну, а это совсем другое, но тоже
летают. Есть машины с крыльями, ну, а вот моя - без крыльев.
- Согласен, - предок чуть улыбнулся. - Ваша машина сошла бы за
вертолет... будь у нее винт. Или у вас реактивный двигатель? Откровенно
говоря, не очень-то похоже: здесь все вокруг было бы выжжено. Да и как это
вы ухитрились опуститься сквозь сомкнутые кроны, не задев ни одной
веточки?
Он снова взглянул наверх и опять перевел взгляд на Колина.
"Вот несчастье, - подумал Колин, - вот знаток на мою голову... Я не
умею искажать информацию, и не удивительно, что я все время попадаю
впросак. И сколько раз еще попаду! Рассказать ему, что ли, все?
А правила?
Так что ж, что правила; все равно мне деваться некуда. Да и человек
этот, кажется, не из тех, кто сразу же впадает в истерику, едва услышав,
что где-то люди живут иначе. Нет, он определенно не из тех. Рассказать?"
- Расскажите-ка все, - сказал предок. - Я тут строю всякие
предположения, но они выходят очень уж фантастичными. А мне фантастика в
выводах противопоказана.
- Ну что ж, - вздохнул Колин, набирая полную грудь воздуха.
Он рассказывал недолго. Когда кончил, предок усмехнулся и повертел
головой.
- Да... Но придется согласиться: убедительно.
Затем он нахмурился.
- Я чувствую себя виноватым: выходит, не раскинь я здесь свой лагерь,
вы благополучно проскочили бы в ваше время?
- Возможно, - согласился Колин. - Но наша судьба - подчас спотыкаться
там, где располагались предки. Это не ваша вина.
- Очень хочется вам помочь. Вы меня, конечно, изумили порядком. Но в
принципе история знает вещи, которые на первый взгляд казались еще менее
вероятными. Давайте подумаем, как вам выпутаться. Вы не покажете эту вашу
деталь?
- Рест ретаймера? Пожалуйста...
Все это ерунда. Эпоха не ясна, но, во всяком случае, столетие не наше.
И даже не прошлое. И, значит, в ресте он разбирается, как... как...
Но сравнения навертывались только обидные, и Колину не захотелось
употреблять их даже мысленно.
Он осторожно вынес рест из машины - возня с зажимами отняла немало
времени - и положил на землю, усыпанную сухими сосновыми иглами.
- Вот, - сказал он. - Это сгорело. Остались считанные ячейки. Видите -
одна, две, три... семнадцать. Из ста двадцати. Остальные - пепел. Дать мне
новые ячейки - если не рест целиком - вы, к сожалению, не можете. А иного
пути нет.
Предок молчал, размышляя. Затем медленно проговорил:
- А больше таких обломков у вас не сохранилось?
Колин удивился.
- Один лежит в багажнике. Но там уцелело еще меньше...
- А если отремонтировать?
- Что вы имеете в виду?
- Ну те, уцелевшие, переместить сюда. Вы что, не понимаете, что ли?
Ремонтировать: взять два сгоревших реста и пытаться сделать из них один
новый. Очевидно, этим предкам приходится туго с техникой. А идея
остроумна; только, к сожалению, бесполезна.
А впрочем, почему бы и нет? На тридцати ячейках, понятно, не уедешь. Но
если взять их еще из маленького реста в хроноланге - там их еще тридцать,
- то уже можно рассчитывать... нет, не на то, чтобы спастись самому и
догнать Сизова. Но хотя бы на то, что машина - пусть лишь скелет машины -
доползет до института и доставит письмо и пленки.
- Вы молодец, - сказал Колин. - Знаете, мне это не пришло бы в голову,
у нас ремонт - нечто иное. Что же, поработаем.
Да, раз уж маскировка не помогла, раз этот предок знает, кто ты и
откуда, надо держаться до самого конца. Предки должны быть высокого мнения
о потомках, о людях будущего. Такой человек здесь в особом положении.
Своего рода пророк, хотя бы он и не старался становиться в позу. Пока это,
кажется, удавалось. И, во всяком случае, удалиться надо будет с библейским
величием - когда придет к концу энергия экранов. Чтобы предок не подумал,
что ты просто гибнешь. Пусть думает, что спасаешься. Зачем предкам знать,
что ну нас - бывает - гибнут люди.
Он вынес второй рест и инструменты. Спокойно взглянул на часы. Человек
из прошлого засучил рукава: наверное, это по ритуалу полагалось делать
перед тем, как приступить к работе. Потом Колин незаметно забыл о времени.
Ячейка за ячейкой покидали раму реста, сожженного Юрой, и занимали место
по соседству с уцелевшими семнадцатью. Ну что ж, даже увлекательно... Тихо
пощелкивал выключатель батарейки, в возникавшем пламени мгновенно
сваривались с трудом различимые глазом проводнички. Пепел от сгоревших
ячеек падал на землю и, вспыхивая мгновенными, неслышными искорками,
исчезал. "Модель моей судьбы, - мельком подумал Колин. - Модель гибели. Но
что возможно, я сделаю".
Через час привинченный рест стоял на месте. Все выглядело бы совсем
благополучно, если бы не шестьдесят ячеек вместо ста двадцати. Предок,
подняв брови, покачивал головой - то ли сомневаясь, то ли удивляясь
степени риска, на который надо было идти, то ли осуждая - уж не самого ли
себя? Колин медленно собрал инструменты, тщательно уложил их в
соответствующую секцию багажника, обстоятельно, очень обстоятельно
проверил, хорошо ли защелкнулся замок секции. Потом он решил, что надо
проверить и остальные секции. Он проверял их медленно-медленно...
Потом прикинул: что еще можно будет выкинуть из машины, которая уйдет в
современность одна, без человека? Оказалось, что в хронокаре очень много
оборудования, ставшего вдруг лишним. Вся климатическая система, например,
баллоны с кислородом, кресла, мало ли что еще.
Как знать - может быть, машина и дойдет. И донесет то, что будет ей
поручено. Теперь осталось только написать письмо, положить его вместе с
пленками Арвэ на пульт, включить автоматику дрейфа и выскочить из машины.
Самое тяжелое будет - выскочить. Не поддаться искушению остаться в ней.
Потому что лишних семьдесят килограммов нагрузки приведут к тому, что рест
сгорит на первых же секундах пути. Не останется даже той минимальной
мощности, необходимой, чтобы спастись, выскочив из субвремени.
Ничего, с этим он справится.
Он вышел из машины. Было совсем светло, но солнце еще не поднялось над
деревьями. Предок стоял, прислонившись к стволу, и насвистывал что-то
задумчивое.
- Спасибо, - сказал Колин предку. - Вы мне очень помогли.
Предок отвел глаза в сторону и промолчал. Наверное, он тоже не до конца
верил в отремонтированный рест. Пели птицы. Предок вздохнул.
- Ладно, - сказал Колин. - Давайте посидим немного, отдохнем... - Он
чувствовал, что ему нужны несколько минут покоя. - Я бы пригласил вас в
машину, там неплохо, но вы, к сожалению, не можете существовать там - в
ней течет наше время, а у вас нет защиты от него. - Он извиняюще
улыбнулся. - А потом мне снова потребуется ваша помощь: придется выгрузить
кое-что.
Предок кивнул.
- Посидим, - сказал он. - Может, разложим костер?
- Костер? Это будет славно...
Древний огонь - простое открытое пламя, - возникнув над электродом
колинской батарейки, охватил ветки; Колин устремил взгляд на огонь.
Человек уселся, стал подкладывать сучья.
- Чайку вскипятить, что ли, - сказал он. - Или вы не откажетесь - у
меня тут есть... А может, у вас но принято?
Колин не услышал его. Костер разгорался все ярче. Странно: ночью в
машине Колин думал о костре, но совсем о другом - о враждебном,
угрожающем... Наши представления о прошлом, решил Колин, в значительной
мере не опираются на опыт, а проистекают из легенд, нами же созданных. А
может быть, неправильно, что мы не бываем в обитаемом минусе? Это нужно,
нужно - погрузиться порой в прошлое. Даже не для того, чтобы встретиться с
его обитателями и заинтересовать их рассказом о будущем, которое,
несомненно, представится им сверкающим и достойным зависти; но в будущем -
в нашей современности - встречаются свои сложности, и вовсе не каждый раз
ты видишь правильный путь и знаешь, каким должен быть следующий шаг.
Иногда ты теряешь ясность и самообладание. И вот в таких случаях
опуститься в прошлое и увидеть такого вот предка - спокойного,
уравновешенного, умелого - будет очень полезно. Им ведь живется труднее,
но они не теряют мужества. Значит, уж совсем стыдно терять его нам.
Наверное, Колин сказал это вслух; предок едва заметно улыбнулся. Голоса
птиц смешивались с потрескиванием костра. Потом еще какой-то звук
примешался к ним.
Это был негромкий хруст сухого сломавшегося сучка. Оба сидевшие у
костра оглянулись. Звук донесся из-за густой массы соснового молодняка, в
правильности рядов которого чувствовалось вмешательство мысли и руки.
Треск повторился. Колин озадаченно взглянул на предка; лицо того было
спокойно, потом брови поднялись, выражая удивление. Но человек уже
вынырнул из чащи. Он шел к костру, и хворост потрескивал под его ногами.
Человек ступал свободно и неторопливо. Он почти не был одет, но, хотя
утро было прохладным, словно не ощущал холода - смуглая кожа его была
гладка, мускулы вольно играли под нею. В руке он нес прозрачный мешок,
пленка его играла радужными цветами, и сквозь нее было видно, что мешок
этот набит сосновыми шишками. Человек смотрел на сидящих, в его взгляде
была доброта.
"Какой рост, - невольно подумал Колин. - Просто великан! Откуда он?
Вышел из лесу - значит, принадлежит к той эпохе, в которой я сейчас
нахожусь; но почему-то трудно признать их современниками: пришедшего и
того, что сидит напротив меня у костра. И дело вовсе не в одежде, в чем-то
другом..."
Человек взглянул в глаза Колина, и минус-хронист понял, что смущало
его: взгляд.
Взгляд был доброжелателен. И все же, столкнувшись с ним, Колин в первое
мгновение ощутил, как по телу прошла легкая дрожь, словно от холода. На
миг он даже испытал головокружение. Но уже в следующее мгновение ему
сделалось тепло, легко, и он почувствовал, как возвращается утраченная за
последние часы ясность мысли.
Он медленно поднялся, чтобы встретить человека стоя.
Человек приблизился. Он наклонил голову, приветствуя, и опустился на
траву. Мешок он бережно положил рядом. Древним жестом человек протянул к
костру руки. Никто не нарушил тишины. Предок пошевелился, взял несколько
сучьев и подбросил их в огонь. И снова все замерло.
Колин почувствовал, как снова в нем все напрягается. Нет, не может
быть, чтобы человек этот подошел к ним случайно. Он вышел к костру
уверенно, словно заранее знал, что костер этот горит и люди сидят подле
него. Как знать, не сумел ли предок каким-то образом предупредить этого
великана?
Надо попасть в хронокар. Там, внутри, они ничего не смогут ему сделать.
Они даже не смогут проникнуть туда.
Колин мельком взглянул на предка-охотника. В его глазах минус-хронист
увидел жадное любопытство. "Ждет, что я предприму", - подумал Колин.
А что можно предпринять?
Нужно заманить их подальше от хронокара. Если я буду отдаляться от
машины, их это не обеспокоит: они понимают, что без меня она никуда не
денется. С другой стороны, я тоже знаю, что сейчас, в эту минуту, им не
удастся сделать с машиной ничего. Чтобы увезти ее отсюда, им придется
прорубать просеку.
Что же сделать? Пожалуй, вот что: скрыться - хотя бы в этой заросли
молодняка. И позвать их. Закричать, словно случилось что-то страшное.
Простое любопытство заставит их кинуться к нему. А пока они станут
искать в чаще, можно добежать до машины.
Колин встал. Резко повернувшись, он нырнул в густую поросль молодых
сосенок. Спиной он ощущал взгляды оставшихся.
Он пробирался, согнувшись; энергетический экран расталкивал ветки перед
ним. Но едва Колин сделал десяток шагов, как чаща кончилась.
Заросль шла, как оказалось, неширокой полосой. За ней обнаружилась
просторная поляна, и Колин мельком подумал, что именно здесь следовало ему
вынырнуть из субвремени. Тогда не произошло бы совмещения с деревьями...
Он отбросил эту мысль, совершенно лишнюю теперь. Огляделся. Пожалуй, можно
уже кричать, звать на помощь. И сразу же снова кинуться в заросль, только
взять левее, круто влево, чтобы не столкнуться с ними, а обойти. Описать
дугу.
Колин повернул голову, прикидывая, какую дугу надо описать, чтобы,
вновь продравшись сквозь молодняк, выйти точно к машине, выйти так, чтобы
не пришлось обходить ее, а сразу вскочить в дверь и захлопнуть ее за
собой. "Мое время - моя крепость", - промелькнуло в голове, и Колин
невольно усмехнулся.
В следующее мгновение он замер.
Поляна была по-прежнему пуста, никто не угрожал ему, ничто не вызывало
представления об опасности. Но в центре свободного от деревьев
пространства происходило что-то непонятное, что привлекло сейчас внимание
Колина.
Сначала ему показалось, что старые сосны на той стороне поляны,
колебнувшись, сделали шаг вперед, чтобы приблизиться к нему, и при этом
вежливо поклонились, согнувшись посередине. В следующее мгновение он
понял, что это не так. Деревья оставались на местах, они были спокойны.
Просто свет преломился в чем-то, что находилось на поляне, и облик сосен
исказился, словно это было изображением, которое кто-то проецировал при
помощи несовершенной оптики. Да, как будто громадная линза находилась в
середине поляны, невидимая, абсолютно прозрачная, но временами
преломлявшая лучи. Что это значит?
Колин вгляделся.
Не могло быть сомнений - там что-то было. Воздух в середине поляны чуть
дрожал, словно что-то постоянно подогревало его снизу, и он поднимался
вверх. Но на покрывавшей поляну высокой траве не было видно ничего. Хотя,
кажется, кое-где трава была слегка примята. Да, примята по кольцу
нескольких метров в поперечнике. По периметру этой фигуры и дрожал воздух,
и чуть колебался, так что трава внутри кольца, если вглядеться, чуть
шевелилась, словно там дул ветерок, которого здесь, в лесу, не было.
Колин сделал несколько медленных шагов, приближаясь к месту, где
происходило непонятное. Он глубоко втянул воздух. Пахло озоном и еще
чем-то незнакомым. С каждым пройденным метром шаги Колина делались все
медленнее; внезапно он поймал себя на мысли, что ему хочется идти на
цыпочках, словно не явление природы было перед ним, а какой-то из пещерных
хищников третичного периода. Он подошел вплотную к границе примятой травы;
запах озона стал резче. Колин нерешительно протянул руку и ощутил под ней
что-то упругое, хотя глаза по-прежнему не воспринимали ничего, кроме
легкого дрожания воздуха. Колин ладонью без труда определил ту грань, за
которой начинались эти колебания; ладонь, казалось, легла на что-то
теплое, едва ли не живое. Что же это?
Если бы он подумал над этим подольше, то не решился бы, пожалуй, на то,
что сделал в следующее мгновение. Что-то словно подтолкнуло его, и он
решительно сделал шаг вперед. При этом он бессознательно закрыл глаза.
Теплый ветерок словно провел мягкими пальцами по его лицу. Он открыл
глаза и ничего не понял.
Он находился в белом матовом куполе. Под ногами была не зеленая трава,
а такой же белый матовый пол, над головой - полукруглая кровля. Купол был
наполнен едва слышным мелодичным гудением. Больше в нем не было ничего.
Колин убедился в этом, совершив полный поворот внутри купола.
Что все это значит?
Быть может, это ловушка?
В следующую минуту часть матового купола, находившаяся на уровне его
глаз, стала светлеть. Круг с диаметром около метра. За ним что-то
возникло. Не поляна, не сосны. Даже не предки. Колин протяжно свистнул.
Это же...
Это был он сам. Хотя и не совсем такой, каким привык видеть себя в
зеркале, но ведь известно, что зеркало не дает нам точного изображения.
Да, это был он сам, и он стоял, глядя прямо перед собой; поодаль
располагался лес, но не этот лес, в котором он находился сейчас, а
какой-то другой, а между лесом и Колиным стояли хронокары. Их было три, и
возле них возились люди.
- Невероятно! - сказал Колин.
Он узнал мезозойский лес; тот самый, где экспедиция задержалась перед
тем, как разделиться на группы. Все три хронокара. И все люди налицо.
Значит, их спасли все-таки?
Чепуха. Взорвавшийся хронокар спасти никто не в силах. Кроме того,
Колин сейчас здесь, это уж точно. И в то же время он видит себя там. Вот
он, именно он, а не кто-нибудь еще.
Что же получается? Можно не путешествовать в прошлое? Его можно просто
наблюдать, словно на телеэкране?
Наблюдать, просто подумав об этом? Потому что Колин ведь только что
подумал о людях в Глубоком минусе. И едва он подумал о них, кто-то - или
что-то - показало ему один из эпизодов экспедиции.
Хроновидение. Несомненно, хроновидение, то, о чем пока еще только
мечтают современники Колина. Потому что хроновидение может возникнуть лишь
после того, как удастся найти какие-то возможности связи в субвремени. А
их пока не найдено. В отсутствии связи - одна из самых больших трудностей
проведения экспедиций.
И вот оказывается, что хроновидение есть...
Где? В эпохе, в которой не могут восстановить самый простой хронокар?
Чепуха! Абсурд! Предки...
И вдруг его мысли запнулись.
Предки? А если не предки? Если...
Колин подошел к стене купола решительными шагами. На этот раз он не
опустил век.
На миг его охватила темнота. Затем ноги запутались в траве. Поляна. Он
огляделся. Ничего, только воздух дрожал рядом, пахло озоном и ладонью
можно было нащупать теплую, упругую поверхность.
...Он вырвался из чащи стремительно, как выносятся хронокары из
субвремени. Костер дружелюбно кивнул ему и снова устремил свое пламя к
небу. Сухая ветка сломалась под ногой. Сидевшие прервали беседу и
повернулись к Колину. Предок улыбнулся ему.
- Ну вот, - сказал он. - Вы боялись, что помощи не будет. Я тогда еще
подумал: как может статься, чтобы не пришла помощь? Уже у нас так не
бывает...
Колин остановился у костра и взглянул прямо в глаза третьему из них.
Они смотрели друг на друга, и Колин почувствовал, как ветры в его душе
утихают и беспокойство оседает на дно.
- Я был на поляне, - сказал он. - Я понял, кто вы.
- Да, - сказал Третий негромко. - Я знаю.
- Вы... издалека?
Третий кивнул.
- Между вами и нашим собеседником, хозяином этого времени, - проговорил
он, - целая эпоха; но нас с вами разделяет время, куда большее.
Колин проглотил комок.
- И вы здесь для того...
Он умолк, потому что Третий жестом остановил его и положил руку на
радужный мешок.
- Я здесь для того, чтобы собирать шишки, - сказал он, улыбаясь.
- Шишки?
- Спелые сосновые шишки... Драгоценности валяются у вас под ногами, нам
же приходится снаряжать за ними экспедиции.
- А что можно получать из сосновых шишек? - не удержался предок.
- Из них можно получать сосны. Великолепные сосны.
Предок смущенно кашлянул.
- Они вымирают, - грустно сказал Третий. - В нашей эпохе, конечно.
Сосны - очень древние деревья, а всякий биологический вид имеет предел во
времени. Они вымирают, а сосны нужны всем.
- Всему человечеству, - кивнул предок.
Третий снова улыбнулся.
- Всем семидесяти. Но мы восстановим вид. Для этого нам нужны семена. В
глубокой древности посылали экспедиции за золотом, за алмазами... Но ведь
так просто - синтезировать металл или вырастить кристаллы. Но
синтезировать сосну... Да и надо ли ее синтезировать? Она - не металл, она
растет сама, надо только беречь ее...
Колин почувствовал, как его охватывает злоба. Разве время
проповедовать, когда нужно спасать людей?
- Потомки не спасают предков, - медленно сказал Третий. - Так было
всегда.
- Значит, вы мне не поможете... - пробормотал Колин, чувствуя, как
безразличие и безнадежность обволакивают его мозг.
Он тяжело опустился на землю. Ладонь его оперлась на лежавшую в густой
траве шишку, и Колин хотел отшвырнуть ее, но почему-то оставил на месте и
убрал руку. Он взглянул на радужный мешок.
- Что же, - с невеселой усмешкой сказал он, - в каждой эпохе есть свои
вторые правила, всегда что-то будет можно и чего-то нельзя. Но я прошу вас
об одном...
Он опустил руку в карман и вытащил пакет с пленками.
- Возвращаясь, вы минуете и наше время. Донесите туда вот это. Оставьте
там. Пусть хоть результаты нашего труда дойдут до людей, раз уж мы сами не
в состоянии уцелеть.
Третий удивленно взглянул на него:
- Не в состоянии? Почему?
- Но если вы не можете помочь...
- Разве ваша экспедиция так плохо подготовлена?
- Взорвался хронокар, - пробормотал Колин. - А на моем рест...
- Я не об этом. Но ведь, прежде чем уходить в минус-время, вы должны
были оценить тот минус и тот плюс, то прошлое и будущее, что всегда
находятся рядом с нами. Тех стариков, в которых и наше прошлое, потому что
они действовали тогда, когда нас еще не было, и наше будущее - потому что
и мы достигнем их возраста и приобретем их опыт и подход к вещам и
событиям. И тех юношей, в которых - будущее: они ведь продолжат дело после
нас; и в которых и прошлое: когда-то и мы смотрели на мир их глазами.
Единство прошлого и будущего - в каждом из нас, и вы должны...
- Благодарю, - сдержанно сказал Колин. - Значит, вы не можете даже
этого?
- Отвезти ваши результаты? Но это никому не нужно.
- Не нужно? - смятенно пробормотал Колин.
- Нет. Не было никакого столкновения двух частиц. И не было скачка.
Вернее, он был, но причиной его послужил взрыв хронокара. Поменяйте
местами причину и следствие... Вы знаете, что происходит при дехронизации,
но еще не имеете представления о том, что означает высвобождение полного
запаса энергии хронокара при таком взрыве, который произошел там. Такое
событие может приобрести планетарный масштаб...
- Но отчего же взорвался?..
- Это вы потом найдете сами.
- Значит, наша экспедиция бесполезна, - с горечью проговорил Колин. -
Да, ее не стоит и спасать...
- Нет, вы ошибаетесь. Ваша экспедиция имеет громадное значение для всех
нас.
Колин поднял голову.
- Как пример того, чего не надо делать?
- И снова нет. Важно открытие, сделанное ею.
- Но вы же сказали...
- Не скачок, нет. Вы прервали меня, когда я хотел сказать вам вот что:
вы должны доверять тем, кто рядом с вами, будь они стариками или юношами.
И когда вы снова соберетесь вместе...
Колин почувствовал, что начинает кружиться голова.
- Мы? Как же мы можем собраться, если вы не хотите помочь нам?
- Разве я вам не помогаю? Я стараюсь, чтобы вы поняли одно: нас с вами
разделяет не уровень техники, это не главное. Но мы порой по-разному
относимся к людям, к их ценности. Вы не верите окружающим, а значит - и
самому себе тоже. Не верите, что в состоянии спасти экспедицию...
Пытаетесь найти путь к спасению, пользуясь методикой прошлого. А искать вы
всегда должны в будущем!
- Что искать? Вот если бы я смог сообщить Сизову, что необходимо срочно
двинуться... Но я не уверен, что мой хронокар, даже предельно облегченный,
дойдет до современности. А если и дойдет, то автомат поведет его в таком
темпе, что там получат сообщение слишком поздно!
- Да, - сказал Третий. - Вы правы.
- Что же остается? Если бы связь в субвремени была возможной!
- Почему бы вам не изобрести ее?
- Вы шутите!
- Ничуть не бывало. Попробуйте просто взглянуть по-иному хотя бы на то,
что произошло вчера, сегодня...
- Мальчишка сжег рест, вот что произошло!
- Каким образом?
- Ну, судя по его словам, он усиливал ритм и одновременно, не подумав,
дал сильное торможение. По словам мальчишки, от замыкания, фигурально
выражаясь, даже взвыли маяки!
- А если это было сказано не фигурально?
- Маяки? Но ведь они находились в субвремени!
Колин умолк, словно какая-то сила внезапно захлопнула его челюсти.
Потом он пробормотал:
- Погодите. Неужели вы хотите сказать...
- Разве лишь то, что у вас в институте ведь тоже стоит маяк. И
расстояние во времени здесь уже очень мало.
- Это выход! - вскричал Колин.
Он кинулся к хронокару. Затем остановился.
- Но даже таким способом я не смогу сообщить им ничего! У нас нет
приборов для передачи сообщений таким путем, для передачи речи...
Наступило секундное молчание. Затем предок, все еще сидевший у костра,
усмехнулся.
- Нет, - сказал он, - и нас еще рано списывать со счета. И мы еще можем
пригодиться: для нас эпоха, когда на расстоянии нельзя было передавать
речь, - очень недавнее прошлое. И уж наверняка там у вас вспомнят об этом,
приняв сообщение, зашифрованное в виде точек и тире.
Третий кивнул.
- Да. Теперь ваша очередь помочь.
- Диктуйте текст, - сказал предок.
- Придется только, - сказал Третий, - тормозить не один раз, а
несколько. Осторожно, чтобы не сжечь ячейки сразу, но и достаточно сильно.
Вы сможете?
- Когда-то, - сказал Колин, - меня считали лучшим минус-хронистом.
Поторопимся. Время идет.

Отправив сообщение, он вернулся к костру. Теперь рест был сожжен
окончательно. Слабое голубое облачко вылетело из двери ретаймерного
отделения, смешалось с дымком костра и рассеялось в воздухе.
- Надеюсь, сообщение дошло, - пробормотал Колин.
- И не только до вашего института. Оно дошло до всех нас - тех, кто
находится в минус-времени, кто так или иначе был заинтересован в
результатах вашей экспедиции. Теперь у нас есть основание решить проблему
энергетики. И мои друзья торопятся в нашу современность, чтобы принять
участие в эксперименте. Там для всех найдется дело.
- Пожалуй, вы опоздаете пешком, - сказал предок.
- Мы любим двигаться пешком даже во времени. Но и у нас есть свои
корабли.
- А если бы их увидеть? - спросил предок. - Хотя бы на миг.
- Вообще это не принято, - задумчиво промолвил Третий. - Но ради нашей
необычной встречи... Идемте.
Они прошли сквозь заросль молодых сосенок и снова оказались на поляне.
Третий поднял голову, лицо его приняло выражение глубокой
сосредоточенности. Он протянул руку. Колин и предок стали смотреть туда.
Казалось, шквал взметнул воздух над поляной и заставил его дрожать и
клубиться. Еще секунду ничего не было видно. А затем появились корабли
времени.
Они возникали не более чем на секунду каждый. Машины трудноопределимых
форм, где геометрия сочеталась с фантазией и вдохновением художника, они
появлялись по несколько сразу и исчезали, но на смену им шли и шли все
новые, новые... Прошло полминуты, и минута, и пять минут, а поток их все
не иссякал, многообразие форм увеличивалось, они проскальзывали все
быстрее, быстрее... Колин стоял, опираясь на плечо предка, у них
перехватило дыхание, Колин почувствовал, как оглушительно колотится его
сердце.
И внезапно поток машин иссяк, лишь одна задержалась на поляне.
- Мне пора, - сказал Третий. - Ничего не поделаешь: мы разные
поколения, из разных эпох. И лицом к лицу со временем выступаем порознь.
Но не в одиночку.
- Мы всегда ощущали, что так оно и есть, - сказал предок. - Должно
быть!
- Конечно, - сказал Третий, улыбаясь. Он кивнул на прощанье и сделал
несколько шагов к машине. Потом обернулся.
- Не забывайте, каждому из нас всегда сопутствуют предки и потомки.
Предки, живущие в памяти, и потомки, живущие в мечтах. И мы не можем
представить себя без них, потому что не может быть человека без памяти и
мечты.