Код произведения: 7285
Автор: Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Наименование: Постойко
Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк
Постойко
---------------------------------------------------------------------
Книга: Д.Н.Мамин-Сибиряк. Избранные произведения для детей
Государственное Издательство Детской Литературы, Москва, 1962
Рисунки Е.Мешкова
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 27 апреля 2002 года
---------------------------------------------------------------------
I
Едва только дворник отворил калитку, как Постойко с необыкновенной
ловкостью проскользнул мимо него на улицу. Это случилось утром. Постойке
необходимо было подраться с пойнтером из соседнего дома, - его выпускали
погулять в это время.
- А, ты опять здесь, мужлан? - проворчал пойнтер, скаля свои белые
длинные зубы и вытягивая хвост палкой. - Я тебе задам...
Постойко задрал еще сильнее свой пушистый хвост, свернутый кольцом,
ощетинился и смело пошел на врага. Они встречались каждый день в это время и
каждый раз дрались до остервенения. Охотничий пес не мог видеть равнодушно
кудластого дворового пса, а тот, в свою очередь, сгорал от нетерпения
запустить свои белые зубы в выхоленную кожу важничавшего барина. Пойнтера
звали Аргусом, и он даже был раз на собачьей выставке, в самом отборном
обществе других породистых и таких же выхоленных собак. Враги медленно
подходили друг к другу, поднимали шерсть, скалили зубы и только хотели
вцепиться, как вдруг в воздухе свистнула длинная веревка и змеей обвила
Аргуса. Он жалобно взвизгнул от боли, присел и даже закрыл глаза. А Постойко
летел вдоль улицы стремглав, спасаясь от бежавших за ним людей с веревками.
Он хотел улизнуть куда-нибудь в ворота, но везде все было еще заперто.
Впереди выбежали дворники и загородили Постойке дорогу. Опять свистнула
веревка, и Постойко очутился с арканом на шее.
- А, попался, голубчик! - говорил какой-то верзила, подтаскивая
несчастную Собаку к большому фургону.
Постойко сначала отчаянно сопротивлялся, но проклятая веревка ужасно
давила шею, так что у него в глазах помутилось. Он даже не помнил, как его
втолкнули в фургон. Там уже было до десятка разных собак, скромно жавшихся
по углам: два мопса, болонка, сеттер, водолаз и несколько бездомных уличных
собачонок, таких тощих и жалких, а в их числе и Аргус, забившийся со страху
в самый дальний угол.
- Могли бы и повежливее обращаться с нами, - пропищала болонка,
сторонясь от уличных собак. - Моя генеральша узнает, так задаст...
Эта противная собачонка ужасно важничала, и Постойко с удовольствием
потрепал бы ее, но сейчас было не до нее. Пойманные собаки чувствовали себя
сконфуженными и на время позабыли все свои собачьи расчеты. Спокойнее всех
держал себя водолаз. Он не обращал ни на кого внимания, улегся по самой
середине и зажмурился с такой важностью, точно какая важная особа.
- Господин водолаз, как вы полагаете? - обратилась к нему болонка,
виляя пушистым белым хвостом. - Здесь так грязно, а я не привыкла...
Наконец, какое общество... фи!.. Конечно, меня схватили по ошибке и сейчас
же выпустят, но все-таки неприятно. Пахнет здесь отвратительно...
Водолаз полуоткрыл один глаз, презрительно посмотрел на болонку и еще
важнее задремал.
- Вы совершенно правы, сударыня, - ответил за него один из мопсов,
приятно оскалясь. - Случилось простое недоразумение... Мы всё попали сюда по
ошибке.
- Я предполагаю, что нас отправят на выставку, - откликнулся Аргус из
своего угла: он немного оправился от страха. - Я уже раз был на выставке и
могу сказать, что там совсем недурно. Главное, хорошо кормят...
Одна из уличных собачонок горько засмеялась. Нечего сказать, на хорошую
выставку привезут: она уже бывала в фургоне и только по счастливой
случайности вырвалась.
- Нас всех привезут в собачий приют и там повесят, - сообщила она
приятную новость всей собачьей компании. - Я даже видела, как это делают.
Длинный такой сарай, а в нем висят веревки...
- Ах, замолчите, мне дурно... - запищала болонка. - Ах, дурно!..
- Повесят? - удивился водолаз, открывая глаза. - Желал бы я знать, кто
смеет подойти ко мне?..
Бедный Постойко весь задрожал, когда услыхал роковое слово. Он даже
почувствовал, как будто его шею уже что-то давит. За что же повесят? Неужели
за то, что он хотел подраться с Аргусом?.. И Постойко и Аргус старались не
смотреть теперь друг на друга, точно никогда и не встречались. Отчасти им
было совестно, а отчасти и не до того, чтобы продолжать старую вражду.
"Пусть уж лучше Аргуса повесят, - думал Постойко, - только меня бы
выпустили..."
Конечно, так нехорошо было думать, но в скверных обстоятельствах каждый
заботится больше всего только о себе одном. Фургон покатился дальше, и дверь
с железной решеткой отворялась только для того, чтобы принять новые жертвы.
Сегодняшняя охота на бродячих собак была особенно удачна, и верзила,
заправлявший всем делом, решил, что на сегодня достаточно.
- Ступай домой, - сказал он кучеру.
Нечего сказать, приятное путешествие "домой"!.. Все собаки чувствовали
себя очень скверно, а один маленький мопсик даже взвыл. Помилуйте, что же
это такое!.. А фургон все катился медленно и тяжело, точно на край света.
Собак было много, и они поневоле толкали друг друга, когда фургон
раскачивался в ухабах; а таких ухабов чем дальше, тем было больше. Таким
образом, в этой толкотне Постойко и не заметил, как очутился рядом с
Аргусом, даже ткнул его своей мордой в бок.
- Извините, вы меня тычете своей мордой... - заметил Аргус с ядовитой
любезностью хорошо воспитанной собаки; но, узнав приятеля, прибавил шепотом:
- А ведь скверная история, Постойко!.. Я по крайней мере не имею никакого
желания болтаться на веревке... Впрочем, меня хозяин выкупит.
Постойко удрученно молчал. У него не было хозяина, а жил он как-то так,
без хозяев. В город его привезли из деревни всего месяц назад.
II
Приют для бродячих собак помещался на краю города, где уже не было ни
мостовых, ни фонарей, а маленькие избушки вросли совсем в землю, точно
гнилые зубы. Помещение приюта состояло из двух старых сараев: в одном
держали собак, а в другом их вешали. Когда фургон въехал во двор, из первого
сарая послышался такой жалобный вой и лай, что у Постойки сердце сжалось.
Пришел, видно, ему конец...
- Сегодня полон фургон, - хвастался верзила, когда вышел смотритель с
коротенькой трубочкой в зубах.
- Рассортируйте их по породам... - приказал смотритель, равнодушно
заглядывая в фургон.
- Господин смотритель! - пищала болонка. - Выпустите меня, пожалуйста:
мне уже надоело сидеть в вашем дурацком фургоне.
Смотритель даже не взглянул на нее.
- Вот невежа!.. - ворчала болонка.
Когда отворили дверь сарая, где содержались собаки, там поднялись такой
лай, визг и вой, что сжалось бы самое жестокое сердце. Верзила вытаскивал за
шиворот из фургона одну собаку за другой и сносил в сарай. Появление новичка
на время утишало бурю. Последним был выведен водолаз и помещен в особом
отделении. С какой радостью встречали новичков сидевшие в заключении собаки
- точно дорогих гостей. Они их обнюхивали, лизали и ласкали, как родных.
Постойко попал в отделение бездомных уличных собак, которые отнеслись к нему
с большим сочувствием.
- Как это тебя угораздило... а? - спрашивал лохматый Барбос.
- Да уж так... Только хотел подраться с одним франтом, нас обоих и
забрали. Я было задал тягу вдоль по улице, но тут дворники загородили
дорогу. Одним словом, скверная история... Одно, что меня утешает, так это
то, что и франт тоже попался. Он к охотничьим собакам посажен... Такой
голенастый и хвост палкой.
- С ошейником?
- Да... Эти франты всегда в ошейниках щеголяют.
- Ну, так его хозяин выкупит.
В течение нескольких минут Постойко узнал все порядки этого собачьего
приюта. Пойманных собак рассаживали по клеткам и держали пять дней. Если
хозяин не приходил выкупать собаку, ее уводили в другой сарай и вздергивали
на веревку. Постойко был ужасно огорчен: оставалось жить, может быть, всего
пять дней... Это ужасно... И все из-за того только, что выскочил подраться с
проклятым франтом. Впрочем, их и повесят вместе, потому что срок одинаковый.
Плохое утешение, но все-таки утешение.
- Вот этой желтенькой собачонке осталось жить всего один день, -
сообщал Барбос. - А вот той, пестрой, - сегодня...
- А тебе?
- Ну, мне еще долго: целых три дня. С часу на час жду, когда придут за
мной. Порядочно-таки надоело здесь сидеть. Кстати, не хочешь ли закусить?
Вот в корыте болтушка... Кушанье прескверное, но приходится жрать всякую
дрянь...
Огорченный Постойко не мог даже подумать о пище. До еды ли, когда, того
гляди, повесят! Он с ужасом смотрел на пеструю маленькую собачку, которая
была уже на очереди. Бедная вздрагивала и жмурилась, когда слышались шаги и
отворялась входная дверь. Может быть, это идут за ней.
- А ты все-таки закуси, - советовал Барбос. - Очень уж скучно здесь
сидеть... Вон те франты, охотничьи собаки, не едят дня по три с горя, ну, а
мы - простые дворняги, и нам не до церемоний. Голод не тетка... Ты из
деревни?
Постойко рассказал свою историю. Родился и вырос он далеко от этого
проклятого города, в деревне, где нет ни дворников, ни больших каменных
дворов, ни собачьих приютов, ни фургонов, а все так просто: за деревней
река, за рекой поля, за полями лес. Нынешним летом в деревню приехали
господа на дачу. Вот он, на свою беду, познакомился с ними, вернее сказать,
они сами познакомились с ним. Был у них такой кудрявый мальчик Боря, -
увидал деревенскую собачку и засмеялся. Какая смешная собака: шерсть торчит
клочьями, хвост крючком, а цвет шерсти такой грязный, точно она сейчас из
лужи. Да и кличка тоже смешная: Постойко!.. "Эй, Постойко, иди сюда!"
Сначала Постойко отнесся к городскому мальчику очень недоверчиво, а потом
соблазнился телячьей косточкой. Именно эта косточка и погубила его... Стал
он сам приходить на дачу к господам и выжидал подачек. Боря любил с ним
играть, и они вместе пропадали по целым дням в лесу, на полях, на реке. Ах,
какое хорошее было время и как быстро оно промелькнуло! Постойко настолько
познакомился, что смело приходил в комнаты, валялся по коврам и вообще
чувствовал себя как дома. Главное, отличная была еда у господ: до того
наешься, что даже дышать трудно. Но наступила осень, и господа начали
собираться в город. Маленький Боря непременно захотел взять Постойко с
собой, как его ни уговаривали оставить эту затею. Таким образом Постойко и
попал в большой город, где Боря скоро совсем забыл его. Приютился Постойко
на дворе и жил кое-как со дня на день. Помнила о нем только одна кухарка
Андреевна, которая и кормила его и ласкала, - они были из одной деревни.
Впрочем, Постойко очень скоро привык к бойкой городской жизни и любил
показать свою деревенскую удаль на городских изнеженных собаках.
- Что же, можно и в городе жить, - согласился Барбос. - Только я одного
не понимаю: за что такая честь этим моськам и болонкам? Даже обидно
делается, когда на них смотришь... Ну, для чего они? Вот охотничьи собаки
или водолазы - те другое дело. Положим, они важничают, но все-таки настоящие
собаки. А то какая-нибудь моська!.. тьфу!.. Даже и здесь им честь: их и
вешают не в очередь, а ждут лишнюю неделю - не возьмет ли кто-нибудь. И
находятся дураки - берут... Это просто несправедливо!.. Только бы мне
выбраться отсюда, я бы задал моськам.
Не успел Барбос излить своего негодования, как появился смотритель в
сопровождении горничной.
- Ваша собака сегодня пропала? - спрашивал смотритель.
- Да... Такая маленькая, беленькая... зовут "Боби", - объяснила
горничная.
- Я здесь, - запищала жалобно болонка.
- Ну, слава богу, - обрадовалась горничная. - А то генеральша пообещала
отказать мне от места, если не разыщу собаки.
Она уплатила деньги, взяла болонку на руки и ушла.
- Вот видишь, - заметил сердито Барбос. - Всегда так: настоящую собаку
не ценят, а дрянь берегут и холят.
III
Как ужасно долго тянулись дни для заключенных... Даже ночь не приносила
покоя. Собаки бредили во сне, лаяли и взвизгивали. Тревога начиналась вместе
с дневным светом, который заглядывал в щели сарая золотистыми лучами и
колебавшимися жирными пятнами света. Просыпались раньше других маленькие
собачонки и начинали беспокойно прислушиваться к малейшему шуму извне. К ним
присоединялись охотничьи. Густой лай водолаза слышался последним, точно кто
колотил пудовой гирей по дну пустой бочки. Часто поднималась ложная тревога.
- Идут, идут!..
Вой и визг усиливались, превращаясь в дикий концерт, а потом все
смолкало разом, когда никто не приходил.
Но вот слышались шаги... Все настораживалось. Собачий чуткий слух
старался узнать знакомую походку. Начинались взвизгивания. Когда дверь
растворялась и в нее врывался яркий дневной свет, все мгновенно стихало. У
деревянных решеток виднелись собачьи головы, жадными глазами искавшие
хозяев. Вот идет смотритель со своей неизменной трубочкой, за ним вышагивает
верзила, ловивший собак арканом, - он же и вешал их. За ними являлись
посетители, разыскивавшие своих собак. Чей-то хозяин пришел!.. Кого выпустят
на волю?.. Водолаз чуть не разломал решетку, когда увидел своего хозяина.
Как запрыгала эта тяжелая машина, оглушая лаем весь сарай!..
- Ну, что, брат, не понравилось? - шутил хозяин. - То-то, вперед будь
умней...
Комнатные собачонки с визгом лезли к решетке, отталкивая друг друга.
Некоторые становились на задние лапки. Но приходившие брали только своих
собак и уходили. Смотритель обходил все отделения и коротко говорил:
- Повесьте очередных...
Верзила готов был, кажется, перевешать всех собак на свете, - с таким
удовольствием он выбирал своих жертв. Из отделения, в котором сидел
Постойко, уведена была пестрая собачка. Она так истомилась ожиданием, что
совершенно покорно шла за своим мучителем; лучше смерть, чем это ужасное
томление и неизвестность. Потом увели желтенькую собачку и старого
охотничьего сеттера.
Так прошли три длинных, бесконечных дня. Подходила очередь Барбоса,
который заметно притих.
- Если сегодня за мной не придут... - говорил он утром. - Нет, этого не
может быть!.. За что же меня вешать?.. Кажется, служил верой и правдой?..
- Придут, - успокаивал его Постойко. - Нельзя же оставлять хорошую
собаку в таком положении...
Жалко было смотреть на этого Барбоса, когда отворялась дверь и когда он
не находил своего хозяина среди входивших. "Мне всего осталось жить
несколько часов, - говорили с отчаянием эти добрые собачьи глаза. - Всего
несколько часов..." Как быстро летело время! А тут всего несколько часов...
- Вот он!.. - крикнул однажды Барбос, опрометью бросаясь к решетке.
Но это была жестокая ошибка: пришли не за ним. Приведенный в отчаяние
Барбос забился в угол и жалобно завыл. Это было такое горе, о каком знали
только здесь, в этих ужасных стенах.
- Возьмите его, - сказал смотритель, указывая на Барбоса.
Барбоса увели, и Постойко почувствовал, как у него мороз пошел по коже:
еще два дня и его уведут точно так же. Ведь у него нет настоящего хозяина,
как у охотничьих собак или этих противных мосек и болонок. Да, оставалось
всего два дня, коротких два дня... Время здесь было и ужасно длинно и ужасно
коротко. Он и ночью не мог спать. Грезилась деревня, поля, леса... Ах, зачем
он тогда попался на глаза этому кудрявому Боре, который так скоро забыл его.
Постойко сильно похудел и мрачно забился в угол. Э, будь что будет, а
от своей судьбы не уйдешь. Да...
Прошел четвертый день.
Наступил пятый. Постойко лежал на соломе и не поднимал даже головы,
когда дверь отворялась; он столько раз ошибался, что теперь был не в силах
ошибиться еще раз. Да, ему слышались и знакомые шаги и знакомый голос, и все
это оказывалось ошибкой. Может ли быть что-нибудь ужаснее!.. Холодное
отчаяние овладело Постойком, и он ждал своей участи. Ах, только бы скорее...
И в минуту такого отчаяния он вдруг слышит:
- Не у вас ли наша собака?
- А какой она породы?
- Да никакой породы, батюшка... Наша деревенская собака.
- Ну, назовите масть!
- Да масти нет никакой... так, - хвост закорючкой, а сама лохматая. Вы
только мне покажите, - уж я узнаю...
- Ее Постойком зовут, - прибавил детский голос.
Постойко не верил сначала собственным ушам... Столько раз он напрасно
слышал эти голоса...
- Да вот он сидит, Постойко-то наш!.. - заговорила Андреевна, указывая
на него. - Ах ты, милаш... Да как же ты похудел!.. Бедный...
Постойко был выпущен и, как сумасшедший, вертелся около Андреевны и
Бори.
- Если бы вы сегодня не пришли, конец вашему Постойко, - говорил
смотритель. - Вон у нас сколько собак сидит... И жаль другую, а приходится
убивать.
Андреевна и Боря обошли все отделения и долго ласкали визжавших собак,
просившихся на волю. Добрая Андреевна даже прослезилась: если бы она была
богата, откупила бы на волю всех. Постойко в это время разыскал Аргуса.
- Прощай, братец, - проговорил он, виляя хвостом. - Может быть, и за
тобой придут...
- Нет, меня позабыли... - уныло ответил Аргус, провожая счастливца
своими умными глазами.
С какой бешеной радостью вырвался Постойко на волю, как он прыгал, как
визжал; а там, в сарае, раздавались такие жалобные вопли, стоны и отчаянный
лай.
- Кабы мы с тобой не земляки были, так висеть бы тебе на веревочке! -
наставительно говорила Андреевна прыгавшему около нее Постойке. - Смотри у
меня, пострел.