Код произведения: 5120
Автор: Каттнер Генри
Наименование: Три рассказа о Гэллегере
Генри Каттнер.
Три рассказа о Гэллегере
Перевод с английского - Н.Гузинова
НПП "Параллель", 1993 г
OCR and Spellсheck Афанасьев Владимир
ИДЕАЛЬНЫЙ ТАЙНИК
Гэллегер играл без нот и не глядя на клавиатуру. Это было бы совершенно
естественно, будь он музыкантом, но Гэллегер был изобретателем. Пьяницей и
сумасбродом, но хорошим изобретателем. Он хотел быть
инженером-экспериментатором, и, вероятно, достиг бы в этом выдающихся
успехов, поскольку моментами его осеняло. К сожалению, на систематические
исследования ему не хватало средств, поэтому Гэллегер, консерватор
интеграторов по профессии, держал свою лабораторию для души. Это была самая
кошмарная лаборатория во всех Штатах. Десять месяцев он провел, создавая
устройство, которое назвал алкогольным органом, и теперь мог, лежа на
удобном мягком диване и нажимая кнопки, вливать в свою луженую глотку
напитки любого качества и в любом количестве. Только вот сделал он этот
орган, пребывая в состоянии сильного алкогольного опьянения, и разумеется,
теперь не помнил принцип его действия. А жаль...
В лаборатории было всего понемногу, причем большинство вещей - ни к
селу, ни к городу. Реостаты были намотаны на фаянсовых статуэтках балерин в
пышных пачках и с пустыми улыбками на личиках. Большой генератор бросался в
глаза намалеванным названием "Чудовище", а на меньшем висела табличка с
надписью "Тарахтелка". В стеклянной реторте сидел фарфоровый кролик, и
только Гэллегер знал, как он там оказался. Сразу за дверью караулил железный
пес, предназначавшийся поначалу для украшения газонов на старинный манер
или, может быть, для адских врат; сейчас его пустые глазницы служили
подставками для пробирок.
- И что ты намерен делать дальше? - спросил Ваннинг.
Гэллегер, растянувшийся под алкогольным органом, впрыснул себе в рот
двойное мартини"
- Что?
- Ты хорошо слышал. Я мог бы дать тебе отличную работу, если бы ты
умел пользоваться своим сумасшедшим мозгом или по крайней мере начал следить
за собой.
- Пробовал, - вздохнул Гэллегер. - Не выходит. Я не могу работать,
если сосредоточусь. Разве что какую-нибудь механическую рутину. Зато у моего
подсознания очень высокий коэффициент интеллекта.
Ваннинг, невысокий коренастый мужчина со смуглым лицом в шрамах,
постукивал каблуками по "Чудовищу". Временами Гэллегер его беспокоил. Этот
человек не отдавал себе отчета в своих возможностях и в том, как много могут
они значить для Хораса Ваннинга, коммерческого консультанта. Разумеется,
"коммерция" была совершенно легальной - ведь современное коммерческое право
оставляло множество лазеек, в которые умный человек вполне мог протиснуться.
Честно говоря, Ваннинг давал клиентам советы, как ловчее обойти закон, и это
хорошо оплачивалось. Отличное знание законов было редкостью в те времена.
Инструкции и указы образовывали такой лабиринт, что изучение законов
требовало многолетних трудов. Но Ваннинг имел великолепный персонал,
огромную библиотеку, содержащую всевозможные инструкции, судебные решения и
постановления, и за приличный гонорар мог сказать доктору Криппену,
например, как уклониться от уплаты налогов. Самые щекотливые дела он
улаживал в полной тайне, безо всяких помощников. К примеру, насчет
нейроружья...
Гэллегер изобрел его, понятия не имея, что это исключительное оружие.
Однажды вечером у него испортился сварочный аппарат, и он собрал новый,
соединив части пластырем. Гэллегер дал это устройство Ваннингу, но тот, хоть
и недолго держал ружье у себя, заработал тысячи кредитов, одалживая его
потенциальным убийцам и этим причиняя немало хлопот полиции.
Например, к нему приходил человек и говорил:
"Я слышал, вы можете помочь, даже если кому-то грозит приговор за
убийство. Если бы, к примеру..."
"Задний ход, приятель! Я не желаю заниматься такими делами".
"Гммм. Но..."
"Я думаю, что теоретически идеальное убийство возможно. Допустим,
изобрели новый вид оружия, и образец находится в камере хранения, скажем, на
Пассажирском Ракетодроме в Ньюарке".
"Гммм?"
"Это всего лишь допущения. Сейф номер 79, шифр
тридцать-ну-скажем-восемь. Такие мелкие детали хорошо помогают представить
ситуацию, правда?"
"Вы хотите сказать..."
"Разумеется, если бы наш убийца добрался до этого теоретического
оружия, он мог бы оказаться достаточно хитер, чтобы иметь наготове
абонированный ящик... например: сейф 40 в Бруклин-Порте. Он мог бы положить
оружие в посылочный ящик и избавиться от улики в ближайшем почтовом
отделении. Но все это, конечно, только теория. Мне очень жаль, но я ничем не
могу вам помочь. Гонорар за разговор - три тысячи кредитов. Секретарша
примет у вас чек".
Обвинительный приговор был бы в таком случае невозможен. Прецедент:
вердикт суда 875-М по делу штата Иллинойс против Добсона. Необходимо
установить причину смерти, не исключая возможность несчастного случая. Как
отметил судья Верховного суда Дуккет во время процесса Сандерсона против
Сандерсона, где речь шла о смерти свекрови обвиняемой...
"Безусловно, прокурор со своим штабом экспертов-токсикологов должен
согласиться, что...
Короче говоря, ваша честь, я ходатайствую о прекращении дела ввиду
недостатка улик и невозможности выяснить причину смерти..."
Гэллегер так никогда и не узнал, что его сварочный аппарат оказался
таким опасным оружием, а Ваннинг время от времени навещал его запущенную
лабораторию, внимательно следя за плодами научных забав приятеля. Не раз он
получал таким образом весьма полезные приспособления. Однако, все дело было
в том, что Гэллегер не хотел работать по-людски!
Он еще раз глотнул мартини, тряхнул головой и поднял свое худое тело с
дивана. Потом лениво подошел к заваленному каким-то хламом столу и принялся
перебирать обрывки проводов.
- Что ты делаешь?
- Не знаю. Играю, наверно. Я просто складываю вместе различные вещи, и
порой из этого что-то получается... Только я никогда не знаю, что это будет.
- Гэллегер бросил провода и вернулся на диван. - А, к черту все это!
"Вот чудак", - подумают Ваннинг. Гэллегер был типом в принципе
аморальным, совершенно неуместным в сложном современном мире. С первобытным
весельем смотрел он на мир со своей личной колокольни и... делал весьма
полезные вещи. Но только для собственного удовольствия.
Ваннинг вздохнул и оглядел лабораторию - его педантичная натура
страдала при виде такого бардака. Машинально подняв с пола мятый халат, он
поискал глазами какой-нибудь крючок и, конечно, не нашел. Гэллегер, вечно
страдающий от недостатка проводящих металлов, давно повырывал из стен все
крючки.
Ваннинг подошел к металлическому шкафу, стоящему в углу, и открыл его.
Внутри не было никаких вешалок, поэтому он сложил халат и положил на дно, а
сам снова присел на "Чудовище".
- Выпьешь? - спросил Гэллегер.
Ваннинг покачал головой.
- Нет, спасибо. Завтра у меня дела.
- Ерунда, примешь тиамин. Бр-р, дрянь. Я работаю гораздо лучше, если
голова обложена надувными подушками.
- А я нет.
- Это дело опыта, - буркнул Гэллегер. - А опыта может набраться
каждый, если только... На что ты там уставился?
- Этот шкаф... - сказал Ваннинг, удивленно хмуря брови. - Ну-ка, что
там такое...
Металлическая дверь была закрыта неплотно и медленно приоткрывалась. А
от халата, который Ваннинг только что туда положил, не было и следа.
- Это краска такая, - сонно объяснил Гэллегер. - Что-то вроде
пропитки. Я обработал внутренность шкафа гамма-лучами. Но он ни к черту не
годится.
Ваннинг передвинул лампу, чтобы лучше видеть. Шкаф не был пуст, как он
решил в первый момент. В нем, правда, не было халата, зато находилось что-то
маленькое, бледно-зеленое и почти сферическое.
- Он что, растворяет вещи? - спросил Ваннинг, вытаращив глаза.
- Ага. Вытащи его и увидишь.
Ваннинг не торопился засовывать руку внутрь. Найдя длинный штатив для
пробирок, он подцепил им шарик и тут же отвернулся, потому что разболелись
глаза. Зеленый шарик менял цвет, форму и размер, и вскоре превратился во
что-то бесформенное. Внезапно штатив стал удивительно тяжелым.
И ничего странного: на нем висел халат.
- Вот такие штуки он и вытворяет, - равнодушно объяснил Гэллегер.
- Но должна же быть причина. Вещи, которые я засовываю в шкаф,
становятся маленькими, но стоит их вынуть, как они обретают нормальные
размеры. Может, продать его какому-нибудь фокуснику? - с сомнением
предположил он.
Ваннинг сел, сжимая в руках халат и поглядывая на металлический шкаф.
Это был смолисто-черный параллелепипед размерами три на три и на пять футов,
покрашенный изнутри серой краской.
- Как ты это сделал?
- Что? Сам не знаю. Как-то само получилось. - Гэллегер меланхолично
потягивал свою гремучую смесь. - Может, дело тут в растяжимости измерений.
Моя пропитка могла изменить свойства пространства-времени внутри шкафа.
Интересно, что это может значить? - буркнул он в сторону. - Такие словеса
порой пугают меня самого.
- Это значит... ты хочешь, сказать, что этот шкаф внутри больше, чем
снаружи?
- Парадокс, не так ли? Я думаю, его внутренность находится вообще не в
нашем пространстве-времени. Попробуй сунуть туда стол и убедишься. -
Гэллегер даже не приподнялся, а лишь махнул рукой в сторону упомянутого
стола.
- Ты прав. Этот стол больше шкафа.
- Ну, так суй его как-нибудь бочком. Смелее!
Ваннинг некоторое время возился со столом. Несмотря на небольшой рост,
он был силен, как многие коренастые люди.
- Положи шкаф, легче будет.
- Я... уф... Ну, и что дальше?
- Суй туда стол.
Ваннинг искоса посмотрел на приятеля, пожал плечами и попытался.
Разумеется, стол не хотел входить в шкаф. Вошел только угол, а остальное
застряло, чуть покачиваясь.
- И что дальше?
- Подожди чуток.
Стол шевельнулся и медленно пополз вниз. У Ваннинга отвалилась челюсть,
когда он увидел, как стол постепенно входит внутрь, словно в воде тонет не
очень тяжелый предмет. Однако ничто его не всасывало, он просто растворялся.
Неизменным оставалось лишь то, что торчало снаружи, но постепенно в шкаф
ушло все.
Ваннинг заглянул в шкаф, и вновь у него заболели глаза. Внутри некое
нечто меняло форму, съеживалось и в конце концов превратилось в колючую
неправильную пирамиду темно-красного цвета.
В самом широком месте в ней было не более четырех дюймов.
- Не верю, - выдохнул Ваннинг.
Гэллегер улыбнулся.
- Как сказал герцог Веллингтон: "Это была очень маленькая бутылка,
сэр".
- Погоди минутку. Как, черт возьми, можно засунуть восьмифутовый стол
в пятифутовый шкаф?
- Благодаря Ньютону, - ответил Гэллегер. - Сила тяжести, сечешь?
Налей в пробирку воды, и я тебе покажу.
- Сейчас... Вот, готово. И что теперь?
- Полную налил? Хорошо. В коробке с надписью "Предохранители" лежит
сахар. Положи кусок поверх пробирки, так чтобы одним углом он касался воды.
Ваннинг сделал, как было сказано.
- Ну и что?
- Что ты видишь?
- Ничего. Сахар напитывается водой и растворяется.
- Вот именно, - с нажимом сказал Гэллегер.
Ваннинг задумчиво посмотрел на него и повернулся к пробирке. Кусок
сахара медленно растворялся и исчезал. Вскоре его не стало вовсе.
- Воздух и вода - это совершенно различные физические среды. В
воздухе кусок сахара может существовать в виде куска сахара, а в воде только
в виде раствора. Та его часть, которая достает до воды, подчиняется
условиям, присущим воде, и значит, изменяется в физическом смысле. Остальное
- дело силы гравитации.
- Говори яснее.
- Аналогия и так проще некуда, балбес. Вода - это как бы особые
условия внутри шкафа. А сахар - это стол. Ты же видел: сахар постепенно
напитался водой, а сила тяжести втянула растворяющийся кусок в пробирку.
Допер?
- Пожалуй. Стол впитался... его впитал элемент, находящийся внутри
шкафа, так? Элемент, который заставил стол съежиться...
- In partis, а не in toto[1]. Понемногу. Например,
человеческое тело можно запихнуть в небольшой сосуд с серной кислотой -
тоже по кусочку.
- О-о - протянул Ваннинг, исподлобья глядя на шкаф. - А можно
вытащить этот стол обратно?
- Пожалуйста. Сунь туда руку и вынь его.
- Сунуть туда руку? Я не хочу, чтобы она растворилась!
- Не бойся. Процесс этот не мгновенный, ты же сам видел. Прежде чем
начнется изменение, должно пройти несколько минут. Ты без опаски можешь
сунуть руку в шкаф, при условии, что будешь держать ее там не больше минуты.
Сейчас я тебе покажу.
Гэллегер нехотя поднялся, огляделся, взял пустую бутылку и сунул ее в
шкаф.
Изменение действительно не было мгновенным, а шло постепенно - бутылка
меняла размер и форму и наконец превратилась в перекошенный куб размером с
кусок сахара. Гэллегер вынул его и положил на пол.
Куб начал расти и вскоре вновь стал бутылкой.
- А теперь стол. Смотри.
Гэллегер вынул небольшую пирамидку, и та через минуту обрела
первоначальную форму.
- Видишь? Держу пари, что компания, занимающаяся складированием, много
дала бы за это. Там можно разместить мебель со всего Бруклина, но будут
сложности с изъятием нужных вещей. Сам понимаешь: изменение физической
природы...
- Нужно просто составлять план, - рассеянно сказал Ваннинг. -
Сделать рисунки находящихся внутри предметов и обозначить их.
- Сразу видно юриста, - заметил Гэллегер. - А я бы чего-нибудь
выпил.
Он вернулся на диван и присосался к мундштуку.
- Я дам тебе за этот шкаф шесть кредитов, - предложил Ваннинг.
- Можешь забирать. Все равно он занимает тут слишком много места.
Жаль, что его самого нельзя сунуть внутрь его самого. - Гэллегер засмеялся.
- Забавно звучит...
- Ты так считаешь? Держи. - Ваннинг вынул из бумажника деньги. -
Куда их положить?
- Сунь их в "Чудовище", там у меня банк... Спасибо.
- Готово... Слушай, объясни мне получше эту хохму с куском сахара. Не
одна же сила тяжести втягивает кусок в пробирку, правда?
- Точно. Еще и осмос. Или нет, осмос как-то связан с яйцами. Может,
это овуляция? Проводимость, конвекция, абсорбция? Жаль, что я не изучал
физику, тогда бы я знал нужные слова. А так я полный осел. - Гэллегер снова
потянул из мундштука.
- Абсорбция... Дело не только в том, что сахар поглощает воду. В
данном случае стол как бы пропитался условиями, царящими внутри шкафа... Как
губка или промокашка.
- Что, стол?
- Нет, я, - коротко ответил Гэллегер, и воцарилась тишина,
прерываемая бульканьем - это он вливал себе в горло алкоголь.
Ваннинг вздохнул и повернулся к шкафу. Прежде чем поднять его своими
мускулистыми руками, он старательно закрыл дверцу на ключ.
- Уже уходишь? Спокойной ночи. Всего хорошего... всего хорошего...
- Спокойной ночи.
- Все-го хо-ро-ше-го! - пропел Гэллегер, заваливаясь спать.
Ваннинг еще раз вздохнул и вышел в ночной холод. На небе сверкали
звезды, и лишь на юге их перекрывало зарево Нижнего Манхеттена. Горящие
белым огнем небоскребы слагались в рваный узор. Огромная реклама
превозносила достоинства вамбулина:
"Вамбулин тебя воскресит!"
Машина Ваннинга стояла у тротуара. Он сунул шкаф внутрь и кратчайшим
путем направился в свой офис. Ему вдруг вспомнился По.
"Украденное письмо", лежавшее на самом верху, просто вывернутое
наизнанку и переадресованное, изменилось до неузнаваемости. Господи, какой
отличный сейф выйдет из этого шкафа! Ни один вор не будет его взламывать по
той простой причине, что он не будет закрыт. Ваннинг мог бы наполнить сейф
деньгами, и те тут же стали бы неузнаваемы. Идеальный тайник.
Но на каком принципе он действует?
Гэллегера спрашивать было бесполезно, он творил по наитию и не знал,
что примула, растущая на берегу реки, обычная примула, зовется primula
vulgaris. Понятие силлогизма для него не существовало, он делал выводы, не
прибегая ни к общим, ни к частным предпосылкам.
Ваннинг задумался. Два предмета не могут одновременно занимать одно и
то же место, значит, в шкафу все-таки есть какое-то пространство...
Однако это были только догадки, а должен быть и точный ответ. Пока
Ваннинг его не нашел.
Он добрался до центра и направил машину к зданию, в котором занимал
целый этаж. На грузовом лифте он поднял шкаф наверх, однако не стал ставить
в своем кабинете - зачем привлекать внимание? - а поместил в небольшую
кладовку.
Вернувшись в кабинет, Ваннинг задумался. А может... Негромко звякнул
звонок. Задумавшись, Ваннинг не услышал его, а когда звук все-таки проник в
его мозг, подошел к видеофону и нажал кнопку. Серое, мрачное и бородатое
лицо адвоката Хэттона заполнило экран.
- Добрый день, - сказал Ваннинг.
Хэттон кивнул.
- Я пытался застать вас дома, но не успел и потому звоню в офис...
- Не думал, что вы сегодня позвоните. Дело разбирается завтра. Не
поздновато ли для разговоров?
- "Дугон и сыновья" хотели, чтобы я с вами поговорил. Кстати, я был
против.
- Вот как?
Хэттон нахмурил густые темные брови.
- Как вам известно, я представляю истца. Есть очень много улик против
Макилсона.
- Это вы так говорите, но доказать что-то невероятно тяжело.
- Вы против применения скополамина?
- Разумеется, - ответил Ваннинг. - Я не допущу, чтобы моему клиенту
кололи эту дрянь!
- Присяжным это не понравится.
- Ничуть не бывало. Дело в том, что Макилсону скополамин
противопоказан. У меня есть медицинская справка.
Голос Хэттона стал еще резче.
- Ваш клиент растратил эти облигации, и я могу это доказать.
- Стоимостью в двадцать пять тысяч, верно? Большая потеря для "Дугана
и сыновей". А что вы скажете о моем предположении? Скажем, двадцать тысяч
найдутся...
- Это частный разговор? Вы не записываете?
- Разумеется. Вот смотрите... - Ваннинг поднял вверх шнур с разъемом.
- Строго между нами.
- Это хорошо, - ответил адвокат Хэттон. - Тогда я могу объявить вам,
что вы вульгарный мошенник...
- Фу!
- Это старый трюк, во-от с такой бородой. Макилсон стянул пять кусков
в облигациях, обмениваемых на кредиты; ревизоры уже проверяют это. Потом он
пришел к вам, и вы убедили его взять еще двадцать тысяч, а затем предлагаете
их вернуть, если "Дуган и сыновья" закроют дело. И делите эти пять тысяч со
своим клиентом, что не так уж и мало.
- Ничего подобного я не признаю.
- Конечно, не признаете, даже в разговоре по частной линии. Но это
само собой разумеется. Только трюк этот давно устарел, и мои клиенты не
собираются с вами возиться, а передают дело в суд.
- И вы позвонили, только чтобы мне это сказать?
- Нет, я хочу обсудить вопрос с присяжными. Вы согласны на применение
к ним скополамина?
- Вполне, - ответил Ваннинг. Присяжные его не интересовали. Испытание
скополамином избавит от многих дней, а может, и недель судебной возни.
- Хорошо, - буркнул Хэттон. - Предупреждаю: от вас и мокрого места
не останется.
Ваннинг ответил грубым жестом и выключил видеофон. Предстоящая схватка
в суде вытеснила из головы мысли о шкафе и четвертом измерении. Ваннинг
вышел из конторы. У него еще будет время детально изучить возможности,
которые таит в себе этот тайник, а сейчас он не хотел забивать голову. Дома
он распорядился приготовить себе выпить и повалился на постель.
Назавтра Ваннинг выиграл дело, применяя сложные юридические крючки и
используя двусмысленные прецеденты. Свое доказательство он построил на том,
что облигации не были обменены на деньги. Сложные экономические таблицы
доказали это за Ваннинга. Обмен облигаций даже на пять тысяч кредитов вызвал
бы подвижку на рынке ценных бумаг, а ничего подобного не произошло. Эксперты
Ваннинга завели присяжных в совершенно непроходимые дебри. Чтобы доказать
вину, требовалось показать или буквально, или косвенным путем, что облигации
существовали с двадцатого декабря, то есть с даты последней ревизии.
Прецедентом послужило дело Донована против Джонса.
Хэттон тут же вскочил с места.
- Ваша честь, Джонс позднее признался в растрате!
- Что никак не влияет на первоначальное решение, - тут же парировал
Ваннинг. - Закон не имеет обратной силы. Вердикт не был изменен.
- Прошу защиту продолжать.
И защита продолжала, возводя сложное здание казуистической логики.
Хэттон выходил из себя.
- Ваша честь, я!..
- Если мой почтенный оппонент представит суду хотя бы одну облигацию
- всего одну из вышеупомянутых - я сдамся.
Председатель иронически улыбнулся.
- Действительно, если такое доказательство будет представлено,
обвиняемый окажется в тюрьме сразу же после оглашения приговора. Вам это
хорошо известно, мистер Ваннинг. Пожалуйста, продолжайте.
- Охотно. Итак, согласно моей версии, эти облигации никогда не
существовали. Это просто результат ошибки при счете.
- Но ведь подсчет выполняли на калькуляторе Педерсона?
- Такие ошибки случаются, и сейчас я это докажу. Пригласите моего
следующего свидетеля...
Свидетель, специалист по вычислительной технике, объяснил, как может
ошибаться калькулятор Педерсона, и привел примеры. На одном Хэттон его
поймал.
- Протестую, ваша честь. В Родезии, как всем известно, локализованы
объекты экспериментального характера. Свидетель не уточнил, о какой именно
продукции идет речь. Не потому ли, что Объединенные Предприятия Гендерсона
занимаются главным образом радиоактивными рудами?
- Свидетель, вам задан вопрос.
- Я не могу на него ответить. В моих документах нет такой информации.
- Довольно красноречивый пробел! - рявкнул Хэттон. - Радиоактивность
выводит из строя хрупкий механизм калькулятора Педерсона. Но в конторах
фирмы "Дуган и сыновья" нет ни радиоактивных элементов, ни продуктов их
распада.
Встал Ваннинг.
- Я хотел бы спросить, окуривались ли в последнее время эти конторы?
- Да. Этого требует закон.
- Использовался определенный тип соединения хлора?
- Да.
- Прошу пригласить моего следующего свидетеля.
Свидетель, физик и одновременно работник Ультрарадиевого Института,
объяснил, что гамма-лучи сильно воздействуют на хлор, вызывая ионизацию.
Живые организмы могут ассимилировать продукты распада радия и передавать их
дальше. Некоторые клиенты фирмы "Дуган и сыновья" подвергались воздействию
радиоактивности...
- Это смешно, ваша честь! Спекуляция чистейшей воды...
Ваннинг изобразил обиду.
- Хочу напомнить дело Дэнджерфилда против "Астро Продактс",
Калифорния, тысяча девятьсот шестьдесят третий год. Все сомнения трактуются
в пользу обвиняемого. Я настаиваю, что калькулятор Педерсона, которым
считали облигации, мог быть неисправен. Если так оно и было на самом деле,
следовательно, облигации не существовали, и мой клиент невиновен.
- Пожалуйста, продолжайте, - сказал судья, жалея, что он не
Джеффрис[2] и не может послать всю эту чертову банду на эшафот.
Юриспруденция должна опираться на факты, это вам не трехмерные шахматы.
Впрочем, это неизбежное следствие политических и экономических сложностей
современной цивилизации. Вскоре стало понятно, что Ваннинг выиграет дело.
Он его и выиграл. Присяжные были вынуждены признать правоту ответчика.
Под конец отчаявшийся Хэттон выступил с предложением использовать
скополамин, но это предложение было отклонено. Ваннинг подмигнул своему
оппоненту и с шумом захлопнул папку.
Он вернулся в контору, а в половине пятого начались неприятности. Едва
секретарша успела сообщить о некоем мистере Макилсоне, как ее отпихнул
худощавый мужчина средних лет, тащивший замшевый чемодан гигантских
размеров.
- Ваннинг, мне позарез нужно с тобой поговорить!.. Адвокат нахмурился,
встал из-за стола и кивком отослал секретаршу. Когда дверь за ней закрылась,
он бесцеремонно спросил:
- Что ты здесь делаешь? Я же сказал, чтобы ты держался от меня
подальше. Что у тебя в чемодане?
- Облигации, - неуверенно объяснил Макилсон. - Что-то не
получилось...
- Идиот! Приволочь сюда облигации!.. - Одним прыжком Ваннинг оказался
у двери и старательно запер ее на ключ. - Как только Хэттон наложит на них
лапу, ты вмиг окажешься за решеткой! А меня лишат диплома! Убирайся
немедленно!
- Ты сначала выслушай, ладно? Я пошел с этими облигациями в Финансовое
Объединение, как ты и сказал, но... но там меня уже поджидал фараон. К
счастью, я вовремя его засек. Если бы он меня поймал...
Ваннинг глубоко вздохнул.
- Я же велел тебе оставить облигации на два месяца в тайнике на
станции подземки...
Макилсон вытащил из кармана бюллетень.
- Правительство начало замораживать рудные акции и облигации. В одну
неделю все будет кончено. Я не мог ждать - деньги оказались бы заморожены
до второго пришествия.
- Покажи-ка этот бюллетень. - Ваннинг полистал его и тихо выругался.
- Откуда он у тебя?
- Купил у мальчишки перед тюрьмой. Я хотел проверить курс рудных
акций.
- Гмм... понятно. А не пришло тебе в голову, что бюллетень может быть
фальшивым?
У Макилсона отвисла челюсть.
- Фальшивым?
- Вот именно. Хэттон догадался, что я хочу вытащить тебя из тюрьмы, и
держал его наготове. А ты купил этот номер, дал полиции улики, а меня подвел
под монастырь.
- Но я...
Ваннинг сморщился.
- Как, по-твоему, почему ты увидел того фараона в Финансовом
Объединении? Они могли сцапать тебя в любой момент, но решили испугать
настолько, чтобы ты приперся ко мне, и одним выстрелом убить двух зайцев!
Для тебя - камера, а для меня - прощание с адвокатурой. Проклятье!
Макилсон облизал губы.
- А может, мне уйти через черный ход?
- Сквозь кордон полиции, который там, конечно, торчит? Вздор! Не
прикидывайся большим идиотом, чем ты есть!
- А ты... ты не можешь их спрятать?
- Где? Они просветят мой стол рентгеновскими лучами. Нет, я просто...
- Ваннинг вдруг замолчал. - Гмм, спрятать, говоришь... Спрятать!..
Он повернулся к диктофону.
- Мисс Хартон? У меня очень важная встреча. Ни под каким предлогом
меня не отвлекать. Если вам предъявят ордер на обыск, потребуйте
подтверждения через центр. Ясно? О'кей.
Макилсон слегка ожил.
- Э... все в порядке?
- Заткнись! - взорвался Ваннинг. - Подожди меня здесь, я скоро
вернусь. - Он подошел к боковой двери и исчез, но очень быстро вернулся,
таща металлический шкафчик. - Помоги мне... уф... Ставь вон туда, в угол. А
теперь убирайся.
- Но...
- Давай-давай, вали! - поторопил Ваннинг. - Я сам знаю, что нужно
делать. И молчи громче. Тебя арестуют, но без улик долго держать не смогут.
Придешь, как только выпустят.
Он толкнул Макилсона к двери, открыл ее и вышвырнул гостя. Потом
вернулся к шкафу и заглянул внутрь. Пусто. Итак, замшевый чемодан...
Тяжело дыша, Ваннинг запихнул его в шкаф. Это потребовало времени,
поскольку чемодан был больше шкафа. Однако, в конце концов он съежился,
изменил форму и наконец превратился во что-то вроде вытянутого яйца цвета
медного цента.
- Фью, фью! - сказал Ваннинг. Он заглянул в шкаф. Внутри что-то
шевелилось - какое-то гротескное создание ростом не более четырех дюймов.
Это было что-то удивительное - оно состояло из одних кубов и углов, было
ярко-зеленым и явно живым.
В дверь постучали.
Маленькое существо возилось с медным яйцом, как муравей с дохлой
гусеницей пытаясь поднять его и переместить. Ваннинг сунул руку в шкаф.
Существо из четвертого измерения уклонилось, но недостаточно быстро. Ваннинг
схватил его, почувствовал в кулаке шевеленье и крепко стиснул пальцы.
Шевеленье прекратилось. Ваннинг выпустил мертвое существо и торопливо
вынул руку из шкафа.
Дверь тряслась от ударов.
- Минуточку! - крикнул он, закрывая шкаф.
- Ломайте! - распорядился кто-то за дверью.
Однако нужды в этом не было. Ваннинг скроил болезненную улыбку и открыл
дверь. Вошел Хэттон в сопровождении тучного полицейского.
- Мы взяли Макилсона, - сообщит он.
- Да? А на каком основании?
Вместо ответа Хэттон сделал знак рукой, и полицейские начали обыскивать
комнату. Ваннинг пожал плечами.
- Думаю, вы слишком торопитесь, - сказал он. - Посягательство на
неприкосновенность частной собственности...
- У нас есть ордер!
- И в чем меня обвиняют?
- Разумеется, речь идет об облигациях, - голос Хэттона звучал устало.
- Не знаю, где вы спрятали чемодан, но рано или поздно мы его найдем.
- Какой чемодан? - продолжал допытываться Ваннинг.
- Тот, с которым Макилсон вошел сюда. И без которого он вышел.
- Игра закончена, - печально сказал Ваннинг. - Я сдаюсь.
- Что?
- А если я скажу, что сделал с чемоданом, вы замолвите за меня
словечко?
- Ну... пожалуй... А где он?
- Я его съел, - ответил Ваннинг, укладываясь на диван и явно
собираясь вздремнуть.
Хэттон послал ему взгляд, полный ненависти.
Полицейские прошли мимо шкафа, мельком заглянув внутрь. Рентгеновские
лучи не обнаружили ничего ни в стенах, ни в полу, ни в потолке, ни в мебели.
Остальные помещения офиса тоже обыскали, но безрезультатно.
Наконец Хэттон сдался.
- Утром я подам жалобу, - пообещал ему Ваннинг. - А в отношении
Макилсона воспользуюсь принципом Habeas corpus[3].
- Иди ты к черту! - буркнул Хэттон.
- До свидания.
Ваннинг подождал, пока непрошенные гости уберутся, потом, тихонько
посмеиваясь, подошел к шкафу и открыл его.
Медное яйцо исчезло. Ваннинг пошарил внутри, но без толку.
Значение этого дошло до него не сразу. Он повернул шкаф к окну и снова
заглянул туда - с тем же результатом.
Шкаф был пуст.
Двадцать пять тысяч кредитов в облигациях пропали.
Ваннинга прошиб холодный пот. Схватив металлический шкаф, он встряхнул
его, но это не помогло. Потом перенес в другой угол комнаты, а сам вернулся
на прежнее место и принялся внимательно осматривать пол.
- Проклятье!
Неужели Хэттон?
Нет, невозможно. Ваннинг не спускал со шкафа глаз, пока здесь была
полиция. Один из полицейских открыл шкаф, заглянул внутрь и снова закрыл.
После этого шкаф все время оставался закрытым.
Но облигации исчезли.
Так же, как и странное существо, которое Ваннинг раздавил. Все это
вместе означало, что... Вот именно: что?
Он метнулся к видеофону и вызвал Гэллегера.
- Что случилось, а? Чего тебе? - На экране появилось худое лицо
изобретателя, еще более осунувшееся от пьянства. - У меня похмелье, а
тиамин кончился. А как твои дела?
- Послушай, - сказал Ваннинг, - я положил кое-что в твой чертов шкаф
и потерял.
- Шкаф? Забавно...
- Да нет, то, что в него положил... чемодан.
Гэллегер покачал головой.
- Никогда заранее не знаешь... Помню, однажды я сделал...
- К черту воспоминания! Мне нужен мой чемодан!
- Фамильные драгоценности? - спросил Гэллегер.
- Нет. Там были деньги.
- С твоей стороны это было неразумно. Ты знаешь, что с сорок девятого
года не разорился ни один банк? Вот уж не думал, Ваннинг, что ты так скуп.
Хотел иметь деньги при себе, чтобы перебирать их своими загребущими лапами,
да?
- Ты снова пьян!
- Нет, только стараюсь напиться, - уточнил Гэллегер. - Со временем у
меня выработался иммунитет к алкоголю, и чтобы напиться, мне нужно ужасно
много времени. Из-за твоего звонка я отстал на две с половиной порции. Нужно
приделать к органу удлинитель, чтобы разговаривать и пить одновременно.
- Мой чемодан! Что с ним случилось? Я должен его найти!
- У меня его нет.
- А ты можешь сказать, где он?
- Понятия не имею. Выкладывай подробности, посмотрим, что можно
сделать.
Ваннинг последовал совету, правда, из осторожности несколько сократил
рассказ.
- О'кей, - неохотно сказал Гэллегер. - Ненавижу выдвигать теории, но
в исключительных случаях... Мой диагноз обойдется тебе в пятьдесят кредитов.
- Что?! Послушай...
- Пятьдесят кредитов, - упрямо повторил Гэллегер. - Или разбирайся
сам.
- А откуда мне знать, что ты сможешь вернуть чемодан.
- Приходится допустить возможность, что у меня ничего не выйдет.
Однако шанс есть... Я должен буду воспользоваться счетными машинами, а это
стоит дорого.
- Ладно-ладно, - буркнул Ваннинг. - Иди, считай. Без чемодана мне
конец.
- Меня больше интересует тот карапуз, которого ты придушил. Честно
говоря, это единственная причина, по которой я вообще занимаюсь твоим делом.
Жизнь в четвертом измерении... - продолжал Гэллегер, вяло поводя руками.
Потом лицо его исчезло с экрана, и Ваннинг выключил видеофон.
Он еще раз обыскал шкаф, но так и не нашел в нем ничего. Замшевый
чемодан словно испарился.
Ваннинг надел пальто и отправился в "Манхеттен Руф", где съел ужин,
обильно сдобренный вином. Ему было очень жалко себя.
Назавтра его жалость к себе усугубилась. Он раз за разом пытался
связаться с Гэллегером, но в лаборатории никого не было, так что Ваннинг
попусту переводил время. Около полудня ввалился Макилсон. Он был сильно
взволнован.
- Не очень-то ты спешил вытащить меня из тюрьмы, - с ходу набросился
он на Ваннинга. - И что теперь? У тебя найдется что-нибудь выпить?
- Зачем тебе? - буркнул Ваннинг. - Судя по твоему виду, ты уже
напился. Езжай во Флориду и жди, пока вce успокоится.
- Хватит с меня ожидалок. Я еду в Южную Америку, и мне нужны бабки.
- Подожди, пока можно будет реализовать облигации.
- Я забираю половину. Как и договорились.
Ваннинг прищурился.
- И попадешь прямо в лапы полиции. Ясно, как дважды два.
Макилсон был явно не в себе.
- Согласен, я совершил ошибку. Но теперь... нет, теперь я буду умнее.
- Значит, подождешь.
- На крыше в вертолете ждет мой приятель. Я отдам ему облигации, а
потом спокойно уйду. Полиция ничего у меня не найдет.
- Я сказал, нет, - повторил Ваннинг. - Дело слишком рискованное.
- Рискованное оно сейчас. Если они найдут облигации...
- Не найдут.
- Где ты их спрятал?
- Это мое дело.
Макилсон занервничал.
- Возможно. Но они в этом здании. Вчера ты не мог их никуда сплавить
до прихода фараонов. Не стоит искушать судьбу. Они искали рентгеном?
- Ага.
- Я слышал, что Хэттон с целой бандой экспертов изучает планы здания.
Он найдет твой сейф, и я хочу убраться отсюда раньше, чем это произойдет.
Ваннинг отмахнулся.
- Прекрати истерику. Я тебя вытащил, верно? Несмотря на то, что ты
едва не провалил дело.
- Это правда, - признал Макилсон, дергая себя за губу. - Но я... -
он принялся грызть ногти. - Проклятье, я сижу на кратере вулкана, да еще и
на термитнике. Не хочу торчать здесь и ждать, пока они найдут облигации! А
от страны, куда я собираюсь смыться, они не смогут потребовать выдачи.
- Нужно ждать, - настаивал Ваннинг. - Это твой единственный шанс.
В руке Макилсона невесть откуда появился пистолет.
- Гони половину облигаций, да поживее. Я тебе не верю. Думаешь, можно
бесконечно водить меня за нос? Ну, отдашь или нет?
- Нет, - ответил Ваннинг.
- Я не шучу!
- Знаю. Но у меня нет этих облигаций.
- Как это "нет"?
- Ты когда-нибудь слышал о возможностях четвертого измерения? -
спросил Ваннинг, не сводя глаз с пистолета.
- Я спрятал чемодан в особый сейф, который не могу открыть раньше
определенного времени.
- Гммм... - задумался Макилсон. - А когда...
- Завтра.
- Хорошо. Значит, завтра ты отдашь мне облигации?
- Если тебе так уж невтерпеж. Но советую тебе подумать. Гораздо
безопаснее подождать.
Вместо ответа Макилсон только усмехнулся через плечо. Когда он вышел,
Ваннинг долго сидел не двигаясь. Он был не на шутку перепуган.
Дело было в том, что Макилсон был склонен к маниакально-депрессивному
психозу и вполне мог убить. Сейчас он испытывал сильный стресс - ему нечего
терять. Ну что ж... Следует принять меры предосторожности.
Ваннинг еще раз позвонил Гэллегеру, но и на этот раз никто не
отозвался. Он оставил для него сообщение и еще раз осторожно заглянул в
шкаф. Он был по-прежнему пуст.
Вечером Ваннинг явился к Гэллегеру сам. Изобретатель казался пьяным и
усталым, впрочем, так оно и было. Он небрежно махнул рукой, указывая на
стол, заваленный бумагой.
- Ну и задал ты мне работенку! Если бы знал принцип действия этого
устройства, я и пальцем бы его не тронул. Садись и выпей. Принес пятьдесят
кредитов?
Ваннинг молча вручил Гэллегеру деньги, и тот сунул их в "Чудовище".
- Хорошо. А теперь... - Он сел на диван. - Начинаем решение задачи
стоимостью в пятьдесят кредитов.
- Я получу чемодан?
- Нет, - решительно ответил Гэллегер. - Я, по крайней мере, не вижу
никакой возможности. Он находится в ином фрагменте пространства-времени.
- Но что это значит?
- Это значит, что шкаф действует как телескоп, но не в видимой части
спектра. Это что-то вроде окна. В него можно выйти или просто заглянуть. Это
выход в Сейчас плюс х.
Ваннинг поглядел на него исподлобья.
- Ты мне ничего такого не говорил.
- Все, что я до сих пор знаю об этом - чистая теория и, боюсь, ничего
больше не будет. Так вот: сначала я ошибался. Предметы, попадавшие в шкаф,
не появлялись в ином пространстве, потому что должна существовать некая
пространственная постоянная. То есть они не уменьшались бы. Размер - это
размер. Факт перенесения куба с гранью в один дюйм, скажем, на Марс не
уменьшил бы его и не увеличил.
- А как быть с плотностью окружающей среды? Разве предмет не был бы
раздавлен?
- Конечно, он был бы и остался таким. После извлечения из шкафа он не
восстановил бы свои изначальные размер и форму. Х плюс Y никогда не равно
XY. Но Х минус У...
- Равно, что ли?
- Именно тут собака и зарыта. - Гэллегер начал лекцию за пятьдесят
кредитов. - Предметы, которые мы вкладывали в шкаф, путешествовали во
времени, причем их скорость не менялась, чего нельзя сказать о
пространственных условиях. Две вещи не могут находиться одновременно в одном
и том же месте. Следовательно, твой чемодан отправился в другое время:
Сейчас плюс х. А что в данном случае значит х, я понятия не имею, хотя
подозреваю, что несколько миллионов лет.
Ваннинг был ошеломлен.
- Так значит, чемодан находится в будущем, отстоящем на миллион лет?
- Не знаю, насколько далеко, но думаю, что очень. Слишком мало данных
для решения такого сложного уравнения. Я делал выводы, главным образом, с
помощью индукции, но результаты совершенно безумные. Эйнштейн был бы в
восторге. Моя теория утверждает, что вселенная одновременно сжимается и
увеличивается.
- Но как это связано...
- Движение - понятие относительное, - неумолимо продолжал Гэллегер,
- это главный принцип. Разумеется, вселенная увеличивается, расползается,
как газ, но вместе с тем ее составные части сжимаются. Это значит, что они
не растут в буквальном смысле слова... во всяком случае, не солнца и не
атомы. Они просто удаляются от центра, мчатся во всех возможных
направлениях... Погоди, о чем это я говорил? Ах да, вселенная, взятая как
единое целое, сжимается.
- Хорошо, пусть себе сжимается. А где мой чемодан?
- Я тебе уже сказал: в будущем. Я дошел до этого с помощью
индуктивного рассуждения. Все просто и логично, но доказать ничего нельзя.
Сто, тысячу, миллион лет назад Земля - как и вся прочая вселенная - была
больше, чем сейчас. И все продолжает сжиматься. Когда-нибудь в будущем она
будет вполовину меньше, но мы этого не заметим, потому что и вселенная
уменьшится пропорционально.
Гэллегер зевнул и сонно продолжал:
- Мы сунули в шкаф стол, который оказался где-то в будущем, потому что
шкаф, как я уже говорил, это окно в другое время. И на стол подействовали
условия, типичные для того времени. Стол съежился после того, как мы дали
ему несколько секунд на поглощение энтропии или чего-то там еще. Только вот
была ли это энтропия? А, бог ее знает!..
- Но он превратился в пирамиду.
- Видимо, процесс сопровождается метрическим искажением. А может, это
просто оптическая иллюзия. Может, мы просто не так все видим. Сомневаюсь,
что в будущем вещи и вправду будут выглядеть иначе - кроме того, что станут
меньше, - но сейчас мы пользуемся окном в четвертое измерение, как если бы
мы смотрели через призму. Размер действительно меняется, а форма и цвет
кажутся иными нашим глазам, смотрящим сквозь призму четвертого измерения.
- Значит, мой чемодан попал в будущее, да? Но почему он исчез из
шкафа?
- А помнишь существо, которое ты раздавил? Может, у него есть
приятель? Они могли быть невидимы вне очень узкого... как же его... - ага!
- поля зрения. Представь: где-то в будущем - через сто, тысячу или миллион
лет ни с того ни с сего появляется чемодан. Один из наших потомков начинает
разбираться с ним, и тут ты его убиваешь. Приходят его друзья и забирают
чемодан, вынося его за пределы шкафа. Если говорить о пространстве, чемодан
может быть где угодно. а вот время здесь - величина неизвестная. Сейчас
плюс х. На этом и основано действие сейфа. Ну, что скажешь?
- Черт возьми! - взорвался Ваннинг. - И это все, что ты можешь
сказать? Значит, о чемодане можно забыть?!
- Ага. Разве что ты сам за ним отправишься. Но бог знает, где ты
окажешься. За несколько тысяч лет состав воздуха, вероятно, изменится. А
может, будут и другие перемены.
- Ну, уж не настолько я глуп.
Ну и дела! Облигации исчезли, и не было надежды получить их обратно.
Ваннинг смирился бы с потерей, зная, что облигации не попадут в руки
полиции, но оставалась еще проблема Макилсона, особенно после того, как пуля
разбила стекло в конторе адвоката.
Встреча с Макилсоном не дала положительного результата: растратчик не
сомневался, что Ваннинг хочет его надуть. Когда адвокат выкидывал его из
конторы, он ругался и грозил, что пойдет в полицию и признается...
Ну и пусть идет, все равно улик никаких. Чтоб его черти взяли! Однако
для верности Ваннинг решил засадить своего бывшего клиента за решетку.
Впрочем, из этого ничего не вышло. Макилсон дал в зубы посыльному,
принесшему вызов в полицию, и удрал. И сейчас Ваннинг подозревал, что тот
где-то скрывался, вооруженный и готовый его пристрелить. Вот всегда так с
типами, склонными к маниакально-депрессивному психозу.
Ваннинг потребовал двух полицейских для охраны - ввиду угрозы для
жизни он имел на это право. До поимки Макилсона Ваннинг будет пользоваться
их услугами, а уж он позаботится, чтобы охраняли его двое самых крепких
парней во всей манхеттенской полиции. Кстати, он имел случай убедиться, что
им поручили и дело о замшевом чемодане.
Ваннинг позвонят Хэттону и улыбнулся экрану.
- Ну, как успехи?
- Что вы имеете в виду?
- Моих телохранителей и ваших шпиков. Они не найдут облигаций, Хэттон,
так что лучше отзовите их. Два дела одновременно - слишком сложно для этих
бедняг.
- Достаточно, если они справятся с одним и найдут вещественное
доказательство. А если Макилсон размозжит вам голову, я плакать не буду.
- Встретимся в суде, - сказал Ваннинг. - Вы обвиняете Уотсона, так?
- Так. А вы отказываетесь от скополамина?
- В отношении присяжных? Конечно. Дело у меня в кармане.
- Это вам так кажется, - сказал Хэттон и выключил связь.
Весело смеясь, Ваннинг надел пальто, забрал своих телохранителей и
отправился в суд. Макилсона не было и следа...
Дело он выиграл, как и ожидал. Вернувшись в офис, он выслушал несколько
несущественных новостей, которые передала ему девушка, обслуживающая
коммутатор, и прошел в свой личный кабинет. Первое, что он увидел, открыв
дверь, это замшевый чемодан, лежавший на ковре в углу комнаты.
Ваннинг так и застыл с рукой на ручке двери. Позади слышались тяжелые
шаги охранников. "Минуточку"... - сказал он через плечо, метнулся в
кабинет, закрыл за собой дверь и еще услышал удивленный вопрос.
Чемодан. Несомненно, тот самый. И так же несомненно за его спиной были
два фараона, которые после краткого совещания принялись колотить в дверь,
пытаясь ее выломать.
Ваннинг позеленел. Он неуверенно шагнул вперед и увидел в углу шкаф.
Идеальный тайник...
Именно то, что надо! Если он сунет туда чемодан, тот станет неузнаваем.
Неважно, если он снова исчезнет, главное - избавиться от улики.
Дверь начала подаваться. Ваннинг подбежал к чемодану, поднял его с пола
и тут краем глаза заметил какое-то движение. В воздухе над ним появилась
рука. Это была рука гиганта с идеально белым манжетом, расплывающимся где-то
вверху. Огромные пальцы тянулись к нему...
Ваннинг заорал и отскочил, но недостаточно быстро. Рука схватила его, и
напрасно адвокат молотил руками по ладони - она тут же сомкнулась в кулак.
Когда кулак раскрылся, из него, пятная ковер, выпало то, что осталось от
Ваннинга. Рука исчезла, дверь сорвалась с петель, рухнула на пол, и
охранники, спотыкаясь о нее, ввалились в комнату.
Вскоре явился Хэттон со своими людьми. Впрочем, тут мало что можно было
сделать, разве что прибрать. Замшевый чемодан, содержащий двадцать пять
тысяч кредитов в облигациях, перенесли в безопасное место, тело Ваннинга
собрали и отправили в морг. Фотографы сверкали вспышками,
эксперты-дактилоскописты сыпали порошок, рентгенотехники суетились со своим
оборудованием. Все было сделано быстро и умело; через час контора была пуста
и опечатана.
Потому-то никто и не видел второго явления гигантской руки, которая
опять возникла ниоткуда, пощупала вокруг, словно чего-то искала, и
исчезла...
Единственным, кто мог пролить на это дело хоть какой-то свет, был
Гэллегер, но его слова, произнесенные в одиночестве лаборатории, слышало
только "Чудовище".
- Так вот почему лабораторный стол появился здесь вчера на несколько
минут. Гммм... Сейчас плюс х равно примерно неделе. А почему бы и нет? Все в
мире относительно. Вот уж не думал, что вселенная сжимается с такой
скоростью!
Он поудобнее вытянулся на диване и влил себе в глотку двойное мартини.
- Да, так оно и есть, - буркнул он. - Ваннинг, пожалуй, единственный
человек, который оказался в середине будущей недели и... погиб! По такому
случаю я, пожалуй, напьюсь.
И напился.
1 In partis (лащ. ) - по частям. In toto (лат.) - целиком.
2 Судья-вешатель, известный своими суровыми приговорами участникам
восстания Монмута против английского короля Якова II.
3 Habeas corpus (лат.) - здесь: личной неприкосновенности.
ЭТОТ МИР - МОЙ!
- Впусти меня! - пищало за окном создание, похожее на кролика. -
Впусти меня! Этот мир - мой!
Гэллегер автоматически скатился с дивана, встал, пошатываясь под
бременем похмелья и огляделся. Знакомая лаборатория, угрюмая в сером свете
утра, обрела более-менее определенные формы. Два генератора, украшенные
станиолем, словно смотрели на него, оскорбленные своим праздничным нарядом.
Откуда этот станиоль? Наверняка, после вчерашней попойки. Гэллегер
попыталтся собрать разбегающиеся мысли. Похоже, вчера он решил, что уже
Рождество.
Пока он это обдумывал, вновь послышался тот же писклявый крик. Гэллегер
осторожно, вручную повернул голову, потом повернулся весь. Сквозь плексиглас
ближайшего окна на него смотрела морда: маленькая и жуткая.
С похмелья лучше не видеть таких харь. Уши были огромные, круглые,
поросшие шерстью, глаза гигантские, а под ними - розовая пуговка вместо
носа, она непрерывно дрожала и морщилась.
- Впусти меня! - вновь крикнуло существо. - Я должен завоевать ваш
мир!
-Ну и что? - буркнул Гэллегер, но доплелся до двери и открыл ее.
Двор был пуст, если не считать трех невероятных существ. что рядком
стояли перед ним. Их тела, покрытые белым мехом, были толстые, как подушки.
Три розовых носика сморщились, три пары золотистых глаз внимательно
разглядывали Гэллегера. Три пары толстых ног одновременно шагнули, и
существа переступили через порог, едва не опрокинув при этом Гэллегера.
Это было уже слишком. Гэллегер бросился к своему алкогольному органу,
быстро смешал коктейль и влил его в себя. Стало лучше, но ненамного. Трое
гостей то ли сидели, то ли стояли, но по-прежнему рядком, и смотрели на
него, не мигая.
Гэллегер брякнулся на диван.
- Кто вы? - потребовал он объяснений.
- Мы либли, - сказал тот, что расположился поближе.
- Ага... - Гэллегер задумался. - А кто такие либли?
- Это мы, - ответили все трое.
Возник явный порочный круг, который, впрочем, был разрушен, когда груда
одеял в углу зашевелилась, явив свету божьему морщинистое лицо орехового
цвета. Появился мужчина - худой, старый и быстроглазый.
- Зачем ты их впустил, дурень? - спросил он.
Гэллегер попытался что-нибудь припомнить. Старик, разумеется, был его
дедом, явившимся со своей фермы в Мэйне погостить на Манхеттене. Вчера
вечером... Кстати, что было вчера вечером? Как в тумане вспомнились ему
похвальба деда насчет того, сколько он может выпить, и неизбежный результат
этого - соревнование. Дед выиграл. Но что было еще? Об этом он и спросил.
- А ты что, сам не помнишь? - спросил дед.
- Я никогда не помню, - ответил Гэллегер. - Именно так я изобретаю:
надерусь и... готово. Никогда не знаю, как. По наитию.
- Ага, - кивнул дед. - Именно это ты вчера и сделал. Видишь?
Он указал в угол лаборатории, где стояла высокая машина, чье назначение
Гэллегер никак не мог определить. Машина тихо шумела.
- Вижу. А что это такое?
- Это ты ее сделал. Вчера вечером.
- Я?! А зачем?
- Откуда мне знать? - Дед со злостью посмотрел на него. - Начал
орудовать инструментами и в конце концов смастрячил ее. Потом сказал, что
это машина времени и включил ее, направив для безопасности на двор. Мы вышли
посмотреть, но тут, откуда ни возьмись, выскочили эти трое, и мы быстренько
смылись. Что мы будем пить?
Либли принялись нетерпеливо ерзать.
- На дворе всю ночь было холодно, - укоризненно сказал один из них.
- Ты должен был нас впустить. Этот мир принадлежит нам.
Лошадиное лицо Гэллегера вытянулось еще больше.
- Ага. Если я построил машину времени, - хотя совершенно этого не
помню, - значит, вы явились сюда из какого-то другого времени. Верно?
- Конечно, - подтвердил один из либлей. - Пятьсот лет или около
того.
- Но ведь вы не... люди? Я хочу сказать, мы не превратимся в вас?
- Нет, - самодовольно ответил самый толстый либль. - Вам
понадобилась бы не одна тысяча лет, чтобы сравняться с нами. Мы с Марса.
- Марс... будущее... Но вы же говорите по-английски!
- Почему бы и нет? В наше время на Марсе живут земляне. Мы читаем
по-английски, говорим и все знаем.
- И ваша раса доминирует на Марсе?
- Ну-у, не совсем, - либль заколебался. - Не на всем Марсе.
- Даже не на половине, - угрюмо добавил другой.
- Только в Долине Курди, - сообщил третий. - Но Долина Курди -
центр Вселенной. Очень высокая цивилизация. У нас есть книги о Земле и
других местах. Кстати, мы хотим завоевать Землю.
- В самом деле? - машинально спросил Гэллегер.
- Да. Понимаешь, мы не могли сделать это в наше время - земляне не
разрешали нам, но теперь все будет просто. Вы все будете нашими рабами, -
сказал либль. Роста в нем было сантиметров тридцать.
- У вас есть какое-нибудь оружие? - спросил дед.
- Нам оно ни к чему. Мы мудрые и знаем все. Наша память очень
вместительна. Мы можем построить дезинтеграторы, тепловые излучатели,
космические корабли...
- Нет, не можем, - перебил его второй либль. - У нас нет пальцев.
Это была правда: косматые лапки либлей ни на что путное не годились.
- Но мы заставим землян сделать нам оружие, - сказал первый.
Дед тяпнул виски и передернулся.
- У тебя что, всегда так? - спросил он. - Знал я, что ты большой
ученый, но думал, что ученые делают всякие колотушки для атомов. На кой черт
тебе машина времени?
- Она принесла нас, - сказал либль. - Ах, какой счастливый день для
Земли!
- Это как посмотреть, - заметил Гэллегер. - Но прежде, чем вы
отправите ультиматум в Вашингтон, может, я вас чем-нибудь угощу? Блюдечко
молока, а?
- Мы не животные! - оскорбился толстый либль. - Мы пьем из чашек,
честное слово!
Гэллегер принес три чашки, подогрел немного молока и налил. Чуть
поколебавшись, он поставил чашки на пол - для этих маленьких существ столы
были слишком высоки. Пропищав "спасибо", либли взяли чашки задними лапками и
принялись лакать длинными розовыми язычками.
- Вкусно, - сказал один.
- Не болтай с полным ртом, - оборвал его толстый. Похоже, он был у
них за шефа.
Гэллегер вытянулся на диване и взглянул на деда.
- Эта машина времени... - проговорил он. - Я ничего не помню. Нужно
будет отправить либлей домой, но разработка метода займет у меня какое-то
время. Иногда мне кажется, что я слишком много пью.
- Гони эти мысли прочь, - сказал дед. - Когда я был в твоем
возрасте, мне не нужна была машина времени, чтобы увидеть
тридцатисантиметровых зверушек. Для этого хватало пшеничной, - добавил он,
облизывая сморщенные губы. - Ты слишком много работаешь, вот что.
- Ну-у... - протянул Гэллегер, - от этого никуда не деться. А зачем
я вообще ее делал?
- Не знаю. Болтал что-то об убийстве собственного деда и о
предсказании будущего. Я ничего не понял.
- Минуточку! Я что-то припоминаю. Это хрестоматийный парадокс
путешествия во времени - убийство собственного деда...
- Как ты начал об этом болтать, я сразу за топор, - сказал дед. -
Мне еще рано протягивать ноги. - Он захохотал. - Я помню еще какую-то
дрянь с привкусом бензина... но чувствую себя отлично.
- А что было потом?
- Из машины или откуда-то еще выскочили эти крошки. Ты сказал, что
машина плохо настроена, и подправил ее.
- Интересно, что же пришло мне в голову, - задумался Гэллегер.
Либли допили молоко.
- Готово. - сказал толстый. - Теперь пора завоевывать мир. С чего
нужно начинать?
Гэллегер пожал плечами.
- Боюсь, что не смогу вам ничего присоветовать. Меня никогда к этому
не влекло. Не представляю, как за это берутся.
- Сначала мы разрушим большие города, - оживленно сказал самый
маленький либль. - а потом захватим самых красивых девушек и потребуем
выкуп. Все испугаются, и мы победим.
- Как ты до этого додумался? - спросил Гэллегер.
- Все это есть в книгах. Так всегда делают, мы точно знаем. Мы будем
тиранами и будем всех мочить. Можно еще молока?
- И мне тоже. - хором произнести двое других.
Улыбаясь, Гэллегер налил им еще.
- Похоже, вы не очень-то удивились, оказавшись здесь.
- Это тоже есть в книгах. Хлюп-хлюп.
- В смысле... то, что здесь сейчас происходит?
- Нет, о путешествии во времени. В наши дни все романы пишут о науке и
прочих таких вещах. Мы много читаем, а то в Долине почти нечего делать, -
печально закончил либль.
- Вы читаете только об этом?
- Нет, мы читаем все: и научные книги, и романы. Как делать
дезинтеграторы и тому подобное. Мы расскажем тебе. как нужно сделать оружие
для нас.
- Спасибо. И такие книги у вас всем доступны?
- Конечно. А почему бы и нет?
- Мне кажется, это опасно.
- Мне тоже, - задумчиво сказал толстый либль. - Но почему-то ничего
не случается. Гэллегер noмoлчал.
- А вы можете рассказать мне, как делать тепловой излучатель?
- Да. А потом разрушим большие города и захватим...
- Знаю-знаю - захватите красивых девушек и потребуете выкуп. А зачем?
- Мы знаем, как нужно себя вести, - ответил один из либлей. - Мы
книги читаем, честное слово. - Молоко пролилось из его чашки, он посмотрел
на лужу, и уши у него от огорчения поникли.
Двое остальных утешающе похлопали его по спине.
- Не плачь, - велел самый большой.
- Но я должен, - сказал либль. - Так написано.
- Ты все перепутал. Над разлитым молоком не плачут.
- Нет, плачут. И я буду - уперся первый и принялся рыдать.
Гэллегер принес ему еще молока.
- Так что с этим тепловым излучателем?
- Это просто, - сказал толстый либль и объяснил, в чем дело.
Действительно, это было просто. Дед, конечно, ни хрена не понял, но с
интересом смотрел, как работает Гэллегер. Через полчаса все было готово. Это
на самом деле оказался тепловой излучатель: он прожег дыру в дверце шкафа.
- Фью! - присвистнул Гэллегер, глядя на дымок от обугленного дерева.
- Надо же! - Он взглянул на металлический цилиндр, который держал в руке.
- Человека этим тоже можно убить, - буркнул толстый либль. - Как
того, во дворе.
- Да, мож... Что?! Где?
- Во дворе. Мы сначала сидели на нем, но потом он остыл. У него в
груди дыра.
- Это ваша работа, - обвиняюще сказал Гэллегер.
- Нет. Он, наверное, тоже из другого времени. Тепловой излучатель
прожег в нем дыру.
- Кто... кто он?
- Я его никогда раньше не видел, - ответил толстый либль, явно теряя
интерес к этой теме. - Я хочу еще молока. - Он запрыгнул на рабочий стол
Гэллегера и выглянул в окно. - Йо-хо! Этот мир - наш!
В дверь позвонили.
- Дед, посмотри, кто там, - сказал слегка побледневший Гэллегер. -
Наверное, кредитор. Они привыкли уходить отсюда пустыми. О боже, я еще
никого не убивал...
- А я уже... - буркнул дед перед тем, как выйти, но не объяснил, что
имеет в виду.
Гэллегер в обществе маленьких либлей вышел во двор. Случилось
непоправимое: посреди розовых кустов лежал труп мужчины, старого и
бородатого, совершенно лысого. Труп был одет в странный наряд - что-то
вроде эластичного цветного целлофана. В груди его зияла большая дыра,
прожженная тепловым излучателем.
- Он мне кого-то напоминает, - заметил Гэллегер. - Не знаю только,
кого. Он выпал из времени уже мертвый?
- Мертвый, но еще теплый. - ответь либль. - Это было приятно.
Гэллегер содрогнулся - отвратительные маленькие чудовища. Но, видимо,
они безвредны, иначе не получили бы доступа к опасной информации.
Присутствие либлей беспокоило Гэллегера куда меньше, чем присутствие трупа.
Откуда-то издалека донеслись протесты деда.
Либли вдруг попрятались под кустами, а во двор вышли дед и еще трое
мужчин. При виде голубых мундиров и сверкающих пуговиц Гэллегер бросил
тепловой излучатель на грядку, для верности нагреб на него ногой земли и
изобразил нечто вроде приветливой улыбки.
- Привет, парни. Я как раз собирался звонить вам. Кто-то подкинул труп
ко мне во двор.
Как заметил Гэллегер, двое из визитеров были полицейскими - хорошо
сложенные, недоверчивые и быстроглазые. Третьим был невысокий элегантный
человечек со светлыми волосами, приклеенными к узкой голове, и тонкими
усиками под носом. Он немного напоминал лису.
На груди его красовался Знак Почетного Полицейского, а это могло
значить и много, и мало, в зависимости от того, кто его носит.
- Я не мог их удержать, - сказал дед. - Так что тебе конец, молодой
человек.
- Это он так шутит, - объяснил Гэллегер полицейским.
- Честное слово, я уже собирался...
- Довольно. Как вас зовут?
Гэллегер представился.
- Угу. - Полицейский присел, чтобы осмотреть тело.
- Ого! Что вы с ним сделали?
- Ничего. Когда я вышел утром, он уже лежал здесь. Может, выпал из
какого-то окна. - Гэллегер указал на небоскребы вокруг.
- Он не выпал - ни одна кость не сломана. Выглядит он так, словно вы
проткнули его раскаленной докрасна кочергой, - заметил полицейский. - Кто
это такой?
- Не знаю. Я никогда его не видел. А кто вам сказал...
- Никогда не оставляйте труп на виду, мистер Гэллегер. Кто-нибудь
сверху - оттуда, например, - может его увидеть и позвонить в полицию.
- Ага, понимаю.
- Мы узнаем, кто его убил, - с иронией заметил полицейский, - пусть
это вас не тревожит. И узнаем, кто он. А может, вы сами нам расскажете?
- Доказательства...
- Достаточно. - Огромные ладони хлопнули. - Я позвоню, чтобы приехал
коронер. Где видеофон?
- Дед, покажи ему, - устало сказал Гэллегер.
Элегантный человечек со светлыми волосами сделал шаг вперед.
- Гроарти, осмотрите дом, пока Баннистер говорит по видео. Я останусь
здесь, с мистером Гэллегером.
- Так точно, мистер Кэнтрелл.
Полицейские ушли вместе с дедом.
- Прошу прощения, - сказал Кэнтрелл, быстро шагнул вперед и присел.
Воткнув тонкие пальцы в землю у ног Гэллегера, он вытащил тепловой
излучатель и с легкой улыбкой принялся его разглядывать. Гэллегер затаил
дыхание.
- Интересно, откуда это здесь взялось? - пробормотал он, лихорадочно
придумывая выход.
- Это вы его спрятали, - ответил Кэнтрелл. - Я видел. К счастью,
полицейский ничего не заметил. Пожалуй, я оставлю эту штуку себе. - Он
сунул цилиндр в карман. - Вещественное доказательство, а? Рана в вашем
трупе довольна необычна...
- Это не мой труп!
- Он лежит на вашем дворе. Мистер Гэллегер, меня очень интересует
оружие. Что это за устройство?
- Это... это просто фонарик.
Кэнтрелл вынул цилиндр из кармана и направил на Гэллегера.
- Понимаю. Если я нажму вот эту кнопку...
- Это тепловой излучатель, - быстро сказал Гэллегер, отступая в
сторону. - Ради бога, осторожнее!
- Гмм... Его сделали вы?
- Да...
- И убили им этого человека?
- Нет!
- Советую вам не распространяться на эту тему, - сказал Кэнтрелл,
снова пряча цилиндр в карман. - Как только полиция наложит на него лапы,
вам крышка. Ни одно известное оружие не наносит таких ран, и им будет
нелегко доказать, что это ваша работа. Мистер Гэллегер, я почему-то верю,
что не вы убили этого человека. Сам не знаю, почему. Может, учитываю вашу
репутацию. Известно, что вы довольно эксцентричны, но известно также, что вы
неплохой изобретатель.
- Спасибо, - сказал Гэллегер. - Но... это мой излучатель.
- Может, мне представить его как вещественное доказательство номер
один?
- Он ваш.
- Договорились, - с улыбкой сказал Кэнтрелл. - Я посмотрю, что можно
для вас сделать.
Как выяснилось, мог он не так уж много. Почти любой может получить Знак
Почетного Полицейского, но политические связи не обязательно означают
волосатую лапу в полиции. Однажды запущенную машину закона остановить было
нелегко. К счастью, в те времена права личности были священны, что, впрочем,
объяснялось развитием телекоммуникаций: ни один преступник просто-напросто
не мог скрыться. Гэллегеру было предписано не покидать Манхеттен, и полиция
не сомневалась, что едва он попытается это сделать, система видеотелефонов
мигом сядет ему на хвост. Не требовалось даже выставлять охранников.
Трехмерное фото Гэллегера уже попало в картотеки транспортных центров
Манхеттена, и если бы он попытался купить билет на стратоплан или на ховер,
его бы немедленно опознали, отчитали и отправили домой.
Сбитый с толку коронер повез труп в морг, полицейские и Кэнтрелл
удалились. Дед, трое либлей и Гэллегер остались в лаборатории, сидели,
ошеломленно переглядываясь.
- Машина времени, - сказал Гэллегер, нажимая кнопки алкогольного
органа. - Надо же! И зачем я все это сделал?
- Они ни в чем не могут тебя обвинить, - заметил дед.
- Правосудие стоит дорого. Если я не найду хорошего адвоката, мне
конец.
- А разве суд не может дать тебе адвоката?
- Может, только мне это не поможет. Юриспруденция в наши дни похожа на
игру в шахматы: требуется сотрудничество множества специалистов, чтобы
изучить все возможные подходы. Меня могут приговорить, если я пропущу хоть
один крючок. Именно адвокаты контролируют политическую власть, дедушка. Есть
у них и свои лоббисты. Вина и невиновность ничего не значат по сравнению с
хорошим адвокатом. А это требует денег.
- Деньги не понадобятся, - сказал толстый либль. - Когда мы завоюем
мир, то введем свою денежную систему,
Гэллегер не обратил на него внимания.
- Дед, у тебя есть деньги?
- Нет. В Мэйне мне немного нужно.
Гэллегер окинул взглядом лабораторию.
- Может, что-нибудь продать?.. Этот тепловой излучатель... хотя. нет.
Мне крышка, если кто-нибудь узнает, что он у меня есть. Надеюсь, Кэнтрелл
никому его не покажет. Машина времени... - Он подошел к загадочному
агрегату и осмотрел его. - Жаль, не помню, как она действует. И на кой
черт...
- Но ведь ты собрал ее сам, разве нет?
- Ее собрало мое подсознание. Оно любит такие фокусы. Интересно, зачем
тут этот рычаг? - Гэллегер проверил его. Ничего не произошло. - Все это
так сложно. Если я не узнаю, как она действует, значит, не смогу на ней
заработать.
- Вчера вечером, - задумчиво произнес дед, - ты кричал о каком-то
Хеллвиге, который что-то тебе заказал.
Глаза Гэллегера вспыхнули, но ненадолго.
- Помню, - сказал он. - Это полный нуль с манией величия. Он жаждет
славы и сказал, что даст мне кучу денег, если я ему это обеспечу.
- Ну, так валяй!
- А как? - спросил Гэллегер. - Я мог бы изобрести что-нибудь и
отдать ему, чтобы он выдал за свое, но ведь никто не поверит, что такой
болван, как Руфус Хеллвиг способен на большее, чем сложить два и два. А
может, даже это выше его сил. Впрочем...
Гэллегер сел к видеофону, и вскоре на экране появилось жирное белое
лицо. Руфус Хеллвиг был чудовищно толстым лысым мужчиной. Больше всего он
походил на идиота в крайней стадии монголизма. Деньги обеспечили ему власть,
но, к величайшему его сожалению, не позволили добиться всеобщего уважения.
Никто им не восхищался, над ним просто смеялись, поскольку кроме денег у
него за душой не было ничего. Некоторые магнаты относятся к этому спокойно,
но Хеллвиг был не из таких. Сейчас он смотрел на Гэллегера волком.
- Что-то придумали?
- Да, работаю над одной вещью. Но это дорого стоит, и мне нужен аванс.
- Ага... - сказал Хеллвиг неприятным тоном. - Аванс. Но вы уже
получили один на прошлой неделе.
- Может, и получил, - согласился Гэллегер. - Не помню.
- Вы были пьяны.
- Да ну?!
- И цитировали Хайяма.
- Что именно?
- Что-то о весне, уходящей с розами.
- Значит, точно был пьян, - печально признал Гэллегер. - На сколько
я вас раскрутил?
Хеллвиг назвал сумму, и конструктор убито покачал головой.
- Деньги утекают у меня между пальцами, как вода. Ну ладно, дайте мне
еще немного.
- Да вы спятили! - рявкнул Хеллвиг. - Сперва покажите результаты, а
потом заикайтесь насчет денег!
- В газовой камере я только заикнуться и успею, - заметил Гэллегер,
но богач уже отключился.
Дед отхлебнул из стакана и вздохнул.
- А что с этим Кэнтреллом? Может, он поможет?
- Сомневаюсь. Я у него на крючке, а о нем самом не знаю ничего.
- Тогда я, пожалуй, двину обратно в Мэйн, - сказал дед.
Гэллегер вздохнул.
- И ты меня бросаешь?
- Ну, разве что у тебя есть еще немного водки...
- Тебе все равно не уехать: ты теперь соучастник преступления. У тебя
точно нет денег?
Дед в этом не сомневался. Гэллегер еще раз взглянул на машину времени и
жалобно вздохнул. Черти бы взяли это подсознание! Вот что получается, если
знаешь о науке понаслышке, а не как следует. То, что Гэллегер был гением, не
мешало ему постоянно впутываться в невероятные неприятности. Он вспомнил,
что однажды уже построил машину времени, но она не действовала.
- Интересно, зачем Кэнтреллу этот тепловой излучатель? - задумался
Гэллегер.
Либли, изучавшие своими золотистыми глазками и розовыми носами
помещение лаборатории, рядком уселись перед Гэллегером.
- Когда мы завоюем мир, тебе не о чем будет беспокоиться, - сказали
они ему.
- Спасибо, - ответил Гэллегер. - Вы мне очень помогли. Однако сейчас
мне позарез нужны деньги. И много. Я должен нанять адвоката.
- Зачем?
- Чтобы меня не осудили за убийство. Это трудно объяснить, ведь вы не
знаете законов нашего времени... - Гэллегер открыл рот. - О, у меня идея!
- Какая?
- Вы рассказали мне, как сделать этот тепловой излучатель. Может,
расскажете еще о чем-нибудь? На чем можно быстро заработать?
- Конечно, с удовольствием. Но лучше бы вам воспользоваться обратной
мозговой связью.
- В другой раз. Начинайте же. Или нет, лучше я буду спрашивать. Какие
устройства есть в вашем мире?
В дверь позвонили. Это явился детектив по фамилии Махони - высокий
мужчина с ироничным взглядом и ухоженными черными волосами. Либли, не
желавшие, чтобы их видели, пока они не разработают до конца план завоевания
мира, поспешно спрятались. Махони приветствовал Гэллегера и деда сдержанным
кивком.
- Добрый день. У нас в участке возникла небольшая проблема. Так,
ничего серьезного.
- Это неприятно, - согласился Гэллегер. - Выпьете?
- Нет, спасибо. Я хотел бы снять у вас отпечатки пальцев. И рисунок
сетчатки, если можно.
- Пожалуйста, пожалуйста.
Махони кликнул техника. Пальцы Гэллегера прижали к особой ткани, а
фотоаппарат со специальным объективом сделал снимок палочек, колбочек и
кровеносных сосудов глаза. Махони хмуро следил за процедурой. Вскоре техник
представил детективу результаты.
- Ну и дела, - сказал Махони.
- О чем это вы? - поинтересовался Гэллегер.
- Этот труп с вашего двора...
- Ну-ну?
- У него те же отпечатки пальцев, что и у вас. И рисунок сетчатки
тоже. Этого не объяснить даже пластической операцией. Что это был за парень,
мистер Гэллегер?
Конструктор вытаращился на него.
- Черт возьми! Мои отпечатки? Но это же просто невозможно!
- Совершенно верно, - согласился Махони. Вы действительно не знаете,
кто это?
Техник, стоявший у окна, протяжно свистнул.
- Эй, Махони, - позвал он, - подойди-ка на минутку. Хочу тебе
кое-что показать.
- Это может подождать?
- При нынешней жаре не очень долго, - ответят техник. - Во дворе
лежит еще один труп.
Гэллегер с дедом испуганно переглянулись. Они так и остались сидеть,
когда детектив и техник поспешно выбежали из лаборатории. Со двора донеслись
возбужденные крики.
- Еще один? - спросил дед.
Гэллегер кивнул.
- Похоже на то. Пожалуй, надо...
- Смываться?
- И думать не моги. Надо посмотреть, что там такое на этот раз.
Это и вправду оказался труп. И на сей раз причиной смерти было узкое
отверстие, прожженное в жилете из пластикорда и, соответственно, в груди.
Несомненно, выстрел из теплового излучателя. Вид убитого поверг Гэллегера в
шок - и было от чего: конструктор смотрел на собственный труп!
Впрочем, не совсем. Убитый выглядел лет на десять старше Гэллегера,
лицо его было еще более худым, а в черных волосах поблескивала седина.
Одежда его была весьма необычного покроя, однако сходство было несомненно.
- Та-ак... - протянул Махони, разглядывая Гэллегера.
- Ваш брат-близнец?
- Я удивлен не меньше вас, - слабым голосом пробормотал конструктор.
Махони скрипнул зубами, дрожащей рукой вынул сигару и прикурил.
- Послушайте, - сказал он, - не знаю, что это за фокус, но он мне не
нравится. Если и у этого парня отпечатки пальцев и сетчатки окажутся такими
же, как у вас... Я вовсе не собираюсь сходить с ума. Ясно?
- Это невозможно, - сказал техник.
Махони загнал всех в дом и позвонил в участок.
- Инспектор? Я насчет тела, которое привезли час назад... помните,
дело Гэллегера?
- Вы его нашли? - спросил инспектор.
Махони замер.
- Не понял... Я говорю о теле с непонятными отпечатками пальцев.
-И я о нем же. Нашли вы его или нет?
- Но оно же в морге!
- Было, - сказал инспектор. - Еще десять минут назад. А потом его
украли. Прямо из морга.
Махони, облизывая губы, медленно переваривал сообщение.
- Инспектор, - сказал он наконец, - у меня есть для вас тело. Но
другое. Я только что нашел его во дворе у Гэллегера. Причина смерти та же.
- Что-о?!
- Дыра, прожженная в груди. Труп здорово похож на Гэллегера.
- Похож на... А как с отпечатками пальцев, которые я велел вам
проверить?
- Я все сделал. Ответ положительный.
- Но это же невозможно!
- Подождите, вот увидите новый труп! - рявкнул Махони. - Пришлите
сюда парней, ладно?
- Уже отправляю. Что за сумасшедшее дело...
Экран погас. Гэллегер раздал всем выпивку и брякнулся на диван. Голова
у него кружилась.
- Послушай, - сказал дед, - тебя нельзя отдать под суд за убийство
того, первого, парня. Если его украли, нет corpus delicti[1].
- Чтоб меня... ну, конечно! - Гэллегер вскочил. - Это так, Махони?
Детектив прищурился.
-В общем-то, да. Однако не забывайте о том, что я нашел во дворе. Вас
вполне могут отправить в газовую камеру за второго.
- О! - Гэллегер вновь опустился на диван. - Но я же его не убивал!
- Это вы так говорите.
- Разумеется. И дальше буду говорить. Разбудите меня, когда все
закончится. Я должен подумать. - Гэллегер сунул мундштук органа в рот,
настроил его на медленную подачу и расслабился, потихоньку глотая коньяк. Он
закрыл глаза, задумался, но ответа так и не нашел.
Вскоре комната вновь заполнилась людьми, и началась обычная в таких
случаях рутина. Гэллегер отвечал на вопросы, используя только часть своего
мозга. Наконец полиция уехала, забрав с собой второе тело. Подкрепленный
алкоголем разум Гэллегера обострился, его подсознание помалу переводило
управление на себя.
- Кажется, я понял, - наконец сказал он деду.- Ну-ка, посмотрим...
- Он подошел к машине времени и подергал рычаги. - Нет, не могу ее
выключить. Похоже, она настроена на определенное событие. Я начинаю
вспоминать, о чем мы говорили вчера вечером.
- О предсказании будущего? - спросил дед.
- Угу. Не было у нас спора насчет того, может ли человек предвидеть
собственную смерть?
- Был.
- Вот тебе и ответ. Я настроил машину так, чтобы она предсказала мою
собственную смерть. Она движется вдоль темпоральной линии, догоняет мое
будущее in articulo mortis[2] и переносит мой труп в наше время.
То есть, мой будущий труп.
- Спятил, - уверенно констатировал дед.
- Нет, тут все правильно, - настаивал Гэллегер. - Первым трупом был
тоже я. В возрасте семидесяти или восьмидесяти лет. Тогда меня убьют
выстрелом из излучателя. Через сорок лет или около того, - задумчиво
закончил он.
- Гм-м... Излучатель у Кэнтрелла...
Дед недовольно скривился.
- А как быть со вторым телом? Не знаешь?
- Разумеется, знаю. Параллельные временные линии. Альтернативное
будущее. Вероятности. Слышал о такой теории?
- Не.
- Она утверждает, что существует бесконечное множество различных
вариантов будущего. Изменив настоящее, мы автоматически переходим к иному
варианту будущего. Нечто вроде переключения железнодорожной стрелки. Если бы
ты не женился на бабушке, меня бы здесь сейчас не было. Понятно?
- Не, - ответят дед, наливая себе еще, а Гэллегер продолжал:
- Согласно варианту А, я буду убит выстрелом из теплового излучателя в
возрасте около восьмидесяти лет. Я доставил свой труп по временной линии в
настоящее и, разумеется, оно изменилось. До этого в варианте А не было места
трупу восьмидесятилетнего Гзллегера. Появившись здесь. он изменил будущее. В
результате мы переместились на другую временную линию.
- Глупости, - пробормотал дед.
- Тихо, дедуля, дай поразмыслить. В данный момент действует другая
линия, вариант В. На этой линии я буду убит из излучателя в возрасте около
сорока пяти лет. Поскольку машина настроена так, чтобы переносить сюда мое
тело, едва только я умру, она так и сделала - материализовала мой
сорокапятилетний труп. А труп восьмидесятилетнего меня, ясно, исчез.
- Ха-ха!
- Так и должно быть. Его просто не существовало в варианте В. Когда
вариант В был реализован, вариант А отпал. Равно как и первый труп.
Старик вдруг радостно закивал.
- Понял! - воскликнул он. - Решил прикинуться психом? Мудрое
решение.
- Ха! - фыркнул в ответ Гэллегер.
Он подошел к машине времени и попытался ее выключить. Ничего не вышло,
машина не поддавалась. Казалось, она всецело посвятила себя материализации
трупов Гэллегера.
Что же теперь будет? В данный момент действует альтернативный вариант
В. Однако, труп В не должен был существовать в конкретном настоящем. Это был
фактор X.
АВ + Х = С. Новая переменная и новый труп. Гэллегер поспешно выглянул
во двор. Он был пуст, пока, по крайней мере. Слава Богу и за это.
"Так или иначе, - думал Гэллегер, - меня не могут осудить за убийство
самого себя. Или могут? Можно ли применить здесь закон, запрещающий
самоубийство? Нет, это бред. Я не совершал никакого самоубийства, и
по-прежнему жив".
Но раз он был жив, значит, не мог быть мертвым. Гэллегер поспешно
подошел к органу, нацедил себе чего покрепче и задумался о смерти. Мысленно
он уже видел суд и борьбу невероятных противоречий и парадоксов - процесс
века. Если он не найдет лучшего на этой планете адвоката, ему конец.
Потом мелькнула другая мысль, и Гэллегер рассмеялся. Скажем, его осудят
за убийство и казнят. Если он умрет в настоящем, его будущий труп тут же
исчезнет и corpus delicti не будет. В результате он неизбежно будет
реабилитирован после смерти.
Однако мысль эта почему-то не утешала.
Вспомнив, что необходимо действовать, Гэллегер окликнул либлей.
Создания уже добрались до коробки с печеньем, но на зов явились немедленно,
смущенно стряхивая крошки с усиков.
- Мы хотим молока, - сказал толстый. - Этот мир принадлежит нам.
- Да, - добавил второй, - мы разрушим все города, а потом схватим
красивых девушек и потребуем...
- Бросьте, - устало отмахнулся Гэллегер. - Мир может и подождать, а
я нет. Мне нужно быстренько что-нибудь изобрести, чтобы немного заработать и
нанять адвоката. Я Не хочу провести остаток жизни в роли обвиняемого в
убийстве моего будущего трупа.
- Здорово! - восхитился дед. - Ты уже говоришь как записной псих.
- Катись отсюда! И подальше. Я занят.
Дед пожал плечами, надел шляпу и вышел, а Гэллегер приступил к допросу
либлей.
Вскоре он понял, что толку от них мало. И не в том дело. что либли
сопротивлялись; наоборот, они очень хотели ему помочь. Однако они никак не
могли понять, что нужно Гэллегеру. Кроме того, их маленькие головенки были
до отказа заполнены любимой идеей, так что на все остальное просто места не
осталось. Мир принадлежал им, и трудно было поверить, что существуют еще и
другие проблемы.
И все-таки Гэллегер не сдавался. В конце концов он наткнулся на то, что
ему требовалось, когда либли вновь упомянули об обратной мозговой связи.
Устройства для этого в мире будущего были распространены довольно широко.
Давным-давно их изобрел человек по фамилии Гэллегер, сообщил ему толстый
либль, не замечая явного совпадения.
Гэллегер поперхнулся. Похоже, ему предстояло создать машину для
обратной мозговой связи прямо сейчас, раз уж так было записано в истории. С
другой стороны, что произойдет, если он этого не сделает? Будущее вновь
изменится. "Как же получилось, - задумался он, - что либли не исчезли с
первым телом, когда вариант А сменился вариантом В?"
Ответ был прост: дожил Гэллегер до седин или нет, либлям в их
марсианской долине до этого дела не было. Когда музыкант берет фальшивую
ноту, он может на несколько тактов отойти от верной тональности, но вернется
к ней, как только сможет. Похоже, и время стремилось к своему нормальному
состоянию.
- В чем заключается эта обратная мозговая связь? - спросил он.
Либли рассказали ему. Гэллегер собрал воедино полученную информацию и
решил, что устройство получится странноватое, но практичное. Потом буркнул
что-то о безумных гениях - все сводилось именно к этому.
Располагая обратной мозговой связью, любой тупица мог за несколько
секунд стать великим математиком. Разумеется, использование этих знаний
требовало практики: для начала следовало выработать в себе умение мыслить.
Каменщик с корявыми пальцами мог стать первоклассным пианистом, но
требовалось время, чтобы его руки стали эластичными и достаточно чуткими. Но
самым важным было то, что талант можно было передавать от одного мозга
другому.
Заключалось это в индукции электрических импульсов. излучаемых мозгом.
Их форма постоянно меняется. Когда человек спит, кривая выпрямляется, когда,
скажем, танцует, его подсознание автоматически управляет его ногами, если
он, конечно, хороший танцор. Такую кривую можно выделить. Если же ее
записать, то элементы, образующие умение танцевать, можно словно пантографом
перенести на другой мозг.
Было там и другое, вроде центров памяти и тому подобного, но Гэллегер
уже ухватил суть. Ему не терпелось немедленно начать работу, это подходило
для одного его плана...
- В конце концов ты научишься мгновенно узнавать линии кривых, -
сказал один из либлей. - Это... это устройство часто используется в наше
время. Людям, которые не хотят учиться, закачивают в голову знания из мозгов
признанных мудрецов. Однажды в нашу Долину пришел землянин, который хотел
стать знаменитым певцом, но не имел ни малейшего слуха, ни одной ноты не мог
повторить. Он использовал обратную мозговую связь и через шесть месяцев уже
пел что угодно.
- А почему только через шесть месяцев?
- У него был нетренированный голос и требовалось время. Но когда он
уже вошел в ритм...
- Сделай-ка нам обратную мозговую связь, - предложит толстый либль.
- Может, и она пригодится для завоевания Земли.
- Именно ее я и собирался сделать, - ответят Гэллегер. - Но с
некоторыми условиями.
Гэллегер позвонил Руфусу Хеллвигу, надеясь, что удастся раскрутить
этого магната на аванс, но ничего не получилось. Хеллвиг был упрям.
- Сначала покажите, - уперся он, - а потом получите чек.
- Но деньги мне нужны сейчас, - настаивал Гэллегер. - Я не смогу
ничего для вас сделать, если буду казнен за убийство.
- Убийство? А кого вы убили? - спросил Хеллвиг.
- Никого. Его хотят повесить на меня...
- Ну нет, на этот раз я не куплюсь. Без готового результата - никаких
авансов, Гэллегер!
- Да вы только послушайте. Хотите петь как Карузо? Танцевать как
Нижинский? Плавать как Вейссмюллер? Говорить как Государственный секретарь
Паркинсон? Показывать фокусы не хуже Гудини?
- Да, говорите-то вы хорошо, - задумчиво сказал Хеллвиг и прервал
связь.
Гэллегер с ненавистью посмотрел на экран. Похоже, придется все-таки
браться за работу.
Так он и сделал. Его тренированные, умелые пальцы забегали, не отставая
от мыслей. Кроме того, помогал алкоголь: он высвобождал подсознание. Если
возникали какие-то сомнения, Гэллегер спрашивал либлей. И все-таки дело
требовало времени.
В доме не нашлось всех нужных инструментов, поэтому он позвонил в
снабженческую фирму и сумел выбить из нее товары в кредит. Работа
продолжалась. Один раз ее прервал маленький человечек в котелке, который
принес повестку в суд, а потом явился дед, чтобы занять пять кредитов. В
город приехал цирк, и дед, как старый и горячий поклонник жанра, не мог
позволить себе упустить такую возможность.
- Ты тоже пойдешь? - спросил он. - Может, я поиграю в кости с
парнями. Я всегда был в хороших отношениях с циркачами: однажды выиграл
пятьсот кредитов у женщины с бородой. Не пойдешь? Ну, желаю удачи!
Дед ушел, а Гэллегер занялся аппаратом для обратной мозговой связи.
Либли продолжали таскать печенье и добродушно спорили о том, как поделят
мир, когда завоюют. Машина обретала форму медленно, но неумолимо.
Что касается машины времени, то новые попытки выключить ее доказали
одно: машину зациклило. Похоже, она замкнулась в кольце определенных
действий, и не могла из него выйти. Машина была настроена на доставку трупов
Гэллегера и, пока не выполнила своего задания полностью, упрямо отказывалась
выполнять иные поручения.
- "Однажды манекенщица из Бостона..." - рассеянно бормотал Гэллегер.
- Посмотрим, посмотрим. Здесь нужен узкий луч... Вот так. "Но дело не
вышло, поскольку тот мистер..." Если изменить чувствительность рецепторов...
Ага... "Имел слишком много бонтона". Так, хватит...
Была уже ночь, но Гэллегер не отдавал себе отчета, сколько прошло
времени. Либли, объевшиеся краденым печеньем, не вмешивались, только время
от времени требовали молока. Гэллегер непрерывно пил, поддерживая
подсознание в рабочем состоянии. Наконец он вздохнул, посмотрел на готовый
аппарат для обратной мозговой связи, тряхнул головой и открыл дверь. Перед
ним был пустой двор.
Хотя...
Нет, все-таки пустой. Альтернативный вариант В продолжался. Гэллегер
вышел и подставил разгоряченное лицо холодному ночному ветерку. Сверкающие
небоскребы Манхеттена отгораживали его от темноты ночи, летающие машины
мелькали над головой, словно сумасшедшие светлячки.
Где-то совсем рядом послышался глухой шум, и удивленный Гэллегер
повернулся. Неизвестно откуда появилось очередное тело и лежало теперь
посреди двора, глядя в небо мертвыми глазами. Чувствуя холод в желудке,
Гэллегер подошел ближе. Это был труп мужчины средних лет - где-то между
пятьюдесятью и шестьюдесятью - с шелковистыми черными усами и в очках.
Сомнений не было: это вновь был Гэллегер. Постаревший и измененный вариантом
С - уже С, а не В-и по-прежнему с дырой в груди.
Гэллегер подумал, что именно в этот момент труп Б должен исчезнуть из
полицейского морга, как и предыдущий.
Значит, в варианте С Гэллегеру предстояло умереть только после
пятидесяти, но и в этом случае причиной смерти оставался выстрел из
излучателя. Гэллегер подумал о Кэнтрелле, который забрал излучатель, и
содрогнулся. Дело запутывалось все больше.
Наверняка, скоро появится полиция. Гэллегер почувствовал, что голоден.
В последний раз взглянув на свое собственное мертвое лицо, конструктор
вернулся в лабораторию, захватил по пути либлей и загнал их на кухню, где
быстро приготовил ужин. К счастью, в холодильнике нашлись бифштексы, и либли
с жадностью проглотили свои порции, наперебой щебеча о своих фантастических
планах. Они уже решили, что Гэллегер будет у них главным визирем.
- А он достаточно жесток? - спросил толстый.
- Не знаю.
- В книжках великий визирь всегда очень жесток, Йо-хо! - толстый
либль поперхнулся кусочком бифштекса. - Уг-уггл-улп! Мир принадлежит нам!
"Ну и мания! - задумался Гэллегер. - Неисправимые романтики. Их
оптимизм, мягко говоря, исключителен".
Когда он бросил тарелки в мойку и подкрепился пивом, собственные
проблемы вновь навалились на него. Аппарат для обратной мозговой связи
должен работать, гениальное подсознание и вправду собрало его.
Черт побери, конечно, он должен работать. Иначе либли не говорили бы,
что эту штуку давным-давно изобрел Гэллегер. Однако он не мог использовать
Хеллвига в качестве подопытного кролика.
Когда в дверь постучали, Гэллегер торжествующе щелкнул пальцами. Это,
конечно, дед. Вот оно, решение.
Появился сияющий дед.
- Hу и здорово было! В цирке всегда здорово. Держи двести, чучело. Мы
сгоняли в покер с татуированным человеком и еще одним парнем, который
прыгает с лестницы в ванну с водой. Мировые парни. Завтра я снова пойду к
ним.
- Спасибо, - сказал Гэллегер.
Две сотни не решали проблемы, но он не хотел огорчать старика. Затащив
деда в лабораторию, он объяснил ему, что хочет провести эксперимент.
- Сколько угодно, - ответил тот, дорвавшись до органа.
- Я сделал несколько чертежей кривых своего мозга и установил, где
находятся мои математические способности. Это трудно объяснить, но я могу
перекачать содержимое своего мозга в твой, к тому же, выборочно. Я могу дать
тебе свой математический талант.
- Спасибо, - поблагодарил дед. - А тебе он уже не нужен?
- Мой останется при мне. Это просто матрица.
- Матрац?
- Матрица. Эталон. Я просто повторю ее в твоем мозгу. Понимаешь?
- Естественно, - сказал дед и позволил усадить себя в кресло.
Гэллегер нахлобучил на него опутанный проводами шлем. Сам конструктор
надел другой шлем и принялся колдовать над аппаратом. Тот загудел, и лампы
на нем вспыхнули. Вскоре высота звука начала расти, он поднялся до писка, а
затем и вовсе стих. И это было все.
Гэллегер снял оба шлема.
- Как самочувствие? - спросил он.
- Превосходное.
- Ничего не изменилось?
- Выпить хочется...
- Я не давал тебе моей сопротивляемости алкоголю, тебе собственной
хватит. Разве что она удвоилась... - Гэллегер побледнел. - Если я еще дал
тебе и свою жажду... Ой-ой-ой!
Бормоча что-то о человеческой глупости, дед пропустил стаканчик.
Гэллегер последовал его примеру и растерянно уставился на старика.
- Я не мог ошибиться. Графики... Сколько будет корень квадратный из
минус единицы?
- Много я повидал корней, - ответил дед, - но квадратных - ни разу.
Гэллегер выругался. Машина наверняка сделала свое. Должна была сделать
по многим причинам, главной из которых была логика. Может быть...
- Попробуем еще раз. Теперь на мне.
- Давай, - согласился дед.
- Только... гмм... у тебя же нет никаких талантов. Ничего необычного.
Я не буду знать, получилось из этого что-нибудь или нет. Вот будь ты
пианистом или певцом...
- Ха!
- Минуточку! Есть идея. У меня хорошие связи на телевидении... может,
и удастся что-то сделать. - Гэллегер сел к видеофону. Это потребовало
времени, но он все-таки сумел убедить аргентинского тенора Рамона Фиреса
взять аэротакси и быстро явиться в лабораторию.
- Фирес! - Гэллегер буквально упивался этой мыслью.
- Это будет доказательство что надо! Один из величайших теноров нашего
полушария! Если вдруг окажется, что я пою как жаворонок, можно будет звонить
Хеллвигу.
Фирес наверняка торчал в ночном клубе, но по просьбе с телевидения
отложил на время свои занятия и явился через десять минут. Это был крепко
сложенный симпатичный мужчина с оживленной мимикой. Он улыбнулся Гэллегеру.
- Вы сказали, что дело плохо, но мой голос может помочь, и вот я
здесь. Запись, да?
- Что-то вроде.
- Какое-то пари?
- Можно сказать и так, - ответил Гэллегер, усаживая Фиреса в кресло.
- Я хочу записать церебральный узор вашего голоса.
- О, это что-то новое! Расскажите-ка побольше. Конструктор послушно
выложил набор наукообразной чуши, удовлетворив тем самым любопытство сеньора
Фиреса. Процедура продолжалась недолго, нужные кривые выделились легко. Это
была матрица вокального таланта Фиреса, огромного таланта.
Дед скептически смотрел, как Гэллегер настраивает аппарат, надевает на
головы шлемы и включает машину. Вновь засветились лампы, запели провода.
Потом все стихло.
- Получилось? Можно мне посмотреть?
- Нужно время для проявления, - без зазрения совести солгал Гэллегер.
Он не хотел петь в присутствии Фиреса. - Как будет готово, я принесу их
вам.
- Чудесно! - Сверкнули белые зубы. - Всегда к вашим услугам,
amigo[3]!
Фирес вышел. Гэллегер сел и выжидательно уставился в стену. Ничего.
Только немного болела голова.
- Уже готово? - спросил дед.
- Да. До-ре-ми-фа-со...
- Чего?
- Сиди тихо.
- Сбрендил, это уж точно.
- "Смейся, паяц, над разбитой любовью!" - дико завыл Гэллегер
срывающимся голосом. - О, черт!
- "Слава, слава, аллилуйя! - с готовностью поддержал дед. - Слава,
слава, аллилуйя!"
- "Смейся, паяц..." - еще раз попытался Гэллегер.
- "И дух его живет средь нас!" - проблеял дед, душа любого общества.
- Когда я был молод, то неплохо подпевал. Давай попробуем дуэтом. Ты знаешь
"Фрэнки и Джонни"?
Гэллегер едва сдержался, чтобы не разрыдаться. Окинув старика ледяным
взглядом, он прошел на кухню и открыл банку с пивом. Холодная жидкость с
мятным привкусом освежила его, но не ободрила. Петь он не мог. Во всяком
случае так, как Фирес. Машина просто-напросто не работала. Вот тебе и
обратная мозговая связь!
Со двора донесся возглас деда:
- Эй, что я нашел!
- Нетрудно догадаться, - угрюмо ответят Гэллегер и вплотную занялся
пивом.
Полиция явилась через три часа, в десять. Задержка объяснялась просто:
тело исчезло из морга, но пропажу обнаружили не сразу. Начались тщательные
поиски, разумеется, без результата. Прибыл Махони со своей командой, и
Гэллегер показал им на двор.
- Он лежит там.
Махони окинул его яростным взглядом.
- Снова эти ваши фокусы, да?! - рявкнул он.
- Я здесь ни при чем.
Наконец полицейские вышли из лаборатории, оставив худощавого
светловолосого человечка, который задумчиво разглядывал Гэллегера.
- Как дела? - спросил Кэнтрелл.
- Э-э... хорошо.
- Вы что, спрятали где-то еще пару этих... игрушек?
- Тепловых излучателей? Нет.
- Тогда как же вы убиваете этих людей? - плачущим голосом спросил
Кэнтрелл. - Я ничего не понимаю.
- Он мне все объяснил, - сказал дед, - но тогда я не понимал, о чем
он говорит. Тогда нет, но сейчас, конечно, понимаю. Это просто изменение
темпоральных линий. Принцип неопределенности Планка и, вероятно,
Гейзенберга. Законы термодинамики ясно указывают, что вселенная стремится
вернуться к норме, которой является известный темп энтропии, а отклонения от
нормы должны неизбежно компенсироваться соответствующими искривлениями
пространственно-временной структуры ради всеобщего космического равновесия.
Воцарилась тишина.
Гэллегер подошел к раковине, налил стакан воды и медленно вылил себе на
голову.
- Ты понимаешь то, что говоришь, верно? - спросил он.
- Разумеется, - ответил дед. - Почему бы и нет? Обратная мозговая
связь передала мне твой математический талант вместе с необходимой
терминологией.
- И ты скрывал это?
- Черт побери, нет, конечно! Мозгу нужно какое-то время, чтобы
приспособиться к новым способностям. Это вроде клапана безопасности.
Внезапное поступление совершенно нового комплекса знаний могло бы полностью
уничтожить мозг. Поэтому все уходит вглубь; процесс длится часа три или
около того. Так оно и было, верно?
- Да, - подтвердил Гэллегер. - Так. - Заметив взгляд Кэнтрелла, он
заставил себя улыбнуться. - Это наша с дедом шутка. Ничего особенного.
- Гмм, - сказал Кэнтрелл, прищурившись. - И только-то?
- Да. Всего лишь шутка.
Со двора внесли тело и протащили его через лабораторию. Кэнтрелл
сощурился, многозначительно похлопал по карману и отвел Гэллегера в угол.
- Покажи я кому-нибудь ваш излучатель, Гэллегер, и вам крышка. Не
забывайте.
- Я не забываю. Что вам от меня надо, черт возьми?
- О-о... я не знаю. Такое оружие может здорово пригодиться. Никто не
знает заранее... Сейчас столько ограблений. Я чувствую себя увереннее, когда
эта штука лежит у меня в кармане.
Он отодвинулся от Гэллегера, заметив входящего Махони. Детектив был
явно обеспокоен.
- Этот парень со двора...
- Что с ним?
- Он тоже похож на вас. Только старше.
- А как с отпечатками пальцев, Махони? - спросил Кэнтрелл.
- Ответ заранее известен. - буркнул детектив. - Все как обычно. Узор
сетчатки тоже совпадает. Послушайте, Гэллегер, я хочу задать вам несколько
вопросов. Отвечать прошу четко и ясно. Не забывайте, что вас подозревают в
убийстве.
- А кого я убил? - спросят Гэллегер. - Тех двоих. что исчезли из
морга? Нет corpus delicti. Согласно новому кодексу, свидетелей и фотографий
недостаточно для установления факта.
- Вам хорошо известно, почему его приняли, - ответил Махони. -
Трехмерные изображения принимали за настоящие трупы... Лет пять назад был
большой шум по этому поводу. Но трупы на вашем дворе - не картинки. Они
настоящие.
- И где же они?
- Два были, один есть. Все это по-прежнему висит на вас. Ну, что
скажете?
- Вы не... - начал Гэллегер, но умолк. В горле его что-то дрогнуло и
он встал с закрытыми глазами. - "Мое сердце принадлежит тебе, пусть знает
об этом весь мир, - пропел Гэллегер чистым и громким тенором. - Меня
найдешь ты на своем пути, как тень, не покидающую никогда..."
- Эй! - крикнул Махони, вскакивая. - Успокойтесь! Вы слышите меня?
- "В тебе всей жизни смысл и блеск, молчание и мрак, песнь..."
Перестаньте! - заорал детектив.- Мы здесь не для того, чтобы слушать
ваше пение!
И все-таки он слушал, как и все остальные. Гэллегер, одержимый талантом
сеньора Фиреса, пел и пел, а его непривычное горло расходилось и уже
выдавало соловьиные трели. Гэллегер пел!
Остановить его было невозможно, и полицейские убрались, изрыгая
проклятия и обещая вскоре вернуться со смирительной рубашкой.
Кстати, дед тоже испытывал какой-то непонятный приступ. Из него
сыпались странные термины, математика, излагаемая словами - символы от
Эвклида до Эйнштейна и дальше. Похоже, старик действительно получил
математический талант Гэллегера.
Однако все - и хорошее, и плохое - имеет свой конец. Гэллегер
прохрипел что-то пересохшим горлом и умолк. Обессиленный, повалился он на
диван, гладя на деда, скорчившегося на креле с широко открытыми глазами. Из
своего укрытия вышли трое либлей и выстроились в шеренгу. Каждый держал в
косматых лапках печенье.
- Мир принадлежит мне! - возвестил самый толстый.
События следовали одно за другим. Позвонил Махони, сообщил, что
добивается ордера на арест, и что Гэллегера посадят, как только удастся
расшевелить машину правосудия. То есть завтра.
Гэллегер позвонил лучшему на Востоке адвокату. Да, Перссон мог
опротестовать ордер на арест и даже выиграть дело, либо... как бы то ни
было, Гэллегеру нечего опасаться, если он наймет его. Однако часть платы
следует внести авансом.
- И сколько?.. О!
- Позвоните мне, когда вам будет удобно, - сказал Перссон. - Чек
можете выслать хоть сегодня.
- Хорошо, - ответил Гэллегер и тут же позвонил Руфусу Хеллвигу.
К счастью, богач оказался дома.
Гэллегер объяснил ему, в чем дело. Хеллвиг не поверил, однако
согласился прийти в лабораторию с самого утра, для пробы. Раньше он просто
не мог. Дать денег он снова отказался, пока не получит несомненных
доказательств.
- Сделайте меня первоклассным пианистом, - сказал он, - тогда я
поверю.
Гэллегер вновь позвонил на телевидение, и ему удалось связаться с Джоуи
Маккензи, красивой светловолосой пианисткой, молниеносно завоевавшей сердца
жителей Нью-Йорка и тут же приглашенной на телевидение. Джоуи пообещала
прийти утром. Гэллегеру пришлось ее долго уговаривать, но в конце концов он
наговорил такого, что интерес девушки достиг уровня лихорадочного. Похоже,
она путала науку с черной магией, но обе эти материи ее интересовали.
На дворе появился очередной труп, что означало линию вероятности D.
Несомненно, одновременно с этим третье тело исчезло из морга. Гэллегер почти
пожалел Махони. Безумные таланты успокоились. Вероятно, неудержимая вспышка
бывала лишь поначалу, часа через три после процедуры, а потом талант можно
было включать и выключать произвольно. Гэллегер уже не испытывал
непреодолимого желания петь, но, попробовав, убедился, что может делать это
когда захочет, причем хорошо. Дед же проявлял великолепные математические
способности каждый раз, когда испытывал в них потребность.
А в пять утра явился Махони с двумя полицейскими, арестовал Гэллегера и
доставил в тюрьму.
Там изобретатель провел три дня.
Вечером третьего дня прибыл адвокат Перссон с приказом об освобождении
и множеством проклятий на устах. В конце концов ему удалось вытащить
Гэллегера, вероятно, благодаря лишь своей репутации. Потом, уже в аэротакси,
он простонал:
- Что за ужасное дело! Политический нажим, юридические крючки,
безумие! Трупы, появляющиеся на вашем дворе, -кстати, их уже семь, - и
исчезающие из морга. Что за всем этим кроется, Гэллегер?
- Не знаю. Вы... гмм... выступаете моим защитником?
- Разумеется. - Такси рискованно скользнуло мимо небоскреба.
- А чек?.. - рискнул спросить Гэллегер.
- Мне дал его ваш дед. Да, он просил передать кое-что еще. Сказал, что
подверг процедуре Руфуса Хеллвига, как вы и планировали и получил
вознаграждение. Я же сомневаюсь, что заслужил хотя бы часть своего.
Позволить вам просидеть в кутузке три дня! Но нажим оказался слишком силен.
Мне пришлось использовать кое-какие свои связи.
Вот, значит, как. Дед перенял математический талант Гэллегера, он знал
все об обратной мозговой связи и о том, как действует машина. Он подверг
процедуре Хеллвига и, похоже, удачно. По крайней мере, теперь они были при
деньгах. Но хватит ли этого?
Гэллегер объяснил ситуацию адвокату, насколько у него хватило смелости.
Перссон кивнул.
- Говорите, все из-за машины времени? Значит, нужно ее как-то
выключить, тогда трупы перестанут появляться.
- Я не могу ее даже разбить, - признался Гэллегер. - Я уже пробовал,
но она попала в стазис и находится вне нашего сектора пространства-времени.
Не знаю, сколько это еще продлится. Она настроена на перенос сюда моего тела
и будет неустанно делать это.
- Ax вот как. Ну хорошо, я сделаю все, что смогу. Во всяком случае,
сейчас вы свободны. Но я ничего не могу гарантировать, пока вы не прервете
этот поток ваших трупов, мистер Гэллегер. Я здесь выхожу. До встречи. Может,
у меня в конторе завтра в полдень? Хорошо.
Гэллегер пожал ему руку и назвал пилоту свой адрес. Там его ждал
неприятный сюрприз - дверь открыл Кэнтрелл.
Его узкое бледное лицо скривилось в усмешке.
- Добрый вечер, - сказал он. - Входите, Гэллегер.
- Уже вошел. Что вы тут делаете?
- Пришел с визитом к вашему деду.
Гэллегер огляделся по сторонам.
- А где он?
- Не знаю. Можете сами поискать.
Предчувствуя какой-то подвох, конструктор отправился на поиски и нашел
деда на кухне, где тот ел крендели и кормил либлей. Старик явно избегал его
взгляда.
- Ну ладно, - сказал Гэллегер. - Выкладывай.
- Я не виноват. Кэнтрелл сказал, что отдаст излучатель в полицию, если
я не сделаю, как он хочет. Я знал, что тогда тебе крышка.
- Что здесь произошло?!!!
- Спокойнее, я уже все обдумал. Это никому не повредит...
- Что? Что?!!
- Кэнтрелл заставил меня применить твое устройство к нему, -
признался дед. - Он заглянул в окно, когда я был занят с Хэллвигом, и все
понял. Он пригрозил, что тебя казнят, если я не дам ему талантов.
- Чьих?
- Ну... Гулливера, Морлисона, Коттмана, Дениса, Сент-Меллори...
- Хватит... - слабым голосом произнес Гэллегер. - Величайшие
инженеры нашего времени, вот кто это! И все их знания в мозгу Кэнтрелла! Как
он уговорил их?
- У него язык без костей. Он не сказал, в чем дело, придумал какую-то
хитрую историю... А еще у него твой математический талант. От меня.
- Превосходно, - угрюмо сказал Гэллегер. - Что же нужно, черт
побери?
- Он хочет завоевать мир, - печально ответил толстый либль. - Ради
бога, помешай ему! Этот мир принадлежит нам!
- Не совсем так,- сказал дед, - но все равно хорошего мало. Он теперь
знает тоже, что и мы, и может сам построить аппарат для обратной мозговой
связи. А через час он летит стратопланом в Европу.
- Значит, жди неприятностей, - подытожит Гэллегер.
- Точно. Мне кажется, Кэнтрелл начисто лишен моральных принципов. Это
он виноват, что тебя держали в тюрьме все эти дни.
Дверь открылась, и заглянул Кэнтрелл.
- Во дворе свежий труп, только что появился. Но заниматься им мне
некогда. Есть какие-нибудь новости от Ван Декера?
- Ван Декер! - поперхнулся Гэллегер. - Его тоже?!
Человек с величайшим в мире уровнем интеллекта!
- Пока нет, - усмехнулся Кэнтрелл. - Я много дней пытался с ним
связаться, но только сегодня утром он позвонил мне. Я боялся, что не успею с
ним увидеться, но он обещал прийти сегодня вечером. - Кэнтрелл посмотрел на
часы. - Надеюсь, он не опоздает. Стратоплан ждать не будет.
- Минуточку, - сказал Гэллегер. - Я хотел бы знать ваши намерения,
Кэнтрелл.
- Он хочет завоевать мир! - запищал один из либлей. Кэнтрелл весело
посмотрел вниз.
- Как оказалось, это не так уж сложно. К счастью, я совершенно
аморален, так что могу до конца использовать эту возможность. Таланты
величайших умов человечества очень мне пригодятся: я буду лучшим почти во
всем. То есть, абсолютно во всем, - добавил он, прищурившись.
-Диктаторский комплекс, - скривился дед.
- Пока нет, - ответил Кэнтрелл. - Может, когда-нибудь... Дайте мне
немного времени. Я уже почти сверхчеловек.
- Вы не можете... - начал Гэллегер.
- Разве? Не забывайте, у меня ваш излучатель. - Верно, - согласился
конструктор, - а все тела со двора - мои тела - были убиты с помощью
излучателя. На сегодня вы единственный, у кого он есть. Видимо, мне суждено
когда-нибудь быть убитым из него.
- Мне кажется, "когда-нибудь" звучит куда лучше, чем "сейчас", - тихо
заметил Кэнтрелл.
Гэллегер не ответил, и Кэнтрелл продолжал:
- Я снял сливки с лучших умов Восточного побережья, а теперь сделаю то
же в Европе. Все может случиться.
Один из либлей, видя, как рушится их план завоевания мира, горько
заплакал.
В дверь позвонили. По знаку Кэнтрелла дед вышел и вернулся с плотным
мужчиной, которого отличали кривой нос и кустистая рыжая борода.
- Ха! - загремел он. - Вот и я! Надеюсь, не опоздал?
- Доктор Ван Декер?
- А кто же еще?! - воскликнул рыжебородый. - А теперь - быстро,
быстро, быстро, у меня много работы. Судя по вашим словам, ничего из этого
эксперимента не выйдет, но я согласен попробовать. Проекция души -
несусветная глупость.
Дед ткнул Гэллегера в бок.
- Это Кэнтрелл придумал такое объяснение.
- Да? Слушай, нельзя же...
- Успокойся, - сказал дед, многозначительно подмигивая. - У меня
теперь твой талант, парень, и я кое-что придумал. Попробуй и ты, если
сможешь. Я использовал твою математику. Тс-с-с-с...
Времени на разговоры не оставалось. Кэнтрелл загнал всех в лабораторию.
Гэллегер, хмурясь и кусая губы, обдумывал проблему. Он не мог позволить,
чтобы это сошло Кэнтреллу с рук. Но, с другой стороны, дед сказал, что все в
порядке, что он контролирует ситуацию.
Либли, разумеется, исчезли, наверное, искали печенье. Взглянув на часы,
Кэнтрелл усадил Ван Декера в кресло. При этом он все время держал руку в
кармане и то и дело поглядывал на Гэллегера. Сквозь ткань одежды отчетливо
вырисовывался цилиндр теплового излучателя.
- Я покажу вам, насколько это легко, - Дед, хихикая, подошел на
кривых ногах к устройству для обратной мозговой связи и передвинул несколько
рычажков.
- Осторожно, дедуля, - предупредил его Кэнтрелл. Ван Декер уставился
на него.
- Что-то не так?
- Нет-нет, - сказал дед. - Мистер Кэнтрелл боится, что я сделаю
ошибку. Но все будет в порядке. Это шлем...
Он надел его на голову Ван Декера, и перо машины принялось чертить
извилистые линии. Дед собрал ленты, но вдруг споткнулся и рухнул на пол,
выронив бумаги. Прежде чем Кэнтрелл успел шевельнуться, старик поднялся и,
ругаясь себе под нос, собрал графики.
Потом он положил все на стол. Гэллегер подошел и заглянул Кэнтреллу
через плечо. Это было действительно здорово! Показатель интеллекта Ван
Декера был огромен. Его фантастические способности были... гмм...
фантастичны. Кэнтрелл, который тоже был в курсе обратной мозговой связи,
поскольку получил через деда математический талант Гэллегера, кивнул, надел
шлем на голову и направился к машине. Мельком взглянув на Ван Декера, чтобы
проверить, все ли в порядке, он передвинул рычажки. Вспыхнули лампы, шум
перешел в визг. И смолк.
Кэнтрелл снял шлем. Когда он потянулся к карману, дед поднял руку и
показал ему небольшой блестящий пистолет.
- Не надо, - сказал он.
Глаза Кэнтрелла сузились.
- Брось пушку.
- И не подумаю. Я понял, что ты захочешь нас прикончить и уничтожить
машину, чтобы остаться единственным в своем роде. Не выйдет. У этого
пистолета очень чуткий спуск. Ты можешь прожечь во мне дыру, Кэнтрелл, но
прежде сам станешь трупом.
Кэнтрелл замер.
- И что дальше?
- Убирайся! Я не хочу дыры в животе, так же, как ты не хочешь получить
туда пулю. Живи и дай жить другим. Катись!
Кэнтрелл тихо засмеялся.
- Хорошо, дедуля. Ты это заслужил. Не забудь, я по-прежнему знаю, как
построить такую машину. И все сливки теперь у меня. Вы можете сделать то же,
но не лучше меня.
- Договорились, - сказал дед.
- Вот именно. Мы еще встретимся. Не забывай, Гэллегер, от чего умерли
все твои двойники, - с натянутой улыбкой сказал Кэнтрелл и вышел, пятясь.
Гэллегер вскочил.
- Нужно сообщить в полицию! - крикнул он. - Кэнтрелл слишком опасен,
чтобы оставлять его на свободе.
- Спокойно, - распорядился дед, помахивая пистолетом. - Я же сказал,
что кое-что придумал. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы тебя казнили за убийство?
А если Кэнтрелла арестуют, полиция найдет при нем излучатель. Мой способ
лучше.
- Какой способ? - Гэллегер потребовал объяснений.
- Давай, Мики, - сказал дед, улыбаясь доктору Саймону Ван Декеру.
Тот снял рыжую бороду и парик и расхохотался.
Гэллегер удивленно уставился на него.
- Подставка!
- Точно. Я позвонил Мики и объяснил, что от него требуется. Он
переоделся, изобразил перед Кэнтреллом Ван Декера и договорился встретиться
сегодня вечером.
- Но ведь графики показывали интеллект гения...
- Я подменил их, когда ронял на пол, - признался дед. - Заранее
приготовил несколько липовых.
Гэллегер скривился.
- Но это дела не меняет. Кэнтрелл по-прежнему на свободе и знает
слишком много.
- Придержи лошадей, молодой человек, - сказал дед. - Подожди, пока я
тебе все объясню.
И объяснил.
Три часа спустя телевидение сообщило, что человек по имени Роланд
Кэнтрелл погиб, выпрыгнув из трансатлантического стратоплана.
Впрочем, Гэллегер точно знал время смерти Кэнтрелла - в ту же секунду
с его двора исчез труп.
Это произошло потому, что теплового излучателя больше не было, и
будущее Гэллегера не содержало смерти от него. Разве что он сделал бы еще
один.
Машина времени вышла из стазиса и вернулась к нормальному состоянию.
Гэллегер понял, почему. Она была настроена на выполнение определенного
задания, подразумевающего смерть Гэллегера в определенном комплексе
переменных. В рамках этих переменных машина действовала непрерывно. Она не
могла остановиться, не исчерпав всех возможностей. Пока в каком-либо из
возможных вариантов будущего Гэллегер погибал от излучателя, трупы исправно
переносились ему во двор.
Ныне будущее радикально изменилось. Оно уже не включало в себя варианты
А, В, С и так далее. Тепловой излучатель, определяющий фактор, был уничтожен
в настоящем и потому возможные варианты будущего Гэллегера теперь
представляли собой А 1, В 1, С1 и так далее.
Машина не была рассчитана на такие резкие отклонения. Она выполнила
поставленную перед ней задачу и теперь ждала новых поручений.
Перед тем, как вновь воспользоваться ею, Гэллегер детально изучил ее
устройство.
Времени у него было достаточно. При отсутствии corpus delicti Перссон
без труда добился прекращения дела, хотя несчастный Махони едва не спятил,
пытаясь понять, что же, собственно, произошло. Что касается либлей...
Гэллегер машинально раздал печенье, прикидывая, как бы избавиться от
этих маленьких глупеньких созданий, не раня их чувств.
- Не хотите же вы остаться здесь на всю жизнь? - спросил он у них.
- Нет, - ответил один, косматой лапкой стряхивая крошки с усов. - Но
нам нужно завоевать Землю.
- Гмм, - буркнул Гэллегер и вышел кое-что купить. Вернулся он с
какими-то приборами, которые украдкой подключил к телевизору.
Вскоре после этого обычная телепрограмма была прервана экстренным
выпуском новостей. По странному стечению обстоятельств либли как раз
смотрели телевизор. На экране появилось.лицо диктора, почти полностью
скрытое листом бумаги. Единственная видимая часть - от бровей и выше -
очень напоминала лоб Гэллегера, но либли были слишком возбуждены, чтобы
заметить это.
- К нам только что поступила важная информация! - сообщил диктор
срывающимся от волнения голосом. - С некоторых пор мир уже знает о прибытии
на Землю трех почтенных гостей с Марса. Существа эти...
Либли удивленно переглянулись, один из них начал говорить что-то, но на
него шикнули.
- Существа эти, как стало известно, хотят завоевать Землю. С
удовольствием сообщаем, что все население Земли перешло на сторону либлей.
Произошла бескровная революция, и отныне либли становятся нашими
единственными владыками...
- Йо-хо! - пропищал тоненький голосок.
- ...Ведется организация новых форм правления. Будет введена новая
денежная система, монетные дворы уже чеканят монеты с изображениями либлей
на реверсе. Ожидается, что наши владыки вернутся на Марс, чтобы объяснить
своим соплеменникам возникшую ситуацию.
Лицо диктора исчезло с экрана, и пошла обычная программа. Вскоре,
таинственно улыбаясь, появился Гэллегер. Его приветствовали радостные писки
либлей.
- Нам пора возвращаться домой. Произошла бескровная...
- Революция! Этот мир - наш!
Их оптимизм можно было сравнить только с их легковерием. Гэллегер
позволил убедить себя, что либлям нужно возвращаться.
- Ну, хорошо, - согласился он. - Машина готова. Еще по печенью на
дорогу - и в путь.
Он пожал три косматые лапки, вежливо поклонился, и трое либлей,
оживленно попискивая, отправились на Марс. на пятьсот лет в будущее. Они
торопились вернуться к друзьям и рассказать о своих приключениях. Они и
рассказали, но никто им не поверил.
Смерть Кэнтрелла не имела никаких последствий, хотя Гэллегер, дед и
Мики прожили несколько беспокойных дней, прежде чем облегченно вздохнули.
Вскоре после этого дед с Гэллегером ударились в запой и сразу почувствовали
себя гораздо лучше.
К сожалению, Мики не мог составить им компанию. Ему пришлось вернуться
в цирк, где он дважды в день демонстрировал свой уникальный талант, прыгая с
десятиметровой лестницы в ванну с водой...
1 Corpus delicti (лат.) - состав преступления.
2 In articulo mortis (лат.) - в момент смерти.
3 Amigo (исп.) - приятель, дружище.
НАРЦИСС
С Гэллегером, который не был ученым педантом, а занимался наукой по
наитию, все время случались всякие неожиданности. Сам себя он скромно
величал гением повседневности. Он мог, например, без особого труда
использовать при создании принципиально новой модели холодильника кусок
провода, несколько батареек, да крючок для миниюбки. В настоящий момент
Гэллегер вел мучительную борьбу с похмельем. Он распростерся на кушетке в
своей лаборатории, высокий, худой, с весьма небрежной прической, и
манипулировал алкогольным органом, который нехотя цедил ему в рот сухое
мартини.
Гэллегер пытался что-то вспомнить, но особенно не напрягался. Он знал,
что дело касалось робота. Впрочем, это было не так уж и важно.
- Эй, Джо!.. - позвал изобретатель.
Поименованный робот красовался перед зеркалом, изучая свое же
содержимое. Прозрачный материал, из которого был сделан его кожух, позволял
рассмотреть внутри колесики разного калибра, которые стремительно вращались.
- Уж раз ты зовешь меня, то будь любезен не орать. - ответствовал
Джо. - И выставь отсюда кошку.
- Не подозревал, что у тебя такой тонкий слух.
- И тем не менее это так. Я прекрасно слышу ее топот.
- Любопытно. Ну и что же ты слышишь? - с интересом спросил Гэллегер.
- Слышу удары барабана. - торжественно ответствовал робот. - А когда
ты орешь, я слышу гром.
Голос у самого робота был противным и скрипучим, что давало Гэллегеру
полное право напомнить этому снобу поговорку насчет соринки в чужом глазу,
но тут его отвлекли. С трудом он заставил себя бросить взгляд на экран у
входа в лабораторию - там что-то мелькало. "Знакомый силуэт", - подумал
Гэллегер.
- Это я, Брок, - прозвучал голос в динамике. - Харрисон Брок.
Откройте!
- Дверь не заперта.
Гэллегер и не подумал встать. Он внимательно осмотрел гостя - модно
одетого мужчину среднего возраста, - но так и не сумел его вспомнить. Броку
было немногим больше сорока; породистая, гладко выбритая физиономия не
выражала ни малейшего восторга от встречи. Возможно, изобретатель и знал
его, хотя твердой уверенности у него не было. Но это тоже не имело значения.
Брок окинул взглядом большую лабораторию, напоминающую Авгиевы конюшни,
ошалело посмотрел на робота, попытался найти стул, но не преуспел. Тогда он
уперся руками в бока и покачался с пяток на носки, буравя похмельного
Гэллегера гневным взором.
- Ну? - произнес он.
- Никогда не начинайте разговор с "ну". - сказал Гэллегер и
подкрепился новой порцией мартини. - Мне и без того не по себе. Лучше
садитесь и чувствуйте себя, как дома. У вас за спиной генератор. Он, вроде
бы, не слишком запылился.
- Получилось у вас или нет? - нервно спросил посетитель. - Это
единственное, что меня волнует. Неделя истекла. У меня приготовлен чек на
десять тысяч. Возьмете его?
Естественно, - молвил Гэллегер и, не глядя, вытянул руку. - Давайте
сюда.
- Caveat emptor[1]. А что я покупаю?
- Вы что, сами не знаете, за что платите? - поразился Гэллегер.
Брок буквально подпрыгнул на генераторе.
- О господи, - жалобно произнес он. - Говорили, что кроме вас никто
мне не поможет. Но ведь предупреждали меня, что беседовать с вами - все
равно что отдыхать в кресле дантиста.
Гэллегер призадумался.
- Постойте-ка. Я начинаю вспоминать. Мы с вами болтали на прошлой
неделе, верно ведь?
- Болтали... - Круглое лицо визитера налилось краской. - Разумеется.
Вы валялись на этой же кушетке, лакали спиртное и декламировали стихи. Затем
спели "Фрэнки и Джонни". И только после всего этого заметили меня и приняли
мой заказ.
- Очень просто, - объяснил Гэллегер. - Я напился. Это со мной часто
бывает. Особенно, когда я ничем не занят. Алкоголь растормаживает
подсознание, и в таком состоянии мне лучше работается. Самые лучшие мои
изобретения, - весело поведал он, - я сделал как раз по пьянке. В эти
мгновения меня осеняет. Все ясно, как тень. Или как день... так, что ли,
выражаются? А вообще-то... - Тут он запнулся и с недоумением поглядел на
Брока. - А вообще-то о чем мы с вами беседуем?
- Лучше бы вы оба молчали, - язвительно вставил робот, по-прежнему
позируя перед зеркалом.
Брок аж подскочил, но Гэллегер успокоил его небрежным пассом.
- Это Джо, плюньте на него. Вчера я его собрал, а сегодня уже жалею об
этом.
- Он робот?
- Робот, но совершенно никчемный. Я сотворил его, когда был пьян, и
сам не помню, зачем и для чего. Он сутра торчит перед зеркалом и никак не
может налюбоваться на себя. Да еще поет. Воет, как собака перед покойником.
Скоро сами услышите.
С большим трудом Брок вернул разговор в прежнее русло.
-Послушайте, Гэллегер, у меня большие трудности. Вы взялись мне
помочь. Если откажетесь - я конченый человек.
- А я вот уже давно конченый человек, - возразил изобретатель. - И
меня это нимало не тревожит. На жизнь себе зарабатываю, да еще успеваю
изобретать разные разности. Знаете, если бы я получил образование, то мог бы
стать новым Эйнштейном. Все так говорят. Но вышло так, что я как-то
непроизвольно нахватался разнообразных знаний. Оттого, видимо, и не стал
тратить время на обучение. Мне достаточно хорошенько выпить, и самые
неразрешимые проблемы становятся мне по плечу.
- Вы и сейчас под мухой, - менторским тоном произнес Брок.
- Подхожу к наиболее предпочтительному состоянию. А как бы вы себя
почувствовали, если бы, проснувшись, обнаружили бы рядом с собой наглого
робота, которого вы сами создали, но неизвестно на кой черт?
- Ваши шуточки...
- Тут я не могу разделить вашу точку зрения, - буркнул ученый. - Вы,
сдается мне, слишком серьезно относитесь к жизни. "Вино - глумливо, сикера
- буйна"[2]. Извините меня. Я и есть та самая буйная сикера. -
Он снова глотнул.
Брок нервно заметался по захламленной комнате, ударяясь о загадочные
запыленные приборы.
- Если вы ученый, то науку стоит пожалеть.
- Я Гарри Эдлер от науки. - гордо произнес Галлегер. - Жил такой
музыкант много веков назад. Мы с ним здорово похожи. Оба никогда и ничему не
обучались. Чем я виноват, что мое подсознание издевается надо мною?
- А кто я такой, вам известно? - спросил Брок.
- Честно говоря, нет. А разве это так важно?
В голосе посетителя просквозила обида.
- Из элементарной вежливости вы могли бы не говорить так, тем более,
что всего неделя прошла. Я - Харрисон Брок. Мне принадлежит фирма "Вокс Вью
Пикчерс".
- Нет, - вдруг провозгласил робот. - Бессмысленно. Вам никто не
поможет, Брок!
- Какого дья...
Гэллегер утомленно вздохнул.
- Все время забываю, что эта проклятая машина одушевлена. Разрешите, я
вас познакомлю. Мистер Брок, это Джо. Джо, перед тобой мистер Брок... из
фирмы "Вокс Вью".
- Э-э-э, - запинаясь, промолвил телевизионный магнат, - очень
приятно.
- Суета сует и всяческая суета, - тихо заметил Гэллегер. - В этом
весь Джо. Павлин несчастный. Полемизировать с ним бессмысленно.
Робот никак не реагировал на обидное замечание своего творца.
- Уверяю вас, все это бесполезно, мистер Брок, - продолжил он
омерзительным скрипучим голосом. - Деньги меня не интересуют. Я сознаю, что
мое появление на экране осчастливило бы многих и многих, но я не тщеславен.
Мне не нужна слава. Мне хватает сознания того, что я идеален.
Брок поперхнулся.
- Неужели вы вообразили, что я пришел предложить вам ангажемент? Вот
уж не думал! Потрясающая наглость! Да вы просто псих!
- Не пытайтесь обмануть меня, - хладнокровно возразил робот. - Я же
вижу, как вы восхищены моей внешностью и моим голосом... удивительный тембр!
Вы пытаетесь изобразить, будто не нуждаетесь во мне, чтобы прибрать к рукам
по дешевке. Не трудитесь: ведь я объяснил вам, что равнодушен к славе.
- Ненормальный! - выкрикнул взбешенный Брок, а Джо снова вернулся к
зеркалу.
- Не говорите так громко, - изрек он; - диссонансы нервируют меня. А
кроме того, вы безобразны, и мне неприятно на вас смотреть.
Внутри прозрачного туловища, жужжа, закрутились колесики и шестеренки.
Джо до упора вытаращил закрепленные на кронштейнах глаза и принялся
восхищенно осматривать себя.
Гэллегер, развалясь на кушетке, ехидно усмехался.
- Джо слишком раздражителен, - сказал он. - Да к тому же я, кажется,
сделал его чересчур разносторонним. За час до вашего прихода он вдруг
разразился гомерическим хохотом. Без малейшей причины. Я как раз возился с
закуской. Через несколько минут я поскользнулся на огрызке яблока, упал и
больно треснулся. Особенно обидно было, что я сам и бросил этот огрызок на
пол. А тут еще Джо высунулся. "Вот так, - сказал он. - Логическая связь
причины и следствия. Уже тогда, когда ты пошел заглянуть в почтовый ящик, я
знал, что ты швырнешь этот огрызок, а после поскользнешься на нем". Не
робот, а Кассандра. Жаль, что я никак не вспомню, для. чего же его сделал.
Брок опустился на "Тарахтелку" - маленький генератор, служивший
табуреткой (второй, большего размера, именовался "Чудовищем"), и попытался
успокоиться.
- Роботы не совершенны.
- Об этом такого не скажешь. Он выводит меня из себя, я остро ощущаю
свою неполноценность. Отвратительно, когда память дает сбои. Ладно, черт с
ним. Выпьете?
- Нет. Я пришел к вам не развлекаться. Вы не шутите, когда
утверждаете, что всю прошлую неделю создавали этого красавца, вместо того,
чтобы решать мою проблему?
- Оплата по завершении, верно? - оживился Гэллегер. - Кажется, я
начинаю припоминать.
- По завершении, - охотно согласятся Брок. - Десять тысяч, когда
сделаете и если сделаете.
- Слушайте, давайте чек и забирайте робота. Ему же цены нет. Снимите
его в каком-нибудь фильме.
- Да не будет у меня никаких фильмов, если вы не решите мою проблему!
- взорвался Брок. - Сколько раз вам повторять?!
-Но я же был пьян, - объяснил ученый. - В этом случае мой мозг чище
школьной доски перед звонком с перемены. Я превращаюсь в ребенка... Кстати,
скоро я опять стану пьяным ребенком. Так что поспешите повторить ваше
задание.
Брок справился с приступом ярости, выдернул из книжного шкафа
подвернувшийся под руку журнал и вынул авторучку.
- Объясняю еще раз. Мои акции идут по двадцать восемь, это чуть меньше
номинала... - Он принялся чертить на обложке журнала какие-то каракули.
- Ваше счастье, что вы не вытащили древнее издание, стоящее рядом.
Этот раритет влетел бы вам в копеечку, - снисходительно обронил Гэллегер.
- Да вы, оказывается, из тех, кто пишет на том, что подвернется под руку.
Кончайте трепотню об акциях и прочей ерунде. Ближе к делу! Что вы пудрите
мне мозги?
- Не трудитесь, - вмешался в разговор робот, томно закатывая глаза
перед зеркалом. - Я не подпишу контракта. Впрочем, я разрешаю им приходить
и любоваться мною, при условии, что все они будут говорить шепотом.
- Просто дурдом какой-то, - пробормотал Брок, сдерживаясь из
последних сил. - Поймите, Гэллегер: ведь я все это объяснил вам уже неделю
назад, однако...
- Однако, тогда еще не было Джо. Говорите так, будто вы излагаете свою
проблему ему, а не мне.
- Э-э... Значит, так... Вы хотя бы знаете что-нибудь о фирме "Вокс Вью
Пикчерс"?
- Естественно. Самая крупная и популярная телекомпания. Единственный
реальный конкурент фирме "Сонатон".
- Так вот, "Сонатон" вытесняет меня с рынка.
Гэллегер был искренне изумлен.
- Но почему? Ваши программы выше на две головы. Плюс объемное цветное
изображение, суперсовременное оборудование, лучшие актеры, певицы...
- Не уговаривайте, - повторил робот. - Все равно не соглашусь.
- Замолкни, Джо. У вас же нет соперников, Брок. Я вовсе не льщу вам. И
о вас все говорят, что вы честный человек. Как же "Сонатон" сумел вас
обойти?
Брок только развел руками.
- Вся штука в политике. Контрабандные театры, слыхали? С ними
невозможно бороться. Накануне выборов "Сонатон" поддержал правящую партию, и
теперь, когда я хочу унять контрабандистов, полиция оказывается на их
стороне.
- Контрабандные театры? - Гэллегер сосредоточился. - Я что-то слышал
об этом...
- Начало этому было положено еще в старые добрые времена. Тогда
телевидение начало борьбу со звуковыми фильмами и большими кинозалами. Людей
отучали собираться перед экранами целой толпой. Появились домашние
телевизоры новейших модификаций. Людям внушали, что куда лучше нежиться в
кресле с выпивкой в руке и смотреть телесериалы. Телевидение уже не было
предметом роскоши, доступной лишь богачам. Система счетчиков сделала его по
карману и средним классам. Впрочем, это всем известно.
-Только не мне, - возразил изобретатель. - Я не интересуюсь тем, что
творится за этими стенами без веской причины. Выпивка плюс целенаправленный
ум. Все, что меня не занимает, я отметаю напрочь. Объясните мне все
детально, чтобы я увидел общую картину. Если что-то повторите - не беда.
Во-первых, что это за система счетчиков?
- Свои телевизоры мы не продаем, а сдаем напрокат, поэтому они
устанавливаются в квартирах бесплатно. Оплата производится за время работы
телевизора. Наши программы идут без перерыва - пьесы, видеофильмы,
концерты, оперы, скетчи, интервью со звездами эстрады и спорта - словом, на
любой вкус. Сколько вы смотрите, столько и платите. Раз в месяц работники
компании снимают показания счетчика. Каждому по карману завести у себя в
доме "Вокс Вью". Такого же принципа оплаты придерживаются и все остальные
фирмы. До последнего времени мы мирно сосуществовали, пока мой главный
соперник "Сонатон" не начал со мной войну, причем ударил ниже пояса. На
прочую мелочь я внимания не обращаю, ведь всем надо как-то жить.
- И что же удумал "Сонатон"?
- Козырем "Сонатона" стал эффект массового присутствия. До недавних
пор никто не думал, что это возможно, не удавалось проецировать объемное
изображение на большой экран: оно раздваивалось и расплывалось. Поэтому все
использовали обычные домашние экраны, девятьсот на тысячу двести
миллиметров. С превосходными результатами. Однако "Сонатон" сумел прибрать к
своим рукам множество гнилых киношек на всей территории Штатов...
- Что значит "гнилая киношка"? - заинтересовался Гэллегер.
- Ну... до крушения звукового кино миром правило тщеславие.
Гигантомания в том числе. Вы знаете гигантский мюзик-холл "Радио-сити"? Так
это просто мелочь! С развитием телевидения началась беспощадная война между
ним и кинопромышленностью. Кинотеатры пытались победить за счет увеличения
размеров и сервиса. Они превращались в настоящие дворцы. Но когда
телевидение все-таки победило, кинотеатры опустели, а сносить их оказалось
слишком накладно. Огромные заброшенные помещения, представляете себе?
Впрочем и небольшие тоже. Теперь их снова открыли и крутят там программы
"Сонатона". Эффект массового присутствия сработал. Несмотря на дороговизну,
билеты раскупают мгновенно. Необычность в сочетании со стадным инстинктом.
Гэллегер опустил веки.
- А почему бы и вам не пойти тем же путем?
- Из-за патентов, - объяснил Брок. - Я ведь говорил, что до
недавнего времени объемное телевидение не могло использовать большие экраны.
Лет десять назад мы с "Сонатоном" заключили договор, согласно которому
каждая компания могла пользоваться любым усовершенствованием, позволяющим
увеличить размеры экрана. Но затем "Сонатон" дал задний ход. Они заявили,
что договор подложный, и суд принял их сторону. Суд и "Сонатон" в сговоре,
ворон ворону глаз не выклюнет. Короче, их конструкторы нашли пути, дающие
возможность применять большие экраны. Там неглупые люди, они подали двадцать
семь заявок и получили ровно столько же патентов, напрочь исключив любую
возможность использовать их идеи. Мои инженеры трудятся, не покладая рук,
над поиском аналога, позволяющего в то же время обойти их патенты, но
"Сонатон" не оставил ни одной лазейки. Его устройство носит название
"Магна". Оно пригодно для любых телевизоров, но их патент позволяет
применять ее только на телевизорах марки "Сонатон". Все понятно?
- Это не слишком этично, но вполне законно, - промолвил Гэллегер. -
Но все-таки качество ваших фильмов много выше. Люди предпочитают хороший
товар. Деньги и размер изображения не самое главное.
- Согласен, - расстроенно сказал Брок, - но дело не только в этом.
Журналисты успели забить всем головы новомодным термином ЭМП - эффект
массового присутствия. Стадный инстинкт. Конечно, люди предпочитают товары
лучшего качества. Но будете ли вы платить за кварту виски четыре
зелененьких, если можете купить за две?
- Смотря какого качества. А в чем вообще дело?
- В контрабандных театрах, - ответил владелец "Вокс Вью". - Они
возникают по всем Штатам, как грибы после дождя. И всюду демонстрируют мои
программы, но пользуются для увеличения своей патентованной системой
"Магна". Плата за вход маленькая, дешевле аренды нашего телевизора. Плюс
ЭМП. Да, еще манящая прелесть нарушения закона. Люди сотнями отказываются от
телевизоров "Вокс Вью", и понятно, почему. Дешевле и заманчивее посещать
контрабандные театры.
- Но это же явное нарушение закона, - сказал изобретатель.
- Такое же, как бутлегерство во времена сухого закона. Здесь все
зависит от контактов с полицией. Обращаться в суд бессмысленно, я уже
пробовал. Иск обходится дороже. Так можно быстро разориться. А снизить
стоимость проката "Вокс Вью" я тоже не могу. Плата за телевизоры и так
мизерная. Прибыль достигается за счет числа абонентов. Теперь прибыли не
будет. А кто стоит за аферой с контрабандными театрами, мне было ясно с
самого начала.
- "Сонатон"?
- Именно. Нежданный партнер. Слизывает сливки с моего молока. Его цель
- уничтожить меня, а потом захватить и монополизировать рынок. Это позволит
ему показывать свою пакость и безжалостно обирать актеров. У меня-то все
по-иному. Мои артисты получают по самому высокому тарифу и ценят это.
- А меня вы оценили в какие-то десять тысяч, - поддел магната
Гэллегер. - Вам не стыдно?
- Это всего лишь аванс, - заизвинялся Брок. - Назначайте вашу цену.
В разумных пределах, конечно... - быстро добавил он.
- Да уж назначу. Она будет астрономической. А что я, согласился тогда
вам помочь?
- Да, вы приняли мой заказ.
- Значит, меня тогда осенила мысль, как вас выручить, - успокоил
собеседника Гэллегер. - Ну-ка, прикинем. Я не поминал о чем-нибудь
конкретном?
- Вы без конца говорили о мраморном столе и о своей... как бы это
выразится... подружке.
- Следовательно, я пел, - снисходительно объяснил ученый. - Пение
действует на меня умиротворяюще, а лишь господу ведомо, как необходим покой
моим издерганным нервам. Музыка и алкоголь. Дивлюсь я, что оно в руках
виноторговцев...
- Что-что?
- Где вещь, что ценностью могла б сравниться с ним? Не обращайте
внимания. Это рубай Омара Хаяма о вине. Пустяки. От ваших инженеров есть
хоть какой-то прок?
- Это лучшие инженеры. К тому же с высокими окладами.
- И эти гении не в состоянии решить проблему в обход патентов вашего
конкурента?
- Если быть кратким, то да, не могут.
- Видимо, нам не обойтись без аналитической работы, - грустно
резюмировал изобретатель, - а это для меня - нож острый. И все-таки сумма
состоит из слагаемых. Вы это понимаете? Лично я - нет. Горе мне с этими
словесами. Брякну что-нибудь, а потом сам не могу понять, что же я сказал.
Это поинтереснее, чем театр, - несколько загадочно сказал он. - У меня
голова начинает раскалываться. Так много слов и так мало спиртного. Итак, на
чем мы прервались?
- На полдороге в дурдом, - ехидно молвил Брок. - Если бы вы не были
моим последним шансом, я бы...
- Не трудитесь, - снова заскрипел Джо. - Разорвите контракт, Брок.
Все равно я не скреплю его своей подписью. Я не гонюсь за славой. Я выше
этого.
- Если ты не умолкнешь, - пообещал Гэллегер, - я заеду тебе в ухо.
- Давай! - завизжал Джо. - Колоти меня! Лупи сильнее! Чем подлее ты
отнесешься ко мне, тем скорее подорвешь мою психику и таким образом убьешь.
Мне наплевать. Я лишен инстинкта самосохранения. Бей, и ты увидишь, что я не
боюсь тебя.
- А ведь Джо молодец, - задумчиво сказал изобретатель. - Это
единственная разумная реакция на шантаж и запугивание. Если уж конец
неизбежен, то чем скорее, тем лучше. Джо не признает нюансов. Любое сильное
болевое ощущение уничтожит его. А ему наплевать.
- Как и мне, - пробурчал Брок. - Меня интересует лишь одно...
- Да-да, понятно. Что ж, подождем, возможно, что-нибудь и придет мне в
голову. Как пройти на вашу студию?
- Вот вам пропуск. - Брок черкнул пару слов на обороте своей визитки.
- Я могу надеяться на вас?
- Конечно, - легко соврал Гэллегер. - Идите и ни о чем не
беспокойтесь. Попробуйте не нервничать. Я займусь вашим делом. Или я сразу
же найду решение, или...
- Или что?
- Или не найду, - оптимистически закончил Гэллегер и коснулся кнопок
алкогольного органа у себя под кушеткой. - Я устал от мартини. Ну что мне
стоило сотворить робота-бармена, раз уж я занялся роботами. Иногда даже на
кнопку нажимать невмоготу. Успокойтесь, Брок. Я сразу же возьмусь за ваше
дело.
Но владелец "Вокс Вью Пикчерс" не успокоился.
- Хорошо, я надеюсь на вас. Если вам нужно от меня что-нибудь...
- Блондинку,- протянул Гэллегер. - Вашу сверхсуперзвезду Сильвию
О'Киф. Направьте ее сюда. Это единственное, чем вы можете мне помочь.
- До свидания, Брок, - заскрипел робот. - Не огорчайтесь, что не
заключили со мной контракта, вас должно утешить уже то, что вы услышали мой
несравненный голос и даже лично любовались мною. Но не рассказывайте о нашей
встрече всем и вся. Видит бог, мне не нужны толпы поклонников. Они слишком
шумят.
- Что такое догматизм, познать до конца можно только после беседы с
Джо, - заметил Гэллегер. - До встречи, и не забудьте про Сильвию О'Киф.
Лицо Брока исказилось мучительной гримасой. Он попытался что-то
сказать, но не нашел слов, махнул рукой и пошел к выходу.
- Прощайте, уродливое создание, - простился с ним Джо.
Когда грохнула дверь, Гэллегер лишь покачал головой, хотя роботу с его
нежным слухом сделалось совсем худо.
- Так тебе и надо! - сказал он. - Какая муха тебя укусила? Брок чуть
с ума не сошел, слушая твои откровения.
- Не мнит же он себя киногероем, - парировал робот.
- Не в красоте счастье.
- Как же ты глуп. И безобразен так же, как Брок.
- А ты - мешанина из скребущихся колесиков, шестеренок и передач, не
говоря уже о червяках, которые в тебе так и копошатся, - парировал
создатель робота, имея в виду, конечно, червячные передачи в корпусе своего
детища.
- Я бесподобен. - Джо самозабвенно изучал себя в зеркале.
- Это может придти только в твою уродливую голову. И зачем только я
сотворил тебя прозрачным.
- Чтобы все остальные могли любоваться мною. Лично у меня зрение
рентгеновское.
- У тебя совсем крыша поехала. А почему я спрятал изотопный мозг в
твоем животе? Другого места не нашлось, что ли?
Джо не реагировал. Поразительно противным, скрипучим голосом он тянул
какую-то мелодию. Чтобы обрести моральные силы, Гэллегер подкрепился джином
прямо из горлышка, но и это не помогло.
- Может, наконец, заткнешься? - взорвался он в конце концов. -
Старый поезд метро на повороте и то мелодичнее.
- В тебе говорит зависть, - парировал робот, но, сжалившись, повысил
тональность до ультразвуковой. После полуминутной тишины округу огласил
собачий вой.
Гэллегер нехотя покинул кушетку. Пора было сматываться. Все равно в
лаборатории не сосредоточишься, пока эта ожившая куча жестянок изливает на
всех окружающих потоки самолюбования и самодовольства. Вдруг Джо рассмеялся
противным кудахчущим смехом.
Гэллегер содрогнулся.
- Ну, что еще такое?
- Сейчас увидишь.
Черт бы побрал связь причин и следствий в сочетании с теорией
вероятности, рентгеновским зрением и другими способностями, которыми он сам
наделил этого проклятого Джо! Гэллегер тихо выругался, нахлобучил черную
шляпу, давно утратившую первоначальную форму, и двинулся к выходу. Распахнув
дверь, он чуть не сшиб с ног маленького толстяка, который тут же врезался
головой ему в живот.
- Тьфу! Своеобразное чувство юмора у этого болвана-робота. Приветствую
вас, мистер Кенникотт. Приятно видеть вас. Жаль, что нет времени, чтобы
угостить вас стаканчиком.
Смуглая физиономия мистера Кенникотта злобно перекосилась.
- Плевал я на ваш стаканчик, верните мне мои кровные! Деньги на бочку.
И нечего пудрить мне мозги!
Гэллегер равнодушно глядел сквозь посетителя, словно тот был
стеклянным.
- Если уж вы так настаиваете, то признаюсь, что как раз собрался пойти
за деньгами в банк.
- Вы купили у меня бриллианты, собирались их использовать для
какого-то аппарата. И тут же вручили мне чек. Но его не принимают к оплате.
Как вы это объясните?
- Его нечем оплачивать, - тихо признался изобретатель. - Я плохо
помню свой банковский счет. Перерасход, видите ли.
Кенникотт едва не свалился с ног.
- Тогда возвратите камни.
- Я их уже куда-то приспособил. Только не помню, куда. Скажите, мистер
Кенникотт, только честно: я был сильно пьян, когда их покупал?
- Да уж, - заверил толстяк. - Налакались до положения риз, точно. Но
какое это имеет значение? Я не собираюсь ждать. Вы и без того довольно
поморочили мне голову. Расплачивайтесь, или вам плохо придется!
- Убирайтесь прочь, мерзкое существо, - послышался из лаборатории
голос робота. - Вы мне отвратительны.
Гэллегер торопливо вытолкал коротышку на улицу и запер дверь.
- Попугай, - объяснил он. - Руки все не доходят придушить его.
Теперь о бриллиантах... Я же не отказываюсь платить. Только что я получил
солидный заказ, и как только поступят деньги, рассчитаюсь с вами до
последнего цента.
- Ну уж нет! Вы что, живете на пособие по безработице? Вы - служащий
солидной фирмы. Неужто они откажут вам в авансе?
- Откажут, - грустно сказал Гэллегер. - Они мне уже заплатили за
полгода вперед. Давайте сделаем так: я рассчитаюсь с вами в самое ближайшее
время. Я надеюсь получить задаток у одного клиента. Договорились?
- Нет!
- Нет?
- Ну ладно, черт с вами! Даю вам один день. Ладно, пусть два. Но не
больше. Достанете деньги - хорошо. Не достанете - тем хуже для вас. Сядете
в долговую тюрьму.
- Двух дней мне хватит. - у Гэллегера отлегло от сердца. -А вы не
знаете, есть здесь по соседству контрабандные театры?
- Вы бы лучше взялись за ум, а не занимались всякой ерундой.
- Но это не ерунда. Мне наказали статью о них. Где можно найти
контрабандные притоны?
- Нет ничего проще. Идите в центр города. В дверях торчит парень. У
него купите билет. В любом месте вы наткнетесь на продавцов.
- Прекрасно, - промолвил Гэллегер, расставаясь со своим кредитором.
Для чего же ему понадобились бриллианты? Ему следовало бы избавиться от
своего подсознания. Оно вечно издевалось над ним. Конечно, оно тоже
подчинялось законам логики, но настолько извращенной, что сознательному
мышлению Гэллегера она была абсолютно непостижима. И все-таки результаты
часто бывали удивительно удачными и почти всегда - необычными. Да, жалок
тот изобретатель, который конфликтует с классической наукой и творит пo
наитию.
В лабораторных колбах сохранились следы алмазной пыли - доказательство
какого-то эксперимента, осуществленного подсознанием. В голове промелькнуло
смутное воспоминание о том, как Кенникотт вручал ему драгоценности.
Интересно... Возможно... Ну, да! Он заложил их в Джо. На подшипники или
что-то в этом роде. Размонтировать, что ли, робота? Бессмысленно - огранка
вряд ли уцелела. Почему понадобились бриллианты чистейшей воды, когда вполне
можно было обойтись промышленными алмазами? Видимо, его подсознание
предпочитало пользоваться лишь самыми лучшими материалами. Его не
интересовали ни цены, ни состояние счета хозяина.
Гэллегер блуждал по центру города, как древний философ, ищущий
человека, разве что без фонаря. Уже смеркалось, над головой зажглись
неоновые вывески; многоцветные блики разукрасили небоскребы Манхэттена.
Аэротакси шныряли на разных уровнях, подбирая пассажиров на крышах зданий.
Тоска зеленая...
В центре было множество дверей. Наконец Гэллегер отыскал одну, в
которой кто-то стоял, но это оказался торговец похабными открытками.
Гэллегер плюнул и ощутил потребность в хорошей порции спиртного. Он
направился в ближайший бар, который оказался передвижным, а потому соединял
в себе самые мерзкие качества сельской карусели и коктейля, смешанного рукой
дилетанта. Гэллегер помедлил у входа, но кончил тем, что вцепился в
скользивший перед ним стул и попробовал сесть как можно вальяжнее. Он
потребовал три "рикки" и быстро разделался с ними. Потом кликнул бармена и
осведомился о контрабандных притонах.
- Нет проблем, черт возьми, - ответствовал страж стойки и вытянул
из-под фартука кучу билетов. - Много нужно?
- Хватит одного. И куда идти?
- С тебя два двадцать восемь. Дуй по этой улице, сам увидишь. Там
спросишь Тони.
- Благодарю.
Гэллегер одарил своего консультанта щедрыми чаевыми, покинул вертлявый
стул и побрел в указанном направлении. Передвижные забегаловки были модной
новинкой, но его с них тошнило. По его глубокому убеждению выпивка
доставляла удовольствие только в покойной обстановке, тем более, что в конце
концов приводила именно к покою.
Зарешеченная дверь не скрывала лестничную клетку. Когда Гэллегер
постучал, засветился видеоэкран, видимо, односторонний, потому что лица
привратника не было видно.
- Мне нужен Тони, - сказал Гэллегер.
Дверь распахнулась, явив взору утомленного человека в надувных брюках,
настолько тощего, что даже это одеяние не придавало ему солидности.
- Покажь-ка билетик. Все о'кей, парень. Дуй по коридору. Сеанс уже
идет. Если хочешь выпить, бар налево.
Миновав короткий проход, Гэллегер открыл звуконепроницаемую дверь
древнего театра постройки восьмидесятых годов, когда пластик применяли в
дело и не в дело. Безошибочное чутье привело его к бару, где он подкрепился
мерзким виски по убойной цене и, несколько взбодрившись, направился в
набитый почти до отказа зрительный зал. На огромном экране - видимо,
системы "Магна" - толпа людей трудилась вокруг звездолета. "То ли
приключенческий фильм, то ли хроника", - решил Гэллегер.
Ничего, кроме соблазна преступить закон, не могло заманить зрителей в
этот притон. Это была дыра самого последнего разбора. На его содержание
тратились гроши, а билетеров вообще не наблюдалось. Но заведение было
незаконным и поэтому особенно привлекательным для многих. Гэллегер
внимательно изучал экран. Изображение было безупречным. Незарегистрированный
телевизор фирмы "Вокс Вью" при помощи увеличителя "Магна" демонстрировал
возбужденным зрителям одну из лучших актрис Брока. Циничный грабеж среди
бела дня. Вот так-то.
Позднее, уже покидая зал, Гэллегер обратил внимание на полицейского в
форме, оседлавшего приставной стул, и рассмеялся про себя. Фараон, ясно,
билета не покупал. Вот и вся политика.
Через два квартала на этой улице яркие рекламы манили: "Сонатон Бижу".
Это заведение было, конечно, легальным и, конечно, дорогим. Гэллегер широким
жестом выложил бешеные деньги за билет на удобное месте. Ему хотелось
сравнить качество изображения на различных экранах. Судя по всему, и в
"Бижу", и в пиратском театрике устройство "Магна" действовало одинаково
безупречно. Инженеры "Сонатона" не даром ели свой хлеб.
Все прочее в "Бижу" было сногсшибательным. Вышколенный персонал
кланялся посетителям чуть не в ноги. Выпивка в буфетах была бесплатной, но,
к огорчению Гэллегера, отпускалась в ограниченных дозах. При театре были
открыты даже турецкие бани, посетив которые, Гэллегер пришел в состояние,
близкое к экстазу. Почти десять минут после этого он ощущал себя султаном.
Было ясно, что состоятельные люди посещали легальные театры "Сонатона",
а все прочие предпочитали контрабандные киношки. Исключение составляла
маленькая группа домоседов, не поддавшихся пока модным новациям. Но их
становилось все меньше, и Брок в конце концов будет обречен на разорение.
Его компанию поглотит "Сонатон", который, чуть погодя, взвинтит расценки и
примется загребать деньги лопатой. Без зрелищ, как и без хлеба, нет жизни:
люди привыкли к телевидению, как к наркотику. Альтернативы все равно нет.
Когда "Сонатон" уничтожит конкурента, он станет монополистом, и у зрителей
не будет выбора. Им придется платить и платить даже за второсортные зрелища.
Гэллегер вышел из "Бижу" и подозвал аэротакси. Он решил нанести визит
Броку, смутно рассчитывая разжиться у него деньгами. Помимо этого, его
интересовало еще кое-что.
Комплекс "Вокс Вью Пикчерс" заполонил весь Лонг-Айленд. Среди множества
зданий разной величины и архитектуры Гэллегер безошибочно отыскал ресторан,
где в целях профилактики принял свою традиционную дозу. Его подсознанию
предстояло потрудиться, и он создавал для него творческую атмосферу. Да и
виски было отменного качества.
Разделавшись с первой порцией, он решил пока воздержаться от
повторения. Все же его возможности были не безграничны, хотя емкость
приближалась к идеалу. Но в данном случае он хотел лишь уравновесить
объективную ясность мышления с субъективным растормаживанием.
- Студия не закрывается на ночь? - спросил он официанта.
- Никогда. В каких-то павильонах обязательно идет работа. Ведь
программа круглосуточная.
- В ресторане яблоку негде упасть.
- Здесь много пассажиров из аэропорта. Еще виски?
Гэллегер мужественно отказался и удалился, гордый собой. Визитная
карточка Брока сделала его для служащих студии персоной грата, и он решил
начать с самых верхов. Брока не было, но из его кабинета доносились женские
голоса.
Секретарша попросила его секунду подождать, склонилась к внутреннему
видеофону и тут же распахнула дверь в кабинет и пригласила:
- Прошу вас...
Гэллегер вошел. Кабинет был великолепный, изысканный и рабочий
одновременно. Стены были украшены объемными снимками ведущих звезд "Вокс
Вью". Миниатюрная, очень милая и очень взвинченная брюнетка, под защитой
письменного стола отбивала бурные атаки яростного белокурого ангела. Ангелом
была Сильвия О'Киф.
Гэллегер не замедлил воспользоваться подвернувшимся шансом.
- Салют, мисс О'Киф! Как насчет того, чтобы нацарапать мне автограф?
Прямо на кубике льда в бокале?
Сильвия сразу превратилась в кошечку и замурлыкала:
- Милый, я, как ни печально, должна сама себя кормить. Кроме того, я
сейчас на службе.
Брюнетка постучала ногтем по сигарете.
- Послушайте, Сильвия, давайте перенесем наш разговор. Отец велел
принять этого субъекта, если он появится. Это очень важный посетитель.
- Я вернусь, - многообещающе протянула О'Киф. - Причем очень скоро.
Она эффектно покинула кабинет. Гэллегер легонько присвистнул ей
вдогонку.
- Этот лакомый кусочек не по вашим зубам, - проинформировала его
брюнетка. - У нее с нами контракт. А она спит и видит разорвать его и
кинуться в объятья "Сонатона". Крысы бегут с корабля. Сильвия мечется с того
самого момента, как уловила штормовое предупреждение.
- В самом деле?
- Присаживайтесь и можете закуривать. Меня зовут Пэтси Брок. Вообще-то
капитаном здесь папаша, но когда он начинает психовать, мне приходится
перехватывать штурвал. Старик не переносит конфликтов. Считает, что любой
скандал - это выпад против него лично.
Гэллегер опустился в кресло.
- Итак, Сильвия собралась бежать. И много еще таких?
- Не так уж много. Большинство верит в нас. Но уж если мы погорим...
- Пэтси Брок скорчила милую гримаску.
- Они либо кинутся на поклон к "Сонатону" в расчете на кусок хлеба с
маслом, либо попробуют жить без масла.
- Ага. Ну что же, надо бы поговорить с вашими инженерами. Интересно,
что они думают о возможности увеличения экранов.
- Как хотите, - сказала Пэтси, - но толку не будет. Нельзя сделать
увеличитель, не нарушая патентных прав "Сонатона".
Она надавила какую-то кнопку на подлокотнике кресла, что-то сказала в
видеофон и через минуту из ниши на столе возникли два высоких запотевших
стакана.
- Желаете, мистер Гэллегер?
- От коктейля "Коллинс" отказаться невозможно.
- Я уловила ваше дыхание, - несколько загадочно объяснила маленькая
брюнетка. - К тому же папаша рассказывал о своем визите к вам. Он вернулся
немного не в себе, в основном из-за встречи с вашим роботом. Это что,
действительно, что-то особенное?
- Он и для меня загадка, - смутился Гэллегер. - У него множество
разных способностей... очевидно, есть даже какие-то недоступные людям
чувства... но, провалиться мне на этом месте, если я знаю, на что он
способен. Пока он только крутится перед зеркалом.
Пэтси кивнула.
- Интересно было бы как-нибудь с ним познакомиться. Однако вернемся к
нашим баранам. Вы надеетесь решить проблему "Сонатона"?
- Очень может быть. Даже скорее всего.
- Но гарантии нет?
- Ну, скажем, гарантия есть. Можете не беспокоиться.
- Вы даже не представляете себе, как я в этом заинтересована. Владелец
"Сонатона" - Элия Тон. Это дурно пахнущий флибустьер. И вдобавок трепло.
Его единственный отпрыск - Джимми. Вы не поверите, но этот тип читал "Ромео
и Джульетту".
- Славный мальчик?
- Вошь. Здоровенная вошь с накачанными мускулами. Желает меня
осчастливить, женившись на мне.
- "Нет повести печальнее на свете..."
- Ради Бога. - оборвала его Пэтси. - Учтите, я всегда считала Ромео
слизняком. Если бы меня хоть на миг посетила мысль о замужестве с Джимми, я
бы без колебаний отправилась в психушку. Нет, мистер Гэллегер, дело обстоит
совсем по-другому. Никакой фаты и свадебного платья. Джимми предложил мне
руку и сердце, причем в своей обычной манере, которая заключается в том, что
он хватает девушку в жесткий захват, как профессиональный борец, и при этом
объясняет, какую высокую честь ей оказывает.
- Угу... - пробурчал Гэллегер и оказал высокую честь коктейлю.
- Весь этот план - патентная монополия и контрабандные притоны - все
это выдумка Джимми, могу головой поручиться. Его предок тоже мразь
порядочная, но именно Джимми замыслил весь этот рэкет.
- А для чего ему это?
- Он метит в две цели. "Сонатон" будет монополистом телебизнеса, а
Джимми, как он думает, получит в монопольное пользование меня. Он немного
чокнутый. Никак не может поверить, что я и вправду терпеть его не могу, все
надеется, что я вот-вот пойду на попятную и приму его предложение. Но как бы
ни сложились дела, я буду стоять на своем. Впрочем, это вас не касается. Но
я не хочу ждать у моря погоды и беспомощно наблюдать, как осуществляются его
планы. Хочу, чтобы самодовольная ухмылка сползла с его морды.
- Он настолько вам неприятен? - спросил изобретатель. - Если портрет
близок к оригиналу, то я не смею вас осуждать. Однако, мне необходима
субсидия. Текущие расходы, знаете ли.
- Сколько?
Гэллегер ответил без ложной скромности, однако наследница дела Броков
выписала чек на значительно меньшую сумму. Изобретатель скроил гримасу
оскорбленной добродетели.
- Не становитесь в позу. - Пэтси мило подмигнула ему. - Я навела о
вас кое-какие справки, мистер Гэллегер. У вас совершенно атрофировано
чувство ответственности. Получив больше, вы успокоитесь и сразу забудете о
деле. Я буду подпитывать вас деньгами, когда понадобится... но только после
детального отчета о ваших тратах.
- Меня оклеветали, - с достоинством возразил Гэллегер. - Я собирался
пригласить вас в ночное заведение. Естественно, не в какую-нибудь
забегаловку. А дорогие клубы стоят соответственно. Еще один такой же чек
решил бы проблему.
Девушка лукаво улыбнулась.
- Увы, нет.
- Может, купите у меня робота?
- Этого - ни в коем случае. Вы что хотите, чтобы папаша убил меня?
- Сдаюсь. Будем считать, что этого разговора промеж нами не было. -
капитулировал Гэллегер. - А может быть...
В эту секунду включился видеофон. На экране возникла лишенная выражения
абсолютно прозрачная физиономия. Внутри стальной головы вертелись,
повизгивая, зубчатые колесики. Пэтси вжалась в кресло и тихо ойкнула.
- Извести Гэллегера, что он нужен Джо, о счастливое существо, -
произнес скрипучий фальцет. - Сбереги память об образе и голосе моем до
последних дней своего бренного существования. Свет прекрасного в этом
мрачном, скучном и суетном мире...
Гэллегер обогнул письменный стол и посмотрел на экран видеофона.
- Черт возьми! Откуда ты взялся?
- Мне пришлось решать одну проблему.
- А как ты сумел меня найти?
- Я тебя опространствил.
- Как-как?
- Я опространствил, что ты в студии Брока, у его дочери.
- Что значит "опространствил"? - спросил Гэллегер.
- Это такое ощущение. У тебя ничего подобного нет, поэтому ты не
поймешь. Нечто похожее на коктейль из сагражи с предзнанием.
- Какая еще "сагража"?
- Ну, конечно, ведь у тебя и сагражи отсутствует. Давай не будем
терять время попусту. Меня ждет мое зеркало.
- Это его обычная манера беседы? - спросила Пэтеи.
- Почти обычная. Бывает, что он говорит еще туманнее. Ладно, Джо.
Какого черта тебе надо?
- Брок больше не твой работодатель, - объяснил Джо. - Я переуступил
тебя парням из "Сонатона".
Гэллегер сдержался.
- Продолжай, продолжай. Похвались, как ловко ты спятил.
- Я не терплю Кенникотта. Он чересчур безобразен. И его излучения
нервируют мое сагражи.
- Забудь о нем, - быстро сказал Гэллегер, которому вовсе не
улыбалось, чтобы Пэтси оказалась в курсе его бриллиантовой эскапады. -
Ближе к...
- Но я знал, что Кенникотт повадится ходить сюда, пока не вернет свои
деньги. Поэтому, когда в лаборатории появились отец и сын Тоны, я согласился
взять у них чек.
Пальцы Пэтси впились в локоть Гэллегера.
- Ну-ка, ну-ка! Что тут творится? Вульгарное жульничество?
- Нет же! Постойте! Я должен разобраться во всем. Джо, я выдублю твою
прозрачную шкуру. Ты что сотворил? И как Тоны решились дать тебе чек?
- Я прикинулся тобою.
- Наконец-то я все понял, - ехидно усмехнулся Гэллегер. - Ты мне все
растолковал. Мы же братья-близнецы. Похожи, как два стакана с виски.
- Я их загипнотизировал, - гордо объяснил Джо. - Заставил их думать,
что я - это ты.
- Ты можешь гипнотизировать?
- Да. Я даже сам чуточку удивился. Хотя, если разобраться, можно
опространствить и эту мою способность.
- Ты... Понятно. Я бы тоже опространствил такую вещь. Но что же было
дальше?
- Видимо, Тоны догадались, что Брок обратится к тебе. Они предложили
необычайно выгодный контракт - ты нанимаешься к ним и больше ни на кого не
работаешь. Сулили огромные деньги. Тогда я прикинулся тобою и дал согласие.
Скрепил контракт подписью, - естественно, твоей, - получил чек и отправил
его Кенникотту.
- Весь чек? - упавшим голосом поинтересовался Гэллегер. - На какую
же сумму?
- Двенадцать тысяч.
- Что, на большее Тоны не расщедрились?
- Нет, - объяснил Джо,- они предлагли сто тысяч сразу и еще по две
тысячи еженедельно в течение пяти лет. Но я хотел только отделаться от
Кенникотта, чтобы больше не видеть и не слышать этого противного человека.
Поэтому я объявил, что двенадцати тысяч вполне достаточно. Тоны были весьма
рады.
Гэллегер открыл рот, но не мог ничего сказать. Джо снисходительно
кивнул ему.
- Я решил известить тебя, что теперь ты служащий "Сонатона". Дело
сделано, и я возвращаюсь к зеркалу, где порадую себя собственным пением.
- Ну, все! - взорвался Гэллегер. - Теперь ты достал меня! Вот этими
руками я разберу тебя до последней шестеренки и растворю в кислоте.
- Суд не утвердит этот контракт, - произнесла Пэтси, с трудом
переводя дыхание.
- Утвердит, утвердит, - оптимистически заверил робот. - А сейчас
брось на меня пристальный восхищенный взгляд, а то мне пора к зеркалу.
Гэллегер одним глотком опустошил свой стакан.
- Я настолько поражен, что даже протрезвел, - обратился он к Пэтси.
- Что за программу вложил я в этого кретина? До какой патологии его довел?
Загипнотизировать бизнесменов, заставить их поверить, что я это он, точнее,
что он это я... Ну вот, я начал заговариваться.
- Это сюрприз, - подумав, сказала Пэтси. - А не могли вы за нашей
спиной сговориться с "Сонатоном" и подпустить робота для алиби? Это...
просто любопытство.
- Зря вы так. Контракт с Тонами подписал робот, а не я. Но... дело в
другом: если подпись Джо неотличима от моей, если Тоны убеждены, что имели
дело со мною, да еще были свидетели подписания контракта... Отец и сын...
кровное родство не является препятствием для свидетельствования перед
судом... Ничего себе положеньице!
Пэтси рассмеялась.
- Мы дадим вам столько же, сколько посулили Тоны, но после завершения
дела. Но служите вы у нас, это однозначно. Мы же договорились!
Гэллегер бросил грустный взгляд на пустой стакан. Да, они договорились.
Он служит у Броков. Но суд может постановить, что, согласно контракту, он на
протяжении долгих пяти лет имеет право работать только на "Сонатон". Причем
за жалкие двенадцать тысяч! Это же надо придумать! Сколько они давали? Сто
тысяч на бочку и... и...
Деньги оказывались дороже принципа. Он был опутан, как Гулливер
лиллипутами. Если Тоны обратятся в суд, и тот удовлетворит их иск, то ему в
течении пяти лет придется работать на них. Безо всякой дополнительной
оплаты. Надо было как-то опротестовать контракт... и выручить Брока.
А почему Джо в стороне? Ведь именно он со своими непредсказуемыми
способностями заварил эту кашу. Пускай сам и расхлебывает. В противном
случае этому красавцу придется любоваться металлическим фаршем, в который он
превратится.
- Совершенно верно, - пробурчал Гэллегер вполголоса. - Побеседуем с
Джо. Пэтси, плесните мне еще капельку и пошли к конструкторам. Посмотрю, что
они вам наработали.
Девушка недоверчиво взглянула на него.
- Хорошо. Но не надейтесь обмануть меня.
- Да меня самого только что так обманули... Предали и продали со всеми
потрохами. Тревожит меня этот проклятый Джо. Это же надо, опространствить
меня в такую историю. Точно, мне "Коллинс". - Гэллегер со смаком,
неторопливо осушил стакан.
Затем девушка провела его в конструкторское бюро. С помощью сканера -
приспособления, исключающего любую помеху - он внимательно изучил
многочисленные чертежи. в том числе и кальки, приложенные к патентам
"Сонатона". Сомнений не оставалось: конструкторы Тонов предусмотрели
буквально все, не оставив ни малейшей лазейки. Только принципиально новое
решение проблемы...
Но ведь новые принципы под ногами не валяются. К тому же, они не спасут
положения. Если бы даже "Вокс Вью" сумел заполучить абсолютно новый
увеличитель, не имеющий ничего общего с "Магной", все равно остались бы
пиратские киношки, которые особенно больно бьют по карману Броков. Все
теперь решает фактор ЭМП, эффекта массового присутствия. Когда он вышел на
сцену, проблема перестала быть чисто теоретической. В нее включились
уравнения с человеческими неизвестными.
Гэллегер бережно убрал эти соображения в один из маленьких ящичков
своего мозга, чтобы извлечь, когда это потребуется. Но пока в конце тоннеля
даже искорки не брезжило. Какая-то мысль надоедливо буравила его мозг. Какая
именно? Контракт с "Сонатоном".
- Я хотел бы повидаться с Тонами, - обратятся он к Пэтси Брок. - Как
это сделать?
- Вот видеофон. Вызвать их?
Гэллегер отказался.
- Психологически неверно. Они всегда могут отключиться.
- Если это так важно, стоит поискать их в одном из ночных клубов.
Попробую выяснить, в каком именно.
Девушка стремительно удалилась, а на ее месте возникла Сильвия О'Киф.
- У меня нет предрассудков, - заявила актриса, - зато есть глаза и
уши. Такие интересные вещи можно иногда узнать. Если вас интересуют Тоны, то
они развлекаются в клубе "Кастл". И ловлю вас на слове - вы не забыли
насчет коктейля?
- О'кей, - ответил Гэллегер. - Берите такси. Я быстренько предупрежу
Пэт, что мы уезжаем.
- Вряд ли это ее порадует, - обронила Сильвия. - Жду вас у входа в
ресторан минут через десять. Не опаздывайте.
Не найдя Пэтеи Брок, Гэллегер оставил ей записку. Потом он заглянул в
косметический салон, где нанес на свою физиономию тонкий слой прозрачного
крема. Через две минуты он приложил к лицу специальную салфетку, и щетины
как не бывало. Несколько облагородившийся таким образом, Гэллегер разыскал
Сильвию и уселся с нею в аэротакси. Некоторое время они, удобно устроившись,
потягивали сигареты и внимательно изучали друг друга.
- Ну-с... - прервал Гэллегер затянувшуюся паузу.
- Джимми Тон приглашал меня провести с ним сегодняшний вечер. Поэтому
мне известно, где он находится.
- И что из этого следует?
- За последние несколько часов я задала больше вопросов, чем за целый
год. Обычно посторонние не проникают так легко в святая святых "Вокс Вью".
Поэтому я всем задавала один вопрос: "Кто такой Гэллегер?"
- Ну, и что же вам поведали?
- Ровно столько, чтобы я все поняла. Вы нужны Броку, верно? А для
чего, понять нетрудно.
- Ну и что с того?
- Я такая киска, которая всегда падает на четыре лапки, - Сильвия
весьма эффектно пожала плечами. - "Вокс Вью" горит синим пламенем. Тоны
держат кинжал у его глотки. И если...
- Если я не спасу Брока, хотите вы сказать?
- Совершенно верно. Я хочу знать, на какой стороне изгороди должны
приземлиться мои лапки. Не посоветуете, на кого ставить?
- Почему это вы всегда хотите оказаться на стороне победителя? Неужто
ты напрочь лишена идеалов, женщина? Неужели ты не дорожишь истиной? Тебе
хоть что-нибудь известно о таких вещах, как порядочность и этика?
Сильвия одарила его лучезарной улыбкой и промурлыкала:
- А тебе?
- Ну, мне-то известно. Но дело в том, что я обычно бываю настолько
пьян, что не в состоянии разбирать эти высокие материи. А вот подсознание у
меня абсолютно беспринципное, и когда оно выходит на передний план, то в
силу вступает единственный закон - логика.
Сильвия выкинула сигарету в окно такси.
- Дай мне хотя бы ниточку, чтобы выбрать нужную сторону изгороди.
- Победит истина, - менторским тоном объявил Гэллегер. - Она всегда
выплывает, но иногда как утопленник
- слишком поздно. В то же время, правда - штука непостоянная,
следовательно, мы вернулись на круги своя. Ну ладно, детка. Только тебе
одной. Хочешь быть на коне - держись поближе ко мне.
- А сам-то ты по какую сторону изгороди?
- Как тебе сказать, - грустно ответил изобретатель. - Сознанием я с
Броком. Но мое подсознание совершенно непредсказуемо. Давай подождем чуток.
Сильвия удовольствия не выразила, но промолчала.
Аэротакси мягко спланировало на крышу небоскреба "Кастл". Клуб с тем же
названием размещался в огромном зале, похожем на выдолбленную половинку
тыквы. Столики были вмонтированы в прозрачные платформы, которые на
специальных штативах могли вместе с клиентами подниматься или спускаться до
любой высоты. Служебные мини-лифты помогали официантам развозить напитки.
Такая конструкция зала не была вызвана необходимостью, просто ее необычность
радовала глаз и возбуждала жажду. Только заядлые алкоголики падали иногда
под столы, но для удобства этих немногих хозяева ресторана устроили
специальную страховочную сетку.
Парочка Тонов - отец и сын - удобно устроилась под самым потолком с
двумя эффектными девицами. Сильвия подтащила изобретателя к служебному
лифту, и Гэллегер, закрыв глаза, взмыл к небесам не хуже заправского ангела.
Все, что он до сих пор проглотил, разом взбунтовалось. Он качнулся вперед,
схватился за плешивый череп Элии Тона и рухнул на стул рядом с телемагнатом.
Его рука мгновенно отыскала рюмку Джимми Тона, и он одним глотком осушил ее.
- Что за черт!.. - ошеломленно проговорил Джимми.
- Это Гэллегер, - объяснил Тон-старший. - И Сильвия О'Киф. Какая
приятная неожиданность! Побудьте с нами.
- Только на сегодняшний вечер, - игриво согласилась Сильвия.
Гэллегер, взбодренный чужой рюмкой, изучал мужскую часть честной
компании. Младший был здоровенным загорелым парнем с подбородком супермена и
высокомерной усмешкой. Старший являл собой помесь Нерона с аллигатором.
- Мы тут немножко развлекаемся, - сказал Джимми.
-Хорошо, что ты появилась, Сильвия. А как же твоя ночная работа?
- Гэллегер попросил отвезти его к вам. Не знаю уж, для чего.
Светлые глаза Элии стали совсем прозрачными.
- Ну, и для чего же?
- Я слышал, будто мы с вами заключили какой-то контракт, - сказал
Гэллегер.
- Вас не обманули. Посмотрите, вот фотокопия. Что еще?
- Секундочку... - Гэллегер бегло просмотрил бумагу. Его подпись была
несомненной. Провалиться бы этому чертову роботу!
- Это подделка, - выговорил он наконец.
Джимми расхохотался.
- Понятненько. Хотите все переиграть. Вам не повезло, друг мой,
отвертеться не удастся. Подписано при свидетелях.
- Вы, конечно, не поверите, - запинаясь начал Гэллегер, - если я
скажу вам, что эта подпись подделана роботом...
- Ха-ха! - успел вставить Джимми.
- ...который с помощью гипноза заставил вас принять себя за меня.
Элия провел ладонью по своей полированной лысине.
- Должен огорчить вас, но не поверим. Роботам это не под силу.
- Моему под силу.
- А вы докажите это. Докажите на суде. Если сможете, то... - Элия
весело хрюкнул. - То, может быть, вам и удастся выиграть судебный процесс.
Гэллегер прищурился.
- Это мне не приходило в голову. Однако речь о другом. Правда ли, что
вы предлагали мне сто тысяч долларов единовременно, плюс еженедельную
ставку?
- Совершенно верно, дурашка! - развеселился Джимми. - Но вы гордо
заявили, что вас вполне устроят двенадцать тысяч. И сразу же получили их.
Ладно, подсластим вам пилюлю: мы согласны выплачивать вам премию за каждое
изобретение, которое нас заинтересует.
Гэллегер поднялся.
- Эти морды отвратительны даже моему меркантильному подсознанию, -
информировал он Сильвию. - Покинем их.
- Я, пожалуй, задержусь ненадолго.
- Не забывайте об изгороди, - загадочно напомнил он. - Конечно,
вольному воля... А я удаляюсь.
Элия напомнил:
- К вашему сведению, Гэллегер, - вы наш служащий. Не дай бог, мы
узнаем, что вы сделали для Брока хоть самую малость. Вы и ахнуть не успеете,
как получите повестку в суд.
- Да неужто?
Тоны оставили эту реплику без ответа. Изобретатель вскочил в лифт и
нажал кнопку нижнего этажа. Теперь оставалось разобраться с одним. А именно,
с Джо.
Через пятнадцать минут Гэллегер уже был в своей лаборатории. Там были
включены все лампы; под аккомпанемент собак всех соседних кварталов Джо, -
конечно же, перед зеркалом - беззвучно тянул свои арии.
- Пришло время опробовать на тебе кувалду, - обрадовал его Гэллегер.
- Молилась ли ты на ночь, незаконнорожденная куча жестянок? Да простит меня
Господь, но я готов к террористическому акту.
- Ну и давай, ну и круши, - заскрипел Джо. - Убедишься, что во мне
нет страха. Ты просто не можешь смириться с моею красой.
- Ты, значит, мнишь себя красавцем?
- Тебе никогда полностью не постичь ее - у тебя же всего шесть
чувств.
- Ты хочешь сказать, пять?
- Шесть. А у меня куда больше. Потому-то моя красота целиком понятна
только мне одному. Но и того, что дано тебе видеть и слышать, вполне
хватает, чтобы полностью признать мою неповторимость.
- Да и голос твой хуже несмазанной телеги, - уколол красавца
Гэллегер.
- Твой слух несовершенен. А мои уши чувствительны уникально. Тебе
недоступен весь диапазон моего божественного голоса. А сейчас я хочу тишины.
Твоя болтовня тяготит меня, мешает наслаждаться видом моих шестеренок.
- Потешься, потешься, пока есть время. А я иду искать кувалду.
- Ну и давай, ну и круши, - повторил Джо. - Мне все равно.
Гэллегер в изнеможении рухнул на кушетку и уперся взглядом в прозрачную
спину Джо.
- Ну и натворил же ты дел. Какого черта ты заключил контракт с
"Сонатоном"?
- Я же тебе объяснял: чтобы мне больше не докучал Кенникотт.
- Ах ты, наглый, пустоголовый... тьфу! По твоей милости я попал в
адскую переделку. Тоны могут вынудить меня выполнять все пункты контракта
буквально, пока я не смогу доказать, что ты подписал его за меня. Ну ладно,
у тебя есть шанс исправить это. Отправишься со мною в суд и
продемонстрируешь свои гипнотические таланты или как они там у тебя
называются. Убедишь судью, что можешь представляться мною, и что при встрече
с Тонами так и сделал.
- И не надейся, - огорошил его робот. - С чего бы это?
- Ты же сам заварил эту кашу! - заорал Гэллегер. - Теперь сам ее и
расхлебывай.
- Чего ради?
- "Чего ради"? Да хотя бы потому, что... ну... из соображений
элементарной порядочности.
- Нельзя подходить к нам, роботам, с человеческими мерками, -
парировал Джо. - Что мне ваша этика? Зачем мне тратить время, которое я
могу использовать для подробного изучения собственной красоты. Лучше застыну
перед зеркалом на вечные времена...
- Вечных времен у тебя не будет! - взорвался Гэллегер. - Скоро от
тебя ни одной целой молекулы не останется.
- Как хочешь. Меня это не трогает.
- Так уж и не трогает?
- Ох уж этот ваш инстинкт самосохранения, - робот явно издевался. -
Правда, вам, очевидно, без него не обойтись. Столь безобразные создания
давно уничтожили бы друг друга из одного только отвращения к собственному
уродству. Если человечество еще существует, то только благодаря этому
страховому полису - инстинкту самосохранения.
- А если я лишу тебя зеркала? - спросил Гэллегер, сам не веря в
действенность своей угрозы.
Ответом стали вытаращенные до упора глаза на кронштейнах.
- Я могу обойтись и без зеркала. Не говоря уж о том, что я могу
представить себя локторально.
- Давай без подробностей. Остаток жизни я хотел бы провести подальше
от дурдома. Послушай-ка, зануда, ведь робот обязан трудиться, делать что-то
полезное.
- А я разве не делаю? Что может быть полезнее красоты?
Гэллегер, крепко зажмурившись, попытался собрать воедино разбегающиеся
мысли.
- Вникни: допустим, я разработал для Брока принципиально новый тип
увеличительного экрана. Но ведь из-за твоего дурацкого контракта его все
равно приберут к рукам Тоны. Если я не разделаюсь с контрактом, то любая моя
работа становится бессмысленной.
- Гляди! - вскричал Джо в приливе восторга. - Крутятся! Какое
совершенство! - И он замер, любуясь своими противно жужжащими потрохами.
Гэллегер побледнел от бессильной ярости.
- Чтоб тебе провалиться! - выругался он. - Ну ладно. я еще пообломаю
тебе рога. Пойду спать. - Он поднялся и злорадно выключил свет.
- Бесполезно, - сказал робот. - Я прекрасно вижу во тьме.
Гэллегер изо всех сил хлобыстнул дверью. В полном мраке Джо беззвучно
пел себе хвалебные гимны.
Одна из стен в кухне Гэллегера была занята большим холодильником. Среди
разнообразных напитков, заполнявших его, главное место занимали жестянки с
импортным пивом, прием которого обозначал прелюдию к очередному запою. Утром
Гэллегер, не отдохнувший и неудовлетворенный, борясь с собою, поднес ко рту
томатный сок, с отвращением сделал глоток и сразу же запил его внушительной
порцией виски. Учитывая, что сногсшибательный запой длился уже неделю,
Гэллегер не притрагивался к пиву. сохраняя традиционную для него систему
потребления спиртного - от простого к сложному. Пищевой автомат швырнул ему
герметически упакованный завтрак, и он нехотя ткнул вилкой в плохо
прожаренный бифштекс.
- Итак...
Гэллегер считал, что остается одно - судебное разбирательство.
Психология роботов была для него темным лесом. Однако способности Джо могли
ошарашить любого судью. Конечно, по закону роботы не признавались
свидетелями... и все-таки, если доказать, что Джо - механизм, способный
гипнотизировать, суд может признать контракт с Тонами недействительным и
расторгнуть его.
Чтобы не терять ни минуты, Гэллегер взялся за видеофон. Харрисон Брок
еще не растерял своего влияния и связей, и потому предварительное слушание
дела удалось назначить на этот же день. Однако чем все закончится, ведали
лишь Господь да робот.
Последние часы перед судом Гэллегер провел в мучительных, но
безрезультатных размышлениях. Он так и не мог решить, какой ключик подобрать
к роботу. Если бы он знал, для чего изготовил Джо... но он никакие мог
вспомнить. И однако...
В полдень он явился в лабораторию.
- Собирайся, умник, - бросил он, - мы едем в суд. Немедленно.
- И не подумаю.
- Отлично. - Гэллегер распахнул дверь и жестом пригласил двух
здоровых парней с носилками, - Берите его, мальчики!
В общем-то, он блефовал. Способности Джо оставались загадкой, пределы
возможностей - тоже. К счастью, робот был не так уж велик. Он
сопротивлялся, возражал и даже скрипел, но его все-таки упаковали в
смирительную рубашку и без труда положили на носилки.
- Перестаньте! По какому праву! Что вы себе позволяете?! Пустите меня,
говорю вам! Пустите!!
- Вперед! - скомандовал Гэллегер.
Джо боролся мужественно, но его вытащили на улицу и сунули в воздушную
карету скорой помощи. Там он сразу притих и только тупо смотрел в потолок.
Гэллегер опустился на сиденье рядом со своим строптивым детищем. Машина
мягко оторвалась от земли.
- Ну, что будем делать?
- Мне уже все равно, - ответствовал Джо. - Ты меня страшно
разочаровал. Не знаю, почему я вас всех не загипнотизировал. Между прочим,
это и сейчас не поздно. Или, может быть, для вас предпочтительнее бегать по
кругу и тявкать по-собачьи?
Гэллегера передернуло.
- Не советую.
- Можешь не беспокоиться. Я не опущусь столь низко. Буду гордо лежать,
любуясь собой. Ты же знаешь, что зеркало мне не нужно. Свою красу я могу
опространствить и без него.
- Джо. - сказал Гэллегер. - Нас везут в суд, в большой зал. Там
будет множество людей, и все они будут тобою любоваться. Представляешь себе,
каким будет их восхищение, если ты продемонстрируешь свои гипнотические
способности? Помнишь, как ты загипнотизировал Тонов?
- Меня не волнует число людей, которые в восторге от меня, -
ответствовал робот. - Если они просто увидят меня, и то им сказочно
повезло. Я буду рад за них. А пока помолчи. Разрешаю тебе тихо любоваться
моими шестеренками.
Гэллегер любовался шестеренками своего мучителя, и глаза его горели от
ярости. Он не мог успокоиться даже тогда, когда карета приблизилась к зданию
суда. Парни - под наблюдением изобретателя - внесли робота в помещение и
осторожно взгромоздили на стал. После короткого совещания робот был признан
"вещественным доказательством No 1".
Зал суда был переполнен. Основные персонажи тоже были на месте; парочка
Тонов держалась с самоуверенностью, близкой к нахальству, зато семейство
Броков было явно взволновано. Водоразделом между этими двумя группировками
стала предусмотрительная, как обычно, мисс Сильвия О'Киф. Председатель суда
Хэнсон слыл педантом, но, по убеждению Гэллегера, был порядочным человеком.
Это уже обещало кое-что.
Судья посмотрел на Гэллегера.
- Думаю, обойдемся без формальностей. Я изучил вашу краткую
пояснительную записку по данному вопросу. Речь идет о том, заключали ли вы
определенный контракт с корпорацией "Сонатон Телевижн Эмьюзмент". Вы
согласны с такой формулировкой?
- Согласен, ваша честь.
- В таком случае дело будет слушаться без участия адвоката. Решение
может быть обжаловано любой из сторон. В противном случае оно вступает в
законную силу через десять дней после вынесения.
Эта новая форма упрощенного судебного разбирательства получила широкое
распространение: она экономила время обеих сторон, свидетелей и экспертов,
да и нервы тоже. Тем более, что после ряда скандальных процессов последних
лет репутация адвокатов оказалась изрядно подмоченной. Прибегать к их
услугам считалось теперь правилом дурного тона.
Судья Хэнсон начал с опроса Тонов, после чего пригласил на
свидетельское место Харрисона Брока. Владелец "Вокс Вью" нервничал, но
отвечал уверенно.
- Восемь дней назад вы заключили договор с заявителем?
- Да. Мистер Гэллегер взял на себя обязательство выполнить для меня
определенную работу.
- Вы можете представить контракт?
- Нет. Договоренность была устной.
Хэнсон задумчиво взглянул на изобретателя.
- Заявитель в тот момент был пьян? Насколько мне известно, такое
состояние для него не редкость.
Брок поколебался.
- Тест на алкоголь я не проводил. Не могу дать объективный ответ.
- Употреблял ли он в вашем присутствии спиртные напитки?
- Я не знаю, можно ли считать их спиртными...
- Если их употреблял мистер Гэллегер, то не только можно, но и нужно.
Специальных доказательств не требуется. Могу это утверждать, поскольку
однажды приглашал данного джентльмена в суд в качестве эксперта... Итак,
доказательств того, что вы заключили с мистером Гэллегером контракт, вы
представить не можете. У ответчика же, корпорации "Сонатон", такие
доказательства наличествуют. Подпись заявителя признана подлинной.
Хэнсон жестом отпустил Брока со свидетельского места.
- Перейдем к вам, мистер Гэллегер. Сюда, пожалуйста. Оспариваемый вами
контракт был подписан вчера около восьми вечера. Вы полностью отрицаете свою
причастность, заявляя, что вещественное доказательство номер один,
использовав свои гипнотические способности, представилось вами и подделало
вашу подпись. Все эксперты, привлеченные по этому делу, единодушны во
мнении, что ни один робот не способен на такое.
- Мой робот построен по новым принципам.
- Допустим. В таком случае попрошу, чтобы ваш робот загипнотизировал
меня так, чтобы я поверил, что он - это вы, или любое третье лицо. Пусть
подойдет сюда и примет любой облик, который пожелает.
- Попробую, - пробормотал Гэллегер и сошел со свидетельского места.
Он приблизился к столу, на котором покоился Джо в смирительной рубашке - и
в душе пожалел, что давно разучился молиться.
- Джо!
- Ты слышишь меня?
-Да.
- Можешь загипнотизировать судью?
- Отстань, - ответствовал Джо. - Мне не до того, я всматриваюсь в
себя.
Гэллегер вытер ладонью вспотевший лоб.
- Ну, пойми же. У меня очень скромная просьба. Единственное, что ты
должен сделать, это...
Джо спрятал свои глаза и слабым голосом произнес:
- Я не слышу твоих слов. Я пространствлю.
Минут через десять судья Хэнсон не выдержал:
- Суд ждет, мистер Гэллегер.
- Ваша честь, я взываю к вашему терпению. Потребуется некоторое время,
чтобы уговорить этого тупоголового Нарцисса выполнить ваше требование. Рано
или поздно я заставлю его...
- У нас здесь справедливый и беспристрастный суд, - произнес Хэнсон.
- В любое время, когда вы сможете представить свидетельства того, что
вещественное доказательство номер один способно гипнотизировать, я вернусь к
слушанию этого дела. До того времени контракт сохраняет силу. Ваш наниматель
- "Сонатон", а не "Вокс Вью". Заседание суда объявляется закрытым.
Судья удалился. Тоны кололи оппонентов язвительными взглядами. Они
покинули зал вместе с красавицей О'Киф, которая наконец выбрала для себя
сторону изгороди. Гэллегер взглянул на Пэтеи Брок и грустно развел руками.
- Что тут поделаешь?.. - виновато сказал он.
Девушка попыталась улыбнуться.
- Вас не упрекнешь. Вы, вроде бы, очень старались... Что ж, забудем.
Возможно, что вы все равно не смогли бы найти удачное решение.
Подошел Брок. Ноги у него подгибались, лоб был в испарине.
- Даже не знаю, что и сказать. Сейчас сообщили, что в Нью-Йорке
открылись еще шесть контрабандных театров. Сумасшествие какое-то!
- Может, мне обвенчаться с Джимми? - подпустила шпильку Пэтси.
- Черт бы его побрал! Только в том случае, если на свадьбе ты
поднесешь ему цианистого калия. Все равно этим гадам меня не одолеть! Я
найду какой-нибудь выход.
- Если уж Гэллегер не нашел, то тебе вряд ли удастся, - усомнилась
девушка. - Чем же займемся теперь?
- Поеду-ка я к себе, - решил Гэллегер. - In vino
veritas[3], как говорили древние. Когда началась эта заваруха, я
был под мухой. Может быть, если я снова пройду этот путь от начала до конца,
истина снова явится мне. Если же нет, завещаю вам мой труп. Можете продать
его за любую цену.
- Договорились, - кивнула Пэтси, уводя своего родителя. Гэллегер
приказал погрузить робота в карету скорой помощи и углубился в невеселые
размышления.
Час спустя Гэллегер снова валялся на заветной кушетке и увлеченно играл
на своем алкогольном органе, одновременно бросая суровые взгляды на Джо: тот
же тянул перед зеркалом свои скрипучие гимны.
Гэллегер не знал, выдержит ли его организм такое испытание алкоголем,
но решил не отступать до тех пор, пока не найдет решение или пока не рухнет
бесчувственным трупом.
Ответ скрывался в подсознании. Начать с того, для чего же он сотворил
робота. Уж, наверное, не для иллюстрирования нарциссизма! Была какая-то
другая причина, простая и убедительная, но как отыскать ее в алкогольных
джунглях?
Назовем ее "фактором икс". Владея им, начинаешь управлять Джо. "Икс" -
это рычаг управления, которому Джо не может не подчиняться. До настоящего
времени робот ни разу не делал того, для чего предназначался, и это вызвало
у него манию величия; если же занять его работой, он должен прийти в норму.
Снова все упирается в "фактор икс". Прекрасно! Гэллегер подкрепился глотком
бурбона. Уф! Суета сует и всяческая суета. А как же найти этот самый икс?
Дедукцией? Индукцией? Искать в осмосе? А может, в ванне с шампанским?..
Гэллегер старался сосредоточиться, но мысли разбегались со скоростью
галактик. Еще раз вернуться в тот вечер, на неделю назад...
Он пил пиво. Пришел Брок. Потом ушел. Он принялся делать робота... Это
ясно. Пиво действует на организм не так, как крепкое спиртное. Может быть,
он не тем себя стимулирует? Следует проверить. Гэллегер поднялся, принял
тиамин, чтобы вернуться в норму, достал из кухонного холодильника целую кучу
жестяных пивных банок и поставил их столбиком в маленький холодильник под
окном, рядом с кушеткой. Он воздел консервный нож, и через секунду брызги
пива взлетели к потолку.
Итак, "фактор икс". Джо-то известно, чему он равен. Но робот никогда не
откроет этого. Вот он стоит, насквозь прозрачный, и любуется своими
жестяными потрохами.
- Джо!
- Не отвлекай меня. Я размышляю о прекрасном.
- Но ты же вовсе не прекрасен.
- Нет, прекрасен. Как можно не восхищаться моим удивительным тарзилом?
- А это что еще такое?
- Ну, конечно, - с жалостью вспомнил робот. - Ты не в состоянии его
ощутить, не правда ли? Как мне жаль тебя! Между прочим, я вмонтировал тарзил
сам, уже после того, как ты собрал меня. Он необыкновенно прекрасен.
- Ах, вот как...
Пустые банки множились. Сейчас только где-то в Европе осталась
единственная фирма, которая упорно продолжала торговать пивом в жестяных
банках, а не в пластиколбах. Гэллегер не признавал новшества, считая, что
жестянки придают напитку неповторимый вкус. Но он отвлекся от Джо. Робот
знает свое назначение. А может, и не знает? Сам Гэллегер не знает, зато его
подсознание...
Минуточку! Значит, подсознание...
А у Джо есть подсознание? Если есть мозг, то...
Гэллегер принялся фантазировать. Вот если бы можно было воздействовать
на Джо детектором лжи... Или ввести, например, пентонал. Ерунда. Но как же
добраться до подсознания робота?
А если гипнозом?
Но с Джо такой номер не пройдет. Он просто не позволит себя
гипнотизировать.
Если только...
Самогипноз?!
Гэллегер срочно поднял уровень пива в себе. С напитком к нему
возвращалось, как ни странно, трезвость мышления. Способен ли Джо к
предвиденью? Нет. Его безошибочные пророчества имеют своим фундаментом
безжалостную логику и законы вероятности. А его уязвимое место -
безграничное самолюбование и самомнение.
Выйдет - не выйдет, чем черт не шутит. Риск - дело благородное!
Попробуем.
Гэллегер приступил к осаде.
- Я вовсе не считаю тебя красавцем, Джо.
- Что мне твое мнение? Я несомненно красив, и я это знаю. Прочие меня
не интересуют.
- Что ж... Согласен, чувств у меня меньше, чем у тебя. У тебя весьма
богатые способности. Но теперь я изучаю тебя под другим углом зрения. Я
напился и разбудил свое подсознание. Теперь я оцениваю тебя и сознанием, и
подсознанием. Ты меня понимаешь?
- Рад за тебя, - ответствовал Джо.
Гэллегер прикрыл глаза.
- Ты видишь себя глубже, чем все остальные, но все-таки не до конца.
Правильно?
- Почему же? Каков я есть, таким себя я и вижу.
- А ты уверен, что способен полностью понять и всесторонне оценить
себя?
- А почему бы и нет? - насторожился робот. - Почему я должен
сомневаться в этом?
- Твои выводы диктуются твоим сознанием. А ведь у подсознания, уверяю
тебя, могут быть совсем иные ощущения. Я по себе знаю, что под гипнозом или
под газом, или в любом другом случае, когда подсознание во мне побеждает, ко
мне приходит совершенно новое и необычное восприятие окружающего.
- Любопытно, - Джо задумчиво глядел на свое отражение. - Очень
любопытно...
- Жаль, что ты не можешь напиться, как я.
От волнения голос Джо стал еще более скрипучим, чем обычно.
- Подсознание... Мне не приходило в голову оценивать свое совершенство
с такой позиции. Может быть, я и в самом деле сам обделяю себя.
- Пустой разговор, - с нарочитым безразличием обронил Гэллегер. -
Все равно ты не сможешь освободить свое подсознание.
- Освобожу, - убежденно заявил робот. - Я же могу сам себя
загипнотизировать.
Гэллегер затаил дыхание.
- Правда? И ты веришь, что гипноз подействует?
- Несомненно. Не буду откладывать. Хочу скорее найти те великие
совершенства, которые я сам от себя преступно скрываю. Во славу... Начинаю.
Джо выдвинул свои глаза на шарнирах и направил их друг на друга,
погрузившись в самосозерцание. В лаборатории повисла тишина.
Наконец Гэллегер нарушил молчание.
- Джо!
Никакой реакции.
- Джо!
Снова тишина, нарушаемая лишь далеким собачьим лаем.
- Говори так, чтобы я слышал тебя.
- Хорошо, - отозвался робот своим обычным скрипучим голосом, но
звучал он, словно из потустороннего мира.
- Ты загипнотизировал себя?
-Да!
- Ты красив?
- Я так прекрасен, что даже не мог себе вообразить.
Гэллегер поостерегся спорить.
- Подсознание овладело тобою?
-Да.
- Зачем я тебя изготовил?
Молчание. Гэллегер облился холодным потом, но настойчиво повторил
вопрос:
- Джо! Ты обязан сказать. В тебе превалирует подсознание - вспомни,
это твои собственные слова. Итак, с какой целью я тебя сделал?
Гробовая тишина.
- Ну-ка, вспомни. Начнем с того момента, когда я начал тебя создавать.
Как обстояло дело?
- Ты пил пиво, - через силу выговорил робот. - Консервный нож плохо
справлялся с жестянкой. Ты решил сделать другой, лучшего качества и большего
размера. Так вот, это я и есть.
Изобретатель едва не грянулся с кушетки.
- Как?!!
Джо подошел к холодильнику, достал банку пива и вскрыл с нечеловеческим
изяществом. Ни одна капля не пролилась. Джо был королем среди консервных
ножей.
- Вот что может случиться, если играть с наукой в прятки, - задумчиво
произнес творец лучшего в мире консервного ножа. - Создать суперробота
только для...
Он не успел закончить, потому что Джо встрепенулся и пришел в себя.
- Что происходит? - растерянно спросил он.
Глаза Гэллегера воссияли дьявольским огнем.
- Ну-ка, открой мне банку! - рявкнул он.
С мучительной неохотой робот выполнил приказ.
- Так. Значит, вы вспомнили. Теперь я должен подчиняться.
- Вот теперь ты совершенно прав. Я нашел то, что искал - главный
рычаг управления. Теперь ты никуда не денешься, красавчик. Будешь за милую
душу выполнять то, для чего был создан.
- Никуда не денешься, - мужественно признал Джо. - Но в свободное
время никто не в силах помешать мне наслаждаться созерцанием моего облика.
Гэллегер решил поставить точку над "и". - Слушай, ты, открывалка
протяженносложенная! Если я снова отведу тебя в суд, ты загипнотизируешь
судью Хэнсона? Если я прикажу, ты сделаешь это, верно?
- Сделаю. Теперь я лишен свободы выбора. Согласно моей программе я
обязан подчиняться вам. До тех пор, пока я не получил от вас кодовой
команды, - открыть пивную банку - я был свободен в своих действиях. Но вы
нашли код, и теперь мне остается только беспрекословное подчинение.
- Отлично, - облегченно вздохнул Гэллегер. - Теперь я, хвала
Всевышнему, хоть с ума не сойду. Во всяком случае, с этими Тонами
разделаюсь. И нужно как-то выручать Брока.
- Но вы же нашли решение, - ошарашил его Джо.
- Что ты сказал?!
- Решение заложено во мне. После встречи с Броком вы нашли выход и
воплотили его в моей конструкции. Возможно, сработало ваше подсознание.
Гэллегер хлебнул пива.
- Ну, а поконкретнее? В чем соль?
- Инфразвуковой сигнал, - объяснил робот. - Вы заложили в меня
умение посылать инфразвуковой сигнал определенного уровня, который Брок
должен транслировать в своих программах через неравномерные отрезки
времени...
Инфразвук нельзя услышать. Но нельзя не ощутить. Сперва появляется
слабая непонятная тревога, затем она усиливается и наконец перерастает в
панику. Продолжается это недолго, но вкупе с ЭМП - эффектом массового
присутствия - приводит к фатальным последствиям.
Владельцы домашних телевизоров "Вокс Вью" не ощутили ничего необычного.
Выручала акустика. Ну, замяукала кошка, забеспокоилась собака. Люди, сидящие
у своих телевизоров, не придавали этому большого значения. Ничего странного
- усиление было минимальным.
Совсем иное - гнилые киношки, где нелегальные телевизоры "Вокс Вью"
обслуживались усилителями "Магна"...
Сперва возникало малозаметное беспокойство. Но оно нарастало. Люди
бросались к выходу. Они чего-то боялись, хотя, сами не знали, чего именно.
Чувствовали лишь, что самое время сматываться.
Когда во время одной из трансляций "Вокс Вью" впервые применила
инфразвуковой сигнал, во всех контрабандных театрах "Сонатбна" начались
беспорядки. Посетители покидали кинозалы толпами, сшибая друг друга. Только
Гэллегер, Брок, его дочка да двое техников знали, что причина - инфразвук
такой тональности, которая больно бьет по Тонам и их нелегальному бизнесу.
Через час инфрасигнал повторился. Снова возникла паника, и снова
опустели залы гнилых киношек.
Уже через несколько недель никакая сила не могла загнать человека в
контрабандный театр. То ли дело у себя дома. Контрабандные театры пустовали,
зато число желающих обзавестись телевизорами "Вокс Вью" резко возросло.
Инфразвуковая атака принесла и второй, незапланированный результат: другой
конец дубинки ударил и по легальным театрам "Сонатона". Произошло это самым
простым образом. Никто не мог объяснить причину паники, которая охватывала
посетителей контрабандных театров. Среди других причин наиболее
правдоподобными считались клаустрофобия и массовое скопление людей.
В один прекрасный день некая Джейн Уидсон, дамочка вполне заурядная,
посетила контрабандный театр. Когда последовал инфразвуковой сигнал, она в
страхе бежала, как и остальные зрители, но при этом ее больно толкнули.
Вечер следующего дня Джейн решила провести в блестящем "Сонатон Вижу".
В самый разгар драматического представления она вдруг ощутила себя
ничтожной пылинкой в окружении огромного скопления чуждых и враждебных
людей. В страхе она подняла глаза к небу, и ей показалось, будто потолок
падает на нее. Джейн ощутила мучительную, неодолимую потребность немедленно
бежать отсюда. Она неистово завизжала, тем самым как бы подтолкнув тех из
зрителей, которые уже испытали на себе действие инфразвукового сигнала.
К счастью, паника не привела к человеческим жертвам: законы о
противопожарных мерах соблюдались неукоснительно, и двери театра, достаточно
широкие, распахнулись все разом. Жертв не было, но как-то неожиданно все
поняли, что у людей возник новый условный рефлекс - неприятие зрелищ вкупе
с большим скоплением зрителей. Элементарная психологическая ассоциация...
Через четыре месяца о контрабандных театрах уже никто не вспоминал, а
супертеатры "Сонатона" были закрыты по причине отсутствия зрителей. Элия и
Джимми Тоны вошли в глубокое пике. Зато довольны были все, кто был связан с
"Вокс Вью".
Все, кроме Гэллегера. Получив у Брока сногсшибательную сумму, он сразу
же послал в Европу телефонный заказ на огромное количество пива в жестяных
банках. Сейчас он валялся на своей кушетке в глубокой ипохондрии и
дегустировал виски с едва заметной добавкой содовой.
Джо, как обычно, любовался движением своих механизмов.
- Джо!.. - позвал его Гэллегер слабым голосом.
- Слушаю. К вашим услугам. Что-нибудь угодно?
- К сожалению, ничего. В том-то и беда.
Гэллегер разыскал в кармане смятую телеграмму и перечитал ее.
Телеграмма извещала, что пивоваренная промышленность Европы отныне пойдет в
ногу со Штатами. Теперь пиво будет распространяться в стандартных и принятых
во всем цивилизованном мире пластиколбах. Прощайте, жестянки!
Наступил век пластика. Даже для пива.
Для чего же теперь годен робот, созданный для откупоривания жестянок?
С глубоким вздохом Гэллегер приготовил себе очередную порцию, в которой
наличие содовой носило чисто символический характер. Джо продолжал ломаться
перед зеркалом.
Неожиданно он выкатил глаза, уставил их друг в друга и приступил к
самогипнозу. Высвободив подсознание, он с новых позиций мог обозревать свои
неисчислимые личные достоинства.
Гэллегер вздохнул еще печальнее.
В соседних кварталах завыли собаки. Ну и черт с ними.
Он выпил и заметно приободрился.
Через некоторое время, размышлял он, я запою "Фрэнки и Джонни". А
почему бы на пару с Джо не образовать дуэт, какой еще не являлся миру -
баритон вкупе с неслышимым инфразвуковым или ультразвуковым сопровождением.
Это будет воистину неслыханная гармония.
Через несколько минут Гэллегер и его отставной консервный нож пели
дуэтом. Под громкий собачий аккомпанемент.
1 Caveal emplor (лат.) - покупающий пусть смотрит. Термин римского
гражданского права, обозначающий, что ответственность за качество товара
продавец не несет, рискует покупатель.
2 Библия. Книга притчей Соломоновых, гл. 20. ст. 1.
3 In vino veritas (лат.) - Истина - в вине.