Гамильтон Дональд / книги / Опустошители

Текст получен из библиотеки 2Lib.ru

Код произведения: 13399
Автор: Гамильтон Дональд
Наименование: Опустошители


Дональд ГАМИЛЬТОН

                               ОПУСТОШИТЕЛИ

                                МЭТТЬЮ ХЕЛМ


                                  Глава 1


  Орудовали, несомненно, кислотой, - а итоги подобной работы никогда не
ласкают взора, даже если натыкаешься на них, заранее готовясь обнаружить
большую или меньшую пакость. Один из агентов не вышел на связь ни в
урочное время, ни позже, и вашего покорного слугу, выполнявшего некое
задание совсем поблизости - в жалких пяти сотнях миль, в Блэк-Хиллз, штат
Южная Дакота, - всполошили, сорвали с места, велели мчаться во весь дух и
выяснить причину столь вопиющей небрежности. Канадскую границу я пересек
уже затемно, обнаружил указанный мотель, "Плэйнсмэн", в указанном городе
Регина, в указанной провинции Саскатчеван, и предуказанным образом
постучался в указанную дверь, и не получил ответа.
  В согласии с наставлениями, я отжал язычок английского замка, введя в
дверную щель гибкий пластмассовый прямоугольник, заодно служивший
безобидной кредитной карточкой. Проскользнул внутрь. Известное время
простоял не шевелясь, выжидая: не сыщется ли охотников пальнуть из темноты
или ножом кинуться. Желающих не обнаружилось. Ни дыхания, ни шороха в
комнате не отмечалось. Я нашарил выключатель, повернул его и увидел
искомого агента лежащим на полу, возле кровати, подле изножья.
  Неаппетитное было зрелище. Сам я, подобно большинству профессионалов, не
склонен забавляться кислотами, хотя встречал - по обе стороны - особей,
полагавших, будто при необходимости даже упрямейших Объектов можно сделать
мягче воска, если плеснуть на кожу чуток разъедающего химиката. Упомянутые
особи уверяют: ни раскаленные клещи, ни "испанские сапоги, не способны
развязывать язык столь основательно и молниеносно... Правда, признаю: в
безвыходном переплете кислота может выручить, ибо противник, заживо
пожираемый огненной жидкостью, как, правило, не склонен причинять вам
дальнейших треволнений.
  С другой стороны, флакон кислоты небезопасно таскать в кармане и тяжело
использовать, не забрызгав собственные руки... Оружие безмозглых ревнивиц,
желающих испортить чужую, недопустимо привлекательную внешность. Однако
здесь кислоту применили с достаточной злобой и в изобилии. Светлый ковер
был испятнан и обуглен, а лицо человека, с коим надлежало поговорить,
попросту исчезло.
  По крайней мере, я полагал, что близ кровати покоится именно Грегори. Мы
не сводили слитком близкого знакомства, хотя разок-другой и работали
вместе. Жалкие останки некогда смазливой физиономии, принадлежавшей
элегантному, кудрявому, подтянутому субъекту, позволяли строить
предположения - и только. Кудрявый, элегантный Грегори обычно промышлял
ролями, которые требовали очаровывать и соблазнять женщин -
преимущественно пожилых. Холеные, руки, прижатые к лицу в безнадежной
попытке защититься, также оказались разъедены до неузнаваемости.
  Он упал поперек вынутого из-под кровати саквояжа. Или Грегори потрудились
туда перенести. На полу валялись разбросанные вещи, словно обезумевший
человек лихорадочно рылся в чемодане, что-то разыскивая... При схожих
случаях, впрочем, сразу пытаются бежать к ванной, смывать с лица и рук
испепеляющую мерзость.
  От выключателя я отступил настороженно, пригнувшись, держа
тридцативосьмикалиберный револьвер наизготовку. Медленно распрямился,
однако вовсе не расслабился, и ствола, о коем предусмотрительно забыл
сообщить канадской таможне, отнюдь не опустил. Надлежало удостовериться,
что номер и впрямь остался необитаемым. Следовало учинить инспекцию
ванной. Я переступил через труп и распахнул дверь сообразно действующим
наставлениям. Не обнаружилось ни души - только душ и унитаз. Облегченно
вздохнув, я убрал револьвер, надежно запер выход в окружающий
недружелюбный мир и встал на колени рядом с Грегори. Не молиться, конечно,
а осматривать.
  Погиб он уже давно: застыл и окоченел. Но и пятьсот миль отмахать - пускай
даже расплющивая педаль газа об автомобильный пол - немыслимо во мгновение
ока... Применили серную. Сужу по тому, что в воздухе еще витали ядовитые
пары. Большинство иных кислот, концентрированных до степени
всеуничтожающей, заставили бы меня раскашляться еще на пороге.
  В правой руке Грегори сжимал крохотный аптечный пузырек. На ярлычке
рецепта значилось: "Майклу Грину". Под этим прозвищем Грегори совсем
недавно работал... Далее стояло: "При бессоннице принять 1 (одну) пилюлю".
Крышечку свинтили, таблетки отсутствовали, за вычетом двух или трех желтых
кругляшей, укатившихся и затерявшихся меж раскиданным бельем.
  Я нахмурился.
  Кислотные ожоги не убивают - если только не пострадали чересчур обширные
участки тела. Но даже тогда убивают медленно, часами. А силой скармливать
человеку, с которого стекают потоки серной кислоты, целый пузырек
нембутала - и неудобно, и небезопасно, и глупо. К тому же барбитураты
действуют едва ли быстрее кислот. Грегори прикончили проще. Пулевых
отверстий и ножевых ран я не приметил. Использовали нечто предельно
ядовитое и, разумеется, не поддающееся последующему обнаружению.
  Я поднялся.
  Вашингтон просит, при необходимости, заметать елико возможно больше
следов. Я рассудил за благо снять с Грегори ампулу цианистого калия, ибо
честный американский турист, каковым числился Майкл Грин, едва ли станет
носить подобные лекарства приклееными к затылку полоской пластыря. Иных
улик не замечалось. Не должно было замечаться. Излишне заносчивый при
жизни, чтобы числиться моим приятелем, Грегори, тем не менее, числился
настоящим профессионалом и лишнего при себе не держал. Опытный агент... И
непонятно, каким образом попался на подлый дамский трюк.
  Уже направляясь к замкнутой двери, я приметил белое пятно под
соседствовавшим креслом, наклонился, поднял дамскую перчатку. Белая замша.
Точнее, прежде белая. Сейчас она пошла бурыми и черными пятнами повсюду,
где капли пролитой кислоты опалили дорогую, тонко выделанную кожу.
  Я спрятал перчатку в карман, уповая, что на подкладке не появится дырок, и
выскользнул в ночную тьму. Безмолвно и, надеясь, незримо для ближних.


                                  Глава 2


  Регина - довольно большой город, раскинувшийся на обширных равнинах, в
нескольких сотнях миль севернее границы, почти неотличимый от любого из
американских степных городов. Но платили здесь, как обнаружилось,
канадскими долларами и центами. В том числе и за бензин, продаваемый
"имперскими" галлонами, что составляет не четыре кварты, а целых пять.
Ежели не подозреваешь о различии, можно запрыгать и порадоваться,
изумляясь нежданной экономичности автомобильного двигателя.
  Ночь была темной и беззвездной, а сгущавшийся туман окутывал неоновые огни
зыбкими ореолами, предвещая дождь, Я двинулся прочь, совершенно спокойно,
словно человек, не обремененный заботами и располагающий уймой времени.
Малютка фольксваген, приютившийся двумя кварталами дальше, изрядно
послужил мне еще в Блэк-Хиллз. Нынче, работая к западу от Миссисипи и к
востоку от Калифорнии, даже не рассчитывайте выклянчить у начальства
четыре колеса побыстрее. Мы - не крупнейшее из правительственных
учреждений, особыми средствами не располагаем и баловать секретных агентов
удобными кадиллаками да спортивными "Феррари" попросту не в силах. А жаль.
  Я неспешно забрался за руль и включил зажигание, предоставив мотору
минутку-другую поработать на холостом ходу. VW надежны и неприхотливы,
однако чересчур высоких оборотов терпеть не могут. А я в течение долгих
часов давил педаль, как таракана: даже на спусках - пологих и крутых. Но
мотор, похоже, не затаил обиды.
  Я тронул машину, стараясь не глядеть в зеркальце чересчур уж часто и,
разумеется, не оборачиваясь. Коль скоро за мною следовали от мотеля,
распугивать соглядатаев не стоило. Требовалось подержать их в пределах
досягаемости - покуда не дозвонюсь куда надобно и не определю: пристрелить
или поцеловать.
  Неподалеку от универсального магазина, возле автомобильной стоянки,
сыскался телефон. Торговля уже окончилась, машины разъехались, и я мог
вызывать Вашингтон без малейших помех, краешком глаза наблюдая за
эволюциями на улице. По улице прокатили три-четыре колымаги. Даже если
внутри обретались чересчур любопытные человеческие особи, у них достало
скромности либо разума спешить мимо и восвояси.
  - Говорит Эрик, - объявил я, услыхав голос Мака. На самом деле покорного
слугу именуют Мэттью Хелмом, а теперь я временно звался Давидом
Клевенджером - по крайности, предыдущее, прерванное задание выполнял в
этом качестве. Но при телефонных переговорах используют кодовые клички. 
За две тысячи миль отсюда, по другую сторону канадской границы, Мак
вымолвил единственное слово:
  - И..?
  Я состроил гримасу терпеливо дожидавшемуся под фонарем Фольксвагену.
  - Красный карандаш имеется поблизости, сэр?
  - Хм?
  - Возьмите и похерьте в списках имя Грегори. Земные труды сей
очаровательный молодец окончил.
  На противоположном конце провода воцарилось кратчайшее безмолвие, а затем
я услышал невозмутимое:
  - Понимаю. Подробности, пожалуйста. Я исправно сообщил подробности.
  - Опишите перчатку.
  - Белая замша, дорогая, тонкая. Безнадежно. изгажена. Размера не определю,
однако шилась не для хрупкой отроковицы. Между прочим, у дамы - длинные,
тонкие, артистические пальцы. Или - длинные, сухие, очень жилистые и
крепкие. Трудно сказать... Разумеется, предполагая, что перчатка
соответствовала руке.
  - Ложный след возможен всегда, - отозвался Мак, - да только здесь он
маловероятен.
  - Вам виднее, сэр.
  - Прежнюю операцию - побоку, - сказал Мак. - Теперь начинайте выслеживать
женщину ростом пять футов и семь дюймов. Не амазонка, но достаточно
крупна, чтобы служить моделью для перчаточной рекламы. Понимаете?
  - Да, сэр.
  - Направляется к. востоку, в сопровождении дочери, девочки-подростка.
Ведет пикап, на буксире тащит прицепной домик. Трейлер.
  - Уроженка Запада, - ухмыльнулся я. - Или давняя жительница. Привередливые
восточные орхидеи не осрамят себя и за руль паршивого пикапа даже под
страхом смерти не сядут.
  - Несколько лет провела в штате Вашингтон. Ее муж - известный ученый,
работает над секретными затеями в Уайт-Фоллз, на реке Колумбия. Вы,
наверное, слыхали об этом проекте...
  - Картина слегка проясняется. Будьте любезны, сэр, немного подробнее.
  - Грегори надлежало... хм! - свести с нею дружбу в дороге, завоевать
расположение и доверие. Но дама держалась начеку и, судя по докладам
покойного, далее шапочного знакомства дело не пошло.
  - За что же Грегори убили?
  - Великолепный вопрос, - ядовито промолвил Мак. - Возможно, сумеете
отыскать верный ответ.
  - Одна загвоздка, сэр! Мне велели мчаться во весь дух - и только.
Скрытность, насколько мог судить, особого значения не имела. Вы приказали
выяснить, почему Грегори молчит. Выясняя, был вынужден войти в домик
мотеля. Коль скоро за домиком наблюдали, то заметили меня тотчас. И,
бесспорно, увязались по пятам. В любом случае, между мной и Гретом
протянулась ниточка.
  - Досадно, - сказал Мак, - но попробуйте сочинить убедительную легенду...
Я, кажется, попросил вас не забыть палатку и прочие походные
принадлежности?
  - Не забыл, сэр. Те же самые, которыми пользовался в Блэк-Хиллз.
  - Отлично. Объект обнаружите в нескольких милях к востоку от Регины, близ
Транс-Канадского магистрального шоссе, в кемпинге. Проверьте стоянку
двадцать три. Должен обнаружиться голубой вездеходный форд. И серебристый
прицепной домик. Диктую номера, они вашингтонские... Записали? Подыщите
стоянку для себя, заночуйте, а поутру позвоните. Получите новые
распоряжения.
  - А если мама с дочкой снимутся и укатят?
  - Немедля доложите. А мы сообщим, куда укатили. Кстати, зовут женщину
Дрелль. Женевьева Дрелль.
  - Дрель? Это не имя, - ответил я. - Это приспособление, проделывающее
дырки где надо и не надо.
  Безуспешную попытку сострить Мак пропустил мимо ушей и продолжил:
  - Дочь: Пенелопа Дрелль, пятнадцати лет. Близорука, носит очки. Также -
проволочные скобки на зубах. В Регине мать и дочь задержались на сутки:
наведывались к дантисту, скобу поправить и укрепить.
  - Ага, - откликнулся я. - Очки, а в придачу - зубные скобки. Поистине
Лолита!
  Мак то ли Набокова не открывал, то ли не расслышал, то ли просто решил не
отвечать на дурацкие шутки подчиненного.
  - Муж и отец: Герберт Дрелль, инженер-физик. Миссис Дрелль покинула
домашние пределы, равно как и супружеское ложе, дабы соединиться с
человеком, довольно привлекательным внешне и весьма сомнительным
политически. Некий Ганс Рюйтер. Мы с ним уже знакомились, правда под
именами совершенно другими. Не разведывательный гений, однако вполне
добросовестен и хорошо подготовлен.
  Я вздохнул:
  - Минутку, сэр! Дозвольте самому догадаться! Миссис Дрелль, часом, не
прихватила на память о замужестве кипу документов, помеченных "совершенно
секретно"?
  - Весьма сожалею, но вы угодили прямо в яблочко...
  - О, Господи, помилуй. Опять все те же старые добрые краденые двадцать
пять... Ядерные разработки? Если не слишком ошибаюсь, ими занимаются и на
брегах Колумбии.
  - Да, - произнес Мак, - но доктор Дрелль занимается исключительно
лазерами. Вам известно это слово?
  Я невольно присвистнул:
  - А-а-а! Новомодные "лучи смерти"? Очень, очень мило. Но ведь мы не служим
правительственным бюро находок? Сдается, похищенные бумаги подлежат
ведению Дж. Эдгара Гувера. И кой-кого еще... Хорошо, пускай даже уворовали
пачку переработанной, нарезанной тонкими прямоугольниками, исписанной
целлюлозы. Но зачем вызывать истребительный отряд? Мы же не ищейки, мы
волкодавы!
  - Излишне с выводами торопитесь, Эрик, - заметил Мак. - Я ведь не
документы прошу возвратить.
  - О! Простите.
  - Операция весьма щекотлива. Крупная, неимоверно сложная затея, нас
касающаяся лишь отчасти. Когда осмотрите место и действующих лиц, я изложу
подробности - все, что знаю и могу изложить. А сейчас берите ноги -
виноват, баранку - в руки да отправляйтесь в кемпинг. Я, со своей стороны,
успею кой-куда позвонить и потянуть за нужные международные веревочки.
Тело Грегори должен обнаружить разумный, проницательный и очень сдержанный
полицейский.
  - Да, сэр.
  - Присматривайте за женщиной и одновременно проверьте, не следят ли за
вами самим. Ежели следят, постарайтесь определить, кто именно. Только без
поспешных и слишком решительных мер... К сожалению, в этом случае мы
работаем с помощниками. Понимаете?
  - Понимаю, - протянул я. - Но поймут ли они?
  Терпеть не могу нарываться на бескорыстную, братскую разрывную пулю.
  - Придется рискнуть, - наставительно заметил Мак. - Ибо, к еще большемоему
сожалению, помощников о нашем участии не уведомили. Их нельзя уведомлять.
Понимаете?
  - Да, сэр, - ответил я.
  Не понимая при этом ни аза.


                                  Глава 3


  Я уже битый час караулил, затаившись меж кустов, и преисполнялся терпения,
ибо удостоверился: кого-то из обитателей серебристого трейлера терзает
бессонница, несварение желудка либо нечистая совесть. В прицепном домике
ворочались и копошились, невзирая на два часа пополуночи. Было слишком
темно, чтобы разглядеть подробности, но все же двери, наконец,
распахнулись, и в освещенном проеме замаячил женский силуэт.
  Лицо казалось расплывчатым светлым пятном, а очертания фигуры терялись под
халатом, или свободным домашним платьем. Соскочив наземь, женщина поневоле
подхватила волочившийся по слякоти подол. Изнутри окликнул тоненький
голосок, незнакомка застыла, точно вкопанная, потом ответила, не
поворачивая головы:
  - Все в порядке. Пенни, Только подниму стекла кабины. Дождь начинается.
Спи, доченька.
  Она и впрямь забралась в автомобиль, втянула за собою длиннополое одеяние,
захлопнула дверь и стекла подняла, как обещала. Помедлила за рулем.
Различить физиономию я, разумеется, не мог. Во-первых, чересчур уж было
темно, а во-вторых, физиономии уткнулась в ладони, склонилась на баранку.
Человекоподобная дрель, похоже, решила всплакнуть. Но это - неотъемлемое
право каждого, особенно если накануне обильно оросил цветущего молодого
мужчину серной кислотой, а потом удобрил кислотой синильной. И безусловно,
чувствам легче дать выход подальше от ребенка.
  Пришлось напомнить себе: еще не доказано, что убийца Грегори - миссис
Дрелль. А я не доказательства собирать явился. Мак недвусмысленно дал
понять: надо втереться в доверие к этой даме и завоевать ее благое
расположение. Чего ради - неведомо. Пока... Способность ужасаться
содеянному и проливать слезы служила знаком весьма обнадеживающим. Вовремя
подставленное, хорошо поглощающее влагу мужское плечо может прийтись
госпоже Дрелль весьма по вкусу, кстати.
  Пожалуй, это покажется махровым цинизмом: созерцать рыдающую женщину и
рассуждать в подобном духе. Не промокни я до костей, не замерзни до
полусмерти, не дрожи как осиновый лист - возможно, и ощутил бы нечто
схожее со стыдом. Но сейчас я желал одного. Пускай доревется до соплями
забитого носа, не сумеет нашарить платка и включит лампочку. Дозволит
разглядеть свои прелестные черты. А потом пускай отправляется почивать в
уютном сухом трейлере и другим даст убраться куда посуше и потеплее.
  Звук, раздавшийся позади, разом прервал мои непрофессиональные
рассуждения. Легкий шорох и пошаркивание сообщали, что я не единственный
ночной мечтатель, облюбовавший эту рощицу. Кто-то иной слонялся вокруг в
надежде подглядеть или подслушать. Шорох умолк столь же внезапно, сколь и
возник. Миссис Дрель покинула кабину и возвратилась к трейлеру. Провела по
глазам широким рукавом, пригладила волосы обеими ладонями, выпрямилась и
скрылась внутри, так и не удостоив меня возможности полюбоваться ею во
всей красе.
  Я лежал не шевелясь. Женщина сказала дочери: начинается дождь, - и, к.
сожалению, не солгала. Капли падали густо и часто, шелестели в сырой
лесной подстилке, шептались в зеленых древесных кронах. Человек позади
поднялся и зашагал прочь. Я последовал за ним, однако не поднимаясь,
ползком. С паршивой собаки - хоть шерсти клок. Шум дождя заглушал мое
продвижение, а палая листва, пропитавшись влагой, шуршать не склонна.
Правда, некоторое время и расстояние спустя я предпочел бы рисковать каким
угодно предательским шумом, но ползти по сухой, прокаленной солнцем почве.
  Человек показался мне довольно высоким, а двигался упруго и проворно.
Молодой, но либо лысый, либо стриженый под ноль: даже когда соглядатай
начинал таять в темноте, голова продолжала отблескивать под еле заметными
лунными лучами, сочившимися меж ветвей. Охотник и следопыт из парня был
никудышный. Он топал, точно заблудившееся стадо слонов и, по-видимому,
действительно заплутал. Ибо минуту спустя остановился, озадаченно повертел
башкой, негромко свистнул. Из кустов по левую руку донесся ответ:
  - Сюда, Ларри! Все хорошо?
  - Господи, ну и промок же я! Холодно, льет как из ведра, тьфу!
  - Просохнешь. Докладывай.
  - Форд на месте. Бабенка умна и не станет привлекать лишнего внимания,
уплатив за стоянку и укатив среди ночи. Зачем-то бегала в кабину. Кажется,
ревела.
  Человек презрительно хохотнул и продолжил:
  - Небось до утра не уснет! Видел бы ты, что у бедолаги от лица осталось...
Но опять же вопрос: она ли это сделала?
  - Не упустил бы их в Регине - и вопросов не возникло бы.
  - Да они же, черт возьми, к зубному врачу ездили! Кто и когда сидел у
дантиста меньше часа? Невидимый собеседник отозвался:
  - Хотел бы я знать, чего ради покойник возле нее увивался? В гробу она
его, голубчика, видела. Н-да... Теперь уж точно - в гробу. И заколоченном.
  Я услышал, как второй человек поднимается,
  - Ладно. Их сиятельство опочили, а нам пора к телефону. Пойдем.
  Времени убраться я им предоставил с лихвой, и немалой, а поэтому,
вернувшись к прицепному домику, Промок уже не просто до костей, а до мозга
костей. Госпожа Коловорот, по-видимому, выплакала свое раскаяние сполна и
обрела вожделенный покой, ибо ни единого звука из трейлера теперь не
долетало. Я решил, что можно покинуть опечаленную странницу до утра,
обсохнуть, хоть чуток перекусить и хоть минутку вздремнуть. Последний
гамбургер я проглотил за двести миль отсюда, в придорожном кафе. А глаза
смыкал и того раньше. Но мы, железные и несокрушимые агенты, великолепно
можем обходиться безо всякого сна сутки напролет. По крайности, приказы
отдают на основе этой остроумной теории,
В кемпинге парил густопсовый апартеид. Вернее, дремучий феодализм.
Неотесанные смерды, ютившиеся по палаткам, располагались розно от
аристократии, спавшей в трейлерах, точно в наследственных замках. Мне
отвели для брезентовой лачуги место близ опушки, и я рассудительно решил
сперва расположиться на ночлег, и уж после отправляться играть в индейских
лазутчиков. Малыш фольксваген стоял у палатки, рыльцем ко входу. Издали
все выглядело чудно, сулило уют, сравнительно чистую постель, а в придачу
- плитку шоколада на сон грядущий, дабы не пробудиться умеревшим с голоду,
Но по ближайшем рассмотрении фольксваген определенно перестал казаться
милым и безобидным. В машине кто-то восседал: судя по длинным волосам -
женщина. Впопыхах я решил, будто подопечная опередила и успела пробуравить
себе вход а машину. По крайности, иных женщин М. Хелм в кемпинге не знал и
знать не хотел. Но когда гостья узрела меня, распахнула дверцу и выбралась
навстречу, сразу стало ясно: девица в потоньше, и пониже миссис Дрелль.
  Она стояла спокойно и невозмутимо следила за моим приближением. Я различил
пару тетиных обтягивающих брюк, пальто и перчатки светлого цвета. Волосы
казались очень темными или черными. Женщина подняла капюшон, спрятала в
нем голову - то ли от ливня, то ли от моего испытуещего взгляда.
  - Клевенджер? Вы зарегистрировались: Дэвид П. Клевенджер, из Денвера, штат
Колорадо,
  - Так точно. Теперь поговорим о вашей персоне.
  - Только не здесь. Гостиница "Виктория", комната четыре-одиннадцать. Но
сперва приведите себя в порядок. Мокрых и грязных оборванцев оттуда
вышвыривают.
  - Викторианские нравы, - хмыкнул я. - Уверены, что приду? С какой стати?
  Она улыбнулась. У нее были ровные белые зубы, сверкнувшие в глубине
капюшона. Пожалуй, должна быть весьма хорошенькой...
  - Конечно, придете. Иначе доведется пояснять регинской полиции, почему в
покинутом вами домике остался мертвец. Мертвец, не сомневаюсь, окоченел
задолго до вашего прихода, но это уж доказывайте сами. Заодно поведаете,
где обучились так лихо откидывать защелки английских замков. Канада -
чужая страна, мистер Клевенджер, и полиция здесь очень въедливая. Комната
четыре-одиннадцать.
  - Обеспечьте бутерброд с жареной говядиной и выпивку, тогда соглашусь.
  Она засмеялась и, развернувшись, пошла прочь. Ну что ж, подумал я, глядя в
удаляющуюся спину, первые пешки двинуты, легче стало жить на свете. И
дебют, похоже, удачен: я не потратил сил, пытаясь обнаружить соглядатая,
тот - вернее та - объявился добровольно. Теперь, в согласии с
инструкциями, полагалось определить имя и служебную принадлежность
незнакомки.


                                  Глава 4


  Она стояла у туалетного столика, свинчивая пробку с весьма любопытно
выглядевшей стеклянной бутыли, а я закрывал за собою дверь, в которую
мгновением раньше учтиво постучал и вошел, услыхав: "Открыто?"
- Сэндвич найдете на телевизоре, - сказала девица не оборачиваясь. -
Ешьте, не стесняйтесь. Но, увы, ни горчицы, ни кетчупа не принесли.
  - Велика беда! Я сейчас быка сожрал бы вместе со шкурой, рогами и копытами.
  Откусив и проглотив пару внушительных кусков, я ощутил прилив бодрости и
немного воспрял соображением. Бросил взгляд на маленькую худощавую девушку
в противоположном конце комнаты. Обтягивающие черные панталоны до
щиколоток. Белая шелковая рубашка с длинными рукавами. Черная распахнутая
безрукавка. Как сие сочетание зовется, не представляю, впрочем, отродясь
не разбирался в хитростях дамской моды. Я осведомился:
  - Прикажете обращаться по имени или вы отзываетесь на любой громкий звук?
  Девушка проронила:
  - Я отметилась как Элен Хармс. И отзываюсь на это сочетание звуков,
произнесенных с умеренной громкостью.
  - Отлично.
  - Надеюсь, вы любите шотландское виски. Оно столь же дешево, сколь и все
прочее в этой стране. То есть отнюдь не дешево.
  - Помирюсь на шотландском.
  Вообще я приверженец бурбона и мартини, однако в три часа ночи, да еще
явившись в чужой гостиничный номер, не был намерен затевать сражение,
отстаивая незыблемые питейные принципы. Вдобавок, лицо хозяйки, тщательно
скрываемое, до сих пор не увиденное, вызывало гораздо больше любопытства,
чем содержимое бутылки. Когда Элен решительно и вызывающе повернулась, я
уже успел заподозрить истину и умудрился не вздрогнуть. Хозяюшка двинулась
навстречу гостю, неся в обеих руках по высокому стакану, сверкая глазами,
пристально следя за моим выражением. Ну-ну... Еще зеленым юнцом я нехудо
игрывал в покер, умею хранить бесстрастную мину. И на людей - мужчин и
женщин - с изуродованными лицами нагляделся. Часа два назад созерцал,
например, парня, чью физиономию точно бешеная корова языком слизала...
  - Благодарю, мисс Хармс, - улыбнулся я, принимая стакан. - Вы просто
спасительница.
  - А сэндвич по душе пришелся, мистер Клевенджер?
  - Выше похвал...
  Собственно, по части безобразия лицо ее не обнаруживало ничего из ряда вон
выходящего. Перехворала в детстве оспой, кожа стала смахивать на
поверхность Луны - вот и все. Жаль, разумеется, но было бы хуже, окажись
Элен хрупкой, изнеженной особой, для которой жизненно важны и неотъемлемо
необходимы персиковые щечки.
  А мисс Хармс весьма напоминала уличного мальчишку: эдакий Гаврош -
задорный, курносый, большеротый сорвиголова. Если бы не болезнь, Элен
выглядела бы привлекательной, а благодаря болезни казалась и
привлекательной, и небезопасной. Оспенные шрамы сделали для девушки
примерно то же, что шрамы сабельные - для завзятого рубаки-дуэлянта.
Придали вид вызывающий и внушительный. В панталонах, рубахе и безрукавке,
напоминавшей средневековый камзол, она заставляла думать о минувшем, о
светских щеголях, точно так же помеченных оспой, таскавших на боку рапиру
и крушивших чужие черепа, точно глиняные горшки.
  - Вы, сдается, мчали, словно бешеный. Даже поесть по дороге не потрудились.
  - Нынче... виноват, вчера днем я обретался в Южной Дакоте.
  - А сюда зачем явились?
  - Телефонную трубку снял, - ответил я, - и услыхал печальную повесть об
олухе, которому грозила беда...
  По дороге я успел придумать относительно приемлемую сказку, прибавив
немного подлинной правды.
  - Следовало утереть бедняге нос и отправить к маме с папой.
  - И где же обитают родители? Я покачал головой:
  - Чересчур уж вы много требуете за один сэндвич и стаканчик, мисс Хармс.
  Элен упорствовала:
  . - Ваши отношения с Майком?
  Что именно плел ей Грегори, я не представлял. Пришлось ходить наугад:
  - Мы работали вместе.
  - Майк уверял, будто служит страховым агентом в Напе, штат Калифорния. А
сюда приехал отпуск провести.
  - Что ж, у меня завалялась визитная карточка. Она свидетельствует: я -
страховой агент из Тринидада, штат Новая Мексика. Коль скоро поверите
карточке, вы гораздо глупее, чем я думаю. Коль скоро поверили Майку - вы
еще глупее.
  - Тогда кто вы на самом деле? Я отмолчался.
  - Так недалеко продвинемся, - улыбнулась Элен.
  - Я, к сожалению, продвинулся чересчур далеко на север за чересчур
короткое время. Приглашали...
  Она изучающе разглядывала меня. Потом с расстановкой спросила:
  - Безумное Бостонское чаепитие?
  Думаю, вы ни бельмеса не уразумели, но для меня кое-что прояснилось. Элен
давала понять, кто она и откуда, предоставляла собеседнику возможность
надлежащим образом отозваться - ежели знает верный отзыв. Иногда
олимпийцам приходит в мудрые головы дурацкая мысль согласовать потайные
действия всех правительственных служб определенного пошиба. Избежать
положений, определяемых как "свой своя не познаша". Впрочем, общие пароли
почти не помогают работать. По многим причинам. Не последняя из них
заключается в том, что закаленный и многоопытный циник вовеки не доверится
безответственным остолопам, завербовавшимся в другой отдел, а наипаче - в
иное учреждение. Сплошь и рядом даже своим собратьям не доверяешь - нет,
изволь с чужаками брататься!
  Элен определенно принадлежала к чужакам. Иначе Мак заранее сообщил бы, что
я не одинок и есть на кого положиться. Никаких братских поцелуев и
предусмотренных отзывов я расточать не собирался. Эксперты, сидящие по
вашингтонским уютным кабинетам, наверняка рассчитывали, что в подобных
обстоятельствах мы усядемся рядком и потолкуем ладком касательно миссис
Дрелль, а после обсудим совместный умопомрачительный план... Пускай сами
вверяются первому встречному субъекту, произносящему фразу, которую
наверняка успели вызубрить все неприятельские диверсанты и разведчики.
  Я нахмурился:
  - Безумное чаепитие - это из "Алисы в Стране Чудес"... А Бостонское
чаепитие - из американской истории. Куколка, либо ты, либо я начинаем
пьянеть. А скорее всего - пьянеем оба.
  Не скажу, что при иных обстоятельствах не ответил бы по правилам.
Начальство рекомендует сотрудничать с родственными службами, но
окончательный выбор - отклонить или принять помощь, - оставляется на
усмотрение агента. Я же имел определенный и недвусмысленный приказ:
помощников не уведомлять,
Элен коротко рассмеялась.
  - Простите. Я неудачно пошутила. И все-таки: чем вы занимаетесь? Имеется в
виду, здесь?
  Я только плечами передернул. Девушка открыла рот, готовясь к новой
пространной речи, но я поспешил перебить:
  - Будьте любезны, мисс Хармс, не поминайте всуе регинскую полицию.
Связываться с нею противопоказано и мне, и вам - обоим. Желаете узнать род
моих занятий - извольте представиться первой. Покажете, к примеру,
маленький золотистый значок - увидите присмиревшего и уступчивого
Клевенджера.
  Она сощурилась:
  - Почему выдумаете, будто... Я перебил опять:
  - Умоляю, давайте исходить из предположения, что умственные наши уровни
одинаковы! Эта галиматья насчет чаепитий попросту пароль, верно? А коль
скоро вам неймется задать сотню вопросов и получить сотню ответов,
поясните: кто вы, с какой стати следили за домиком убитого, повисли на
хвосте у посетителя и пристаете к нему с безумными бостонскими фразами?
  Элен еле заметно улыбнулась.
  - Вы делаетесь весьма решительны, мистер Клевенджер. И весьма внезапно.
  Я уставился на нее, и она умолкла. Дожевав сэндвич, я промыл горло
остатками шотландского, определил пустой стакан прямо на телевизор. Вынул
из бумажника два канадских доллара, приспособил рядышком.
  - Прошу. Никто никому ничего не задолжал. Телефон в углу, я сейчас
уберусь, а вы можете звонить полицейским. До встречи в тюрьме, голубушка.
  - Мистер Клевенджер!
  Я задержался у двери, уже поворачивая ручку.
  - Если это призыв - остаюсь.
  - Я работаю на правительство Соединенных Штатов. Удовлетворены?
  Я неторопливо повернулся. Элен Хармс уже расположилась на большой
двуспальной кровати, уселась, подобрав ноги. Покуда я пересекал комнату в
обратном направлении, молодая особа тщательно следила, как ведут себя
мимические мышцы Давида П. Клевенджера. Мышцы хранили невозмутимое
спокойствие. Повторяю: в покер я играл неплохо, а в принадлежности Элен
почти удостоверился.
  - Возможно, - полюбопытствовал я, - за голыми утверждениями последует
нечто наглядное и убедительное?
  - Нет, - качнула головой Элен, - Мы не всегда носим золотистые значки и
черные книжки.
  - О, сколь таинственно!
  Дозволив собеседнице подобраться и подготовиться к новому препирательству,
я продолжил:
  - Но в этом нет беды. Вы просите поверить на слово, я попрошу поверить на
слово. Глядишь - и договоримся. Я работаю в Западной Службе Частного
Сыска, тридцать-ноль-один, Паломас-Драйв, Денвер, штат Колорадо.
  Элен вскинулась:
  - Частный детектив?
  - Совершенно верно. Частный детектив, сыщик, филер, легавый... Как еще
именуют нас?
  - Доказать можете?
  - Предъявите доказательства - получите доказательства. А ежели ваше слово
- серебро, так мое - золото.
  Она расхохоталась:
  - Отнюдь не обязательно и непременно!
  - Послушайте, коль вы и впрямь девочка из Федерального Бюро, то проверить
легче легкого. Снимите трубку, позвоните домой, в Штаты. И, если ваши
канцелярские крысы не зря получают жалованье, мое полисе досье продиктуют
раньше, чем покончим со вторым стаканом.
  К телефону Элен Хармс не пошла, даже не покосилась на аппарат. Она
разглядывала меня в упор, а потом осведомилась:
  - И Майк Грин промышлял частным сыском? Вы сказали, будто работали вместе.
  Вопросец мог весьма легко привести меня в западню. Я сделал ставку на то,
что Грегори, при всех его недостатках, любителем не был и едва ли сболтнул
федеральной девице хоть полсловечка лишних.
  - Разумеется. Только не вместе, а совместно. Майк числился в ином
учреждении, прямо на побережье. Мы сплошь и рядом выручали их, они
пособляли нам - так и велось. Когда Майк не вышел на связь вовремя, их
руководитель попросил нашего помочь, а наш дозвонился до меня, в
Блэк-Хиллз. И велел поехать, разузнать... - Я скривился: - По географии
ребятам из Лос-Анджелеса можно смело ставить двойку с минусом. Причем одну
на всех. Они убеждены: любой город к востоку от Скалистых Гор соседствует
со всяким иным городом к востоку от Скалистых Гор... Это предполагает еще
и единицу по логике.
  Несколько мгновений Элен безмолвно изучала меня. Потом отвернулась и
устроилась поудобней. А я лениво подивился: что за непонятное
анатомическое устройство у женщин? Ведь и впрямь находят удобным сидеть на
собственных пятках! Взор Элен внезапно взметнулся. Возможно, девушка
надеялась поймать собеседника врасплох.
  - Майк ни разу даже не намекал на что-либо подобное, - сказала она. Я
промолчал. Элен Хармс продолжила:
  - Правда, временами поступал необъяснимо. Чем его, кстати, привлекла
миссис Дрелль? И чем приманила вас?
  Я ответил совершенную и чистейшую правду:
  - Пока не знаю.
  - А, не отрицаете, что следите за Женевьевой Дрелль? И правильно делаете.
Я ведь застигла детектива Клевенджера на горячем.
  - Разумеется, - ответил я. - Звоню в Денвер, сообщаю об участи Грина. Босс
велит: немедля отправляйся в путь, ищи кемпинг, следи за Женевьевой Дрелль
и не дозволяй исчезнуть бесследно. Утром я должен получить новые
распоряжения.
  Сощурившись, я сверху вниз посмотрел на Элен:
  - Полагаю, вы не дерзнете поведать, каким ветром занесло сюда сотрудницу
федеральной службы? Девушка ответила почти не колеблясь:
  - Отчего бы и нет? Вы передадите рассказ руководителю, а заодно
посоветуете не впутываться куда не след. Миссис Дрелль похитила некие
документы государственной важности. Муж ее, знаменитый ученый, весьма
опрометчиво приносил домой рабочие бумаги. Мы пытаемся вернуть украденное,
пока Женевьева не передала папку своему любовнику, человеку, служащему в
иностранной разведке. Похоже, они условились встретиться где-то на востоке
страны и бежать за океан. Мы также попытаемся схватить упомянутого шпиона
- если это не повредит главной цели. Возвращению документов.
  - Простите, но смею предположить: миссис Дрелль временно избавилась от
бумаг. Иначе просто следовало бы перетряхнуть машину и трейлер.
  - Видите ли, - задумчиво сказала Элен, - и машину, и трейлер уже обыскали
дотошнейшим, незаметным, совершенно противоправным образом. Два дня тому
назад. И ничего не обнаружили. Понимаете, ее настигли только через трое
суток после отъезда, уже в Британской Колумбии. За семьдесят два часа
Женевьева, безусловно, отправила документы почтой, по некоему восточному
адресу, а сейчас торопится к побережью: получить бандероль и передать
возлюбленному... Вот и приходится бдеть неусыпно, - закончила Элен и
грустно усмехнулась.
  - Передайте руководителю, - произнесла она, помолчав, - что частное
сыскное агентство может нажить серьезнейшие неприятности, вмешавшись в это
дело.
  Я тяжко вздохнул:
  - Голубушка, вы самое разнаигрознейшее существо на памяти моей! Сперва
стращали регинской полицией, теперь клянетесь именем Федерального Бюро...
Но я исправно доложу обо всем. Руководитель затрепещет, как листок
осиновый. Он еще трусливей моего.
  Девушка рассмеялась. Причем за все истекшее время она впервые хохотала
искренне, от души, со вкусом. Она развеселилась так, что показалась
по-настоящему хорошенькой.
  - Уф! - молвила она под конец. - Извините. Не хотела я стращать, не желала
вести напыщенных речей! Но только Майк Грин задал нам уймищу хлопот,
ошиваясь возле того же объекта, на тот же манер... Столько сил и времени
ухлопали, стараясь определить: а кто же он?
  - Ухлопали немало, верю. А кто самого Грина ухлопал, не определили?
  Элен заметно порозовела, точно я издевался над ее сыщицкой сноровкой. Так
оно, впрочем, и было.
  - Нет, - созналась она. - Когда я пришла туда после полудня, Майк уже
лежал мертвым. Но сомневаться не стоит. Единственный логически возможный -
возможная - убийца находится неподалеку.
  - Не знаю, не знаю... Мои сведения весьма ограниченны. А боссу передам
ваши пожелания в исправности, нынешним же утром. Теперь, с дозволения дамы
покину гостеприимную комнату и отправлюсь в кемпинг. Надо же хоть часок
поспать! О, Господи, льет, как из ведра... Хоть бы постель не промокла.
Палатка вовсе не водонепроницаема. - Я взглянул на часы. - Утро не за
горами. Но, даст Бог, успею резиновый матрац воздухом накачать.
  - У вас еще несколько часов. Госпожа Сверлилъщица навряд ли решится
завертеть колесами раньше девяти. - Элен поколебалась. Потом похлопала
рукой по шерстяному покрывалу: - Кровать весьма просторна.
  Наступали забавные минуты. Воздух в комнате внезапно потеплел. Мисс Хармс
ответила на мой пристальный взгляд вызывающим, кокетливым взмахом ресниц.
  - Наши занятия предполагают чертовское одиночество, - сказала она. Я
отмолчался. Парадом начинала командовать Элен. - Конечно, если не желаете
- ваше дело. То есть ежели блюдете верность жене или подружке, да не
увлеку вас на стезю порочную! А коль скоро предпочитаете розовощеких юных
особ...
  Она умолкла и принялась изучать меня с удвоенным вниманием.
  Я сказал:
  - А не приходит в хорошенькую головку, что человек попросту с ног валится,
отмахав пять сотен миль за восемь часов? Между прочим, фольксвагены отнюдь
не предназначены для автомобильных гонок.
  Нечто в глазах Элен погасло, померкло, поблекло.
  - Что ж, - изрекла она с полной невозмутимостью, - вы, по крайней мере,
вежливы. Извините за дерзость. И давайте встретимся вечером в Брэндоне.
Забудете название - спросите: где поблизости маленький город с огромной
тюрьмой? Госпожа Бурав отправляется на восток, вы последуете за нею и к
вечеру очутитесь на месте. Мисс Элен Хармс. Гостиница "Лосиная Голова".
Домик четырнадцатый. Жду. И, пожалуйста, сообщите мне вечером, как зовут
вашего несравненного начальника. Также убедительно поясните, за каким
лешим суете носы не в свое дело. Мой собственный начальник этого не жалует.
  - Угрозы! Опять и снова, и вдругорядь сыплют угрозами! - вздохнул я. И
невинно полюбопытствовал: - А покойный мистер Грин получал постельные
приглашения? И как отвечал?
  Элен выпрямилась и напряглась. Помолчала, потом выдавила:
  - Мистеру Грину по душе лишь безукоризненные красавицы. А с мартышками, с
макаками вроде меня он избегал совокупляться. Особенно, когда рядом
шныряли женщины гладкие да сладкие... По крайней мере, честно признался в
этом. Не оправдывался усталостью.
  Она скорчила гримасу:
  - До свидания, мистер Клевенджер. Отдыхайте в палатке, и приятных
сновидений. Дожидаюсь в Брэндоне - вас и вашу интереснейшую повесть о
частном сыске.
  Я сказал:
  - Сердитая - вы просто привлекательны, а веселая - просто неотразимы.
Примите к сведению.
  Элен Хармс подняла взор. После долгого безмолвия произнесла:
  - Опустим романтические уловки. Не надобно делать маленьким девочкам
больших одолжений.
  - Человек на все готов, - сокрушенно признался я, - чтобы избежать ночевки
на холодной постели в мокром шалаше. Там вовсе не рай.
  Элен буквально просияла. Улыбка была не хуже смеха: задорная, молодая,
очаровательно бесстыжая:
  - А на что не решится женщина, дабы избежать ночевки в одиночестве!


                                  Глава 5


  Когда я, уже одетый, выбрался из ванной, Элен стояла подле окна, за
которым серело пасмурное утро, и пристально разглядывала мостовую,
обретавшуюся пятью этажами ниже. Картину Элен являла весьма пикантную, ибо
кроме коротенькой шелковой рубашечки, не скинутой в нетерпеливом пылу, на
девушке не было ровным счетом ничего. Соитие наше плотское оказалось
весьма бурным и приключилось по принципу "хватай-как-можешь"...
  - Увидимся в Брэндоне, - сказал я деловым тоном. Ни малейшей уверенности,
что лед меж нами растаял под огнем взаимных ласк, я не чувствовал.
  - Ты, - произнесла Элен Хармс, - наверняка посчитал меня дешевой маленькой
шлюшкой.
  Она повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Начала неторопливо
застегивать распахнутую сверху донизу рубашку. Следовало полагать, по
соображениям опрятности, а не застенчивости. Нам уже незачем было
стесняться друг друга.
  Я вздохнул:
  - Куда ни кинь - везде клин. Ежели с тобой отказываются переспать -
наверняка брезгуют! А если соглашаются - несомненно презирают!
  Элен полагалось бы вспыхнуть, однако девушка лишь ухмыльнулась:
  - Мерзкая у нас работа, милый. Ты, разумеется, повял: как только
распрощаешься и выйдешь - я не медля возьму стакан, из которого угощался
Клевенджер, и отправлю на дактилоскопическую экспертизу.
  - Умница! - прыснул я. - Принимаю душ и придумываю: как бы украсть бутылку
шотландского виски с отпечатками любимых пальчиков и воспользоваться
походной лабораторией? А потом переслать снимки начальнику. Босс имеет
кой-какие связи в столице и сумеет определить настоящее имя некоей мисс
Хармс.
  - Возможно, и сумеет, но только с моего разрешения, - улыбнулась Элен. -
Даю голову на отсечение, Майку Грину это удалось давно... Только Грин
орудовал хитрее. Бери бутылку да не вздумай вылить содержимое наземь,
иначе официально обвиню в преступлении. Дэйв...
  - Да?
  - Постель - одно, а работа - совсем иное... В нашей области. Понимаешь?
  - Нет.
  - Нравишься ты мне или нет - роли не играет. И, если ты не частный
детектив из Денвера, как утверждаешь, пожалуйста, поскорее прыгай в
маленькую свою машинку и побыстрее удирай. В любую сторону. А то ведь
ничего не останется, кроме крохотного мокрого пятнышка на асфальте. С
пометкой: "бывший Клевенджер".
  Говорила она очень серьезно и, стоя в одной рубашке, порозовевшая,
живописно растрепанная, казалась по-настоящему хорошенькой.
  - Девочка, - мягко возразил я, - это же крамола чистейшей воды! Красной
пропагандой отдает и пахнет коммунистической диктатурой! Большое, свирепое
правительство заграбастало себе все, а бедный, маленький частный детектив
не имеет права заработать несколько необходимых, вожделенных, честных
долларов? Да я сенатору своему пожалуюсь!
  Наклонившись и тронув Элен за подбородок, я заставил ее поднять лицо.
Легонько чмокнул в губы:
  - Увидимся в Брэндоне.
  Просто мимолетное, игривое прощание мужчины с девушкой моложе, чем он сам.
Насколько именно моложе, умолчу: Элен можно было дать на вид около
двадцати пяти.
  - Элен, - тихо сказал я. - О, Елена Прекрасная, о несравненная причина
Троянской войны...
  - Перестань. Зачем насмехаться?
  - Ив мыслях не имел. Между прочим, Елена, самое время научиться тщательно
замыкать входную дверь. Майк научиться не успел,
Девушка ухмыльнулась не без горечи:
  - А чем повредит кислота моей очаровательной физиономии?
  - Видишь ли, физиономия у тебя какая ни на есть, а наличествует. Майка же
похоронят вовсе безликим. Вздохнув глубоко и сердито, Элен сказала:
  - Гостиница "Лосиная Голова". Домик четырнадцать.
  - Помню, - ответил я и вышел вон из комнаты.
  Низкие, серые облака, промозглое, угрюмое утро... Устроившись в малютке
VW, я включил обогрев и развернул газету, которую украл, пересекая
гостиничный вестибюль. Во-первых, надлежало успокоиться и угомониться
перед условленным накануне звонком, а во-вторых, никчемную мерзость,
именуемую последними новостями, в моем деле доводится изучать - хочешь или
не хочешь.
  Новости были воистину мерзостны, зато любопытны. К югу от канадской
границы взорвался в воздухе пассажирский самолет. Бомбардировщик
американских ВВС по небрежению метнул несколько тонн взрывчатки в стороне
от испытательного полигона. Два торговых корабля столкнулись на рейде.
Военный флот США объявил, что пропала без вести атомная подводная лодка. В
Мексике рухнул с горного обрыва рейсовый автобус. В Монреале взорвали
динамитную бомбу - предположительно, франкоязычные террористы.
Международная политическая арена как водится, кишела клоунами вперемешку
со львами, тиграми и неумелыми укротителями. Ни малейшего касательства к
моему заданию вся эта галиматья не имела. Пока, Ибо я и сам не знал, в чем
задание заключается.
  Ага, вот еще сообщение! И уж тут я нахмурился. Из тюрьмы в Брэндоне бежали
двое преступников.
  Последний пункт касался меня прямо и непосредственно. Ибо каждое шоссе
отныне будет кишеть полицейскими, соглядатаями всех мастей, дорожными
заслонами. Хоть бы скорей изловили эту парочку! Чем бы ни привелось
промышлять в Канаде, лучше орудовать, когда законники не держатся
настороже и во всеоружии.
  Вкратце упоминалось и о трупе, найденном в одном из регинских мотелей.
Гражданин Соединенных Штатов, Майкл Грин покончил с собой, проглотив
смертельную дозу снотворного...
  Скромной особой покорного слуги, похоже, никто не интересовался. Я тронул
машину с места. "На хвосте" никто не повис. У ближайшей заправочной
станции, торговавшей горючим "Белая Роза" - безумное название для бензина
- отыскался общественный телефон. Я поднял трубку, не без сочувствия
глядя, как мокнет под начавшимся дождем верный маленький VW.
  - ..Приблизительно пять футов два дюйма ростом, сэр. Весит около ста
десяти фунтов. Черные волосы. Глаза - серые. Шрам, оставшийся над
вырезанным аппендиксом. Также - маленький полукруглый шрам на внутренней
стороне правой ляжки...
  Что-то я позабыл. Что-то ускользнуло при перечислении примет...
  - А! В детстве на славу перехворала оспой. Лицу досталось очень крепко и
неисправимо.
  В двух тысячах миль от меня раздался язвительный ответ Мака:
  - Вы исследовали даму весьма дотошно, Эрик. И безо всякой необходимости.
Мы уже проверяли мисс Хармс по настоянию Грегори. Она действительно
федеральный агент.
  - Великолепно. Только не могу же я верить незнакомке на слово. Даже забрал
бутылку с отпечатками пальцев, но теперь займусь не поверхностью тары, а
содержимым. Кстати, вы сообщили канадцам зубную карту Грегори? От лица, в
сущности, ничего не осталось, от обеих кистей - тоже. Кто-то мог оказаться
неимоверно хитер.
  - Я подумал об этом, - ответил Мак. - Но личность убитого уже определили с
полной достоверностью. Мелодраматические мысли о подлоге выкиньте и
растопчите. А пальцы мисс Хармс, коль угодно, можем проверить сызнова..
  Поколебавшись, я сказал:
  - Пожалуй, не надо. Все в порядке. Но...
  - Что вас беспокоит, Эрик? Хотите задать вопрос? Я велел себе не быть
сентиментальным ослом. Я был расчетливым и хладнокровным правительственным
агентом, на хладнокровной и расчетливой правительственной службе. И
никакая двуногая дрель не способна сбить Мэтта Хелма, сиречь Дэйва
Клевенджера, с пути истинного...
  - Не нравится мне эта кислота, сэр, - изрек я. - Объект наблюдения не
кажется кислотно-щелочной убийцей. Говорю о сударыне Штопор. Что-то здесь
неладно.
  Секунду или две Мак безмолвствовал в своем прекрасном вашингтонском
далеко. Затем произнес медленно и внятно:
  - Простая разновидность известного приема с нашатырем. Быстро и надежно.
Человека, утратившего зрение, воющего и корчащегося от непереносимой боли,
можно брать голыми руками.
  - Разумеется, - возразил я. - Но для начала: откуда хозяюшка домашняя
почерпала столь великолепные познания и навыки? А вдобавок: чем прикончила
Грегори? Цианистым калием? Кураре? И на закуску: откуда взяла?
  - Грегори ввели цианистый калий. Коль скоро убийца орудовал в перчатках,
то сделал простое впрыскивание. Правда, я склоняюсь к мысли о духовом или
пружинном пистолете, бьющем иглами.
  - Стало быть, речь ведется уже об отлично оснащенном профессионале? Миссис
Дрелль навряд ли суме...
  - Женевьева Дрелль - отнюдь не профессионал. В отличие от своего любовника.
  - Где сшивается ходячий склад кислот и ядохимикатов, именуемый Рюйтером?
Можно предполагать, что здесь, в Регине?
  - Не могу ответить утвердительно, - сказал Мак. - И отрицательно тоже, к
сожалению, не могу. Понятия не имею, где он.
  Я глядел на черный фольксваген и вспоминал девушку в черных панталонах,
черной безрукавке и белой шелковой сорочке.
  - Сэр, вы упомянули старый трюк с нашатырем...
  Это азбука, этому учат каждого настоящего агента. Но произошло нечто
другое. Нашатырь применяют знатоки, умельцы, избегающие причинять
серьезный ожог или увечье. Здесь же потрясал бутылкой полоумный садист,
любитель сперва замучить, а потом прикончить...
  Я выдержал паузу и произнес:
  - Либо человек, обуреваемый лютой ненавистью, вытерпевший от Грегори
ужасное оскорбление. Скажем, девушка с лицом, изъязвленным оспой, которую
наш красавец отверг и высмеял. Причем весьма недвусмысленно прошелся по
поводу обезьяньей внешности.


                                  Глава 6


  Вымолвив это, я почувствовал определенное облегчение. Как Элен сама
выразилась, постель - одно, а работа - совсем иное. Долг я исполнил,
доклад представил, отчитался полностью. Мак не сможет упрекнуть
подчиненного в служебной небрежности.
  Воспоследовала пауза.
  - Насколько разумею, речь идет о мисс Хармс. Сказанное предлагается
принимать всерьез?
  - Как одну из многочисленных возможностей, сэр. Ибо Грегори могла
устранить отнюдь не только Женевьева Дрелль.
  Новая пауза протянулась еще дольше.
  - Какие у вас имеются доказательства, Эрик?
  - Исключительно косвенные. Повод, возможность... Хармс признала, что
находилась поблизости, говорит, Грегори был уже мертв, когда она проникла
в домик, но верить этому необязательно. А обученному агенту все равно, чем
плескать - нашатырем или кислотой.
  Мак замолчал основательно и надолго. Потом ответил:
  - Помните. Эрик: расследование убийств - не по нашей части. Смертью
Грегори займется местная полиция. И Федеральное Бюро, если убила
действительно мисс Хармс.
  Чего-то подобного и следовало ждать. Мы не склонны мстить за убитых
собратьев. Сплошь и рядом даже не трудимся хоронить их.
  - Так точно, сэр.
  - Еще вопросы?
  - Да, сэр. Двое субъектов толкутся и вьются близ домика на колесах, точно
мотыльки у лампы. Один - высокий, либо просто лысый, либо коротко
стриженый блондин. В темноте было не понять. Отзывается на обращение
"Ларри". Склонен сбиваться с пути, бродя по лесу ночью.
  - Ларри Фентон. А напарника зовут Маркусом Джонстоном. Он - за старшего и
в лесу не заблудится, будь уверен. Опытный, надежный профессионал.
Сведения из тех же источников, что и о мисс Хармс, однако не знаю,
работают ли они вместе с вашей... приятельницей. Щекотливое положение
вещей не дозволило мне выяснить ничего лишнего.
  - Дрелль и Рюйтер видались?
  - Возможность была. Ибо примерно часа на двадцать четыре Женевьева Дрелль
ускользнула из-под наблюдения.
  - Двадцать четыре часа? Элен Хармс говорила, на трое суток!
  - Вы с Элен служите в разных местах, - недовольно заметил Мак, - и
сведения получаете разные. Понятно?
  - Понимаю, сэр, - ответил я, пристыженный и присмиревший. - Понимаю. На
Олимпе снова раздоры?
  - По неким причинам, - невозмутимо продолжил Мак, - миссис Дрелль
сопровождали буквально от домашнего порога. Следить предполагалось
непрерывно и, конечно же, незаметно. По крайности, вначале. Но современные
легковые автомобили непостижимым образом предназначены для езды по едва ли
не зеркально гладким дорогам. Еще более непостижимым образом, наш человек
уселся в одну из новейших спортивных моделей, решив, будто выиграет в
скорости либо поворотливости. Поелику миссис Дрелль управляет полутонным
вездеходным фордом, предположите сами, что произошло.
  Я ухмыльнулся:
  - Достойная дама ринулась напролом по каменистому бездорожью и тотчас
отделила козлищ от агнцев. Точней, безмозглых козлов от умных водителей.
  - Именно. Мать и дочка всласть порыбачили у горного озера, то ли случайно,
то ли намеренно выбрав тропу, вполне безопасную лишь для всадника либо
танкиста. У форда - огромный дорожный просвет... как это называется?
  - Клиренс.
  - Благодарю. А низко сидящая спортивная игрушка размозжила себе картер и
стесала коробку передач о первый же валун. Мисс и миссис Дрелль резвились
на лоне природы, пока наш человек возвращался вспять на своих двоих и
разыскивал подходящий тягач - извлекать заглохшую развалину. Поутру форд
объявился, а экипаж его предусмотрительно хвастал огромными связками
отменной форели.
  - Дрель не только сверлить, а еще и рыбачить умеет?
  - Она или кто-то иной. Заботливый... Чем занимались на берегу, помимо
рыбной ловли, неизвестно. Агент, по недомыслию выбравший спортивную
машину, был отозван, слежку возобновил и повел Грегори. Немного раньше,
чем ему полагалось по изначальному плану...
  - Сэр, поправьте меня, ежели ошибусь. Постепенно складывается впечатление,
что госпожу Бурав попросту сопровождают. Эскортируют. Иначе надо и можно
было еще при выезде остановить, обыскать, изъять.
  - Можно, - хихикнул Мак. - В течение первых шести часов.
  За две тысячи миль от меня зашелестели бумажные листы.
  - Сообразно докладу, около двадцати минут четвертого пополудни миссис
Дрелль задержалась в небольшом городке и отправила объемистую бандероль на
имя Анны Оберон, Канада, Инвернесс, до востребования. Инвернесс - бывший
шахтерский город на атлантическом побережье. Уголь там перестали добывать
уже давно.
  Полное имя госпожи Дрелль - Женевьева-Анна. Девичья фамилия - О`Брайен,
вящего благозвучия ради превращенная в Оберон.
  - А-а-а, ирландочка! У нас, на юге, в Новой Мексике, всякий О`Лири сразу
делается Алирэ, а О`Хара превращается в Экейроса... Начинаю прозревать,
сэр... А родственные службы посвящены в затею?
  - Отнюдь.
  - А мадам Коловорот подозревает, что бумаги - липовые и гроша ломаного не
стоят?
  - Опомнись, Эрик! Ее недостойные, изменнические и романтические чувства
обузданы и обращены в пользу - подобно атомной энергии. Прошлой осенью
Рюйтер проскользнул в Соединенные Штаты и слонялся близ Уайт-Фоллз,
вынюхивая, чем занимается доктор Дрелль. Когда сделалось понятно, что
утечка сведений состоится при посредстве обольщенной жены, срочно
разработали хитрейший порядок действий... Да только в ФБР сыскалась
добросовестная и дубовая голова: проследила за Рюйтером, отверзла пасть,
заревела во всю глотку, потребовала хватать и допрашивать. Пришлось
незамедлительным и косвенным образом известить немца об опасности. Рюйтер
ускользнул, однако я не сомневался, что рано или поздно парень снесется с
любовницей, возлагая на нее последнюю надежду. Надежда оправдалась. Миссис
Дрелль воспряла, точно боевая кобыла при звуке полковой трубы. Заранее
подготовленные документы ей заботливо и своевременно подсунули. С помощью
самого доктора, по нашей просьбе забывшего дома секретный портфель.
  - Ага, муженек помогал спровоцировать женушку. Славный человек!
  - Насколько разумею, доктор прогневался, ибо честь его, благодаря неверной
супруге, была поругана, а репутация, уподобилась леопардовой шкуре.
  - Ох и напыщенный, судя по всему, болван!
  - Спорить не смею, - ответил Мак. - Но и судить не берусь, потому как
самомнение и спесь этого субъекта сослужили прекрасную службу. Он охотно
сотрудничает и молчит исправно.
  - Та-ак... Рождается замысел. Я постараюсь подобраться к жене и дочери, но
пускай уж отец и муж поддержит любую чушь, которую понадобится изрыгнуть.
  - Поддержит, - промолвил Мак. - И подтвердит. Парень и впрямь трясется над
своей карьерой. Выкладывай предлагаемую чушь.
  - Минутку, сэр. Уточняю сызнова. Нам, получается, надо, чтобы документы
угодили в неприятельские лапы?
  - Так, и не иначе! В этом и состоит единственная цель кутерьмы.
Обезопасить почтовых голубков и дать им невозбранно достичь заветной цели!
  - Вы убеждены, что Рюйтер возникнет собственной персоной?
  - Да. Женщина, в конечном счете, любительница, и неопытная. Полагаться на
нее одну едва ли было бы разумно. Ганс Рюйтер сшивается неподалеку, не
изволь сомневаться.
  - Простите, сэр, а если я ненароком наткнусь на Рюйтера? Что прикажете
делать? Рассыпаться в извинениях и расшаркаться?
  - Естественно. И волоска не трогать на драгоценной голове этой сволочи! Я
спросил:
  - Но хотя бы девчонку дозволяется утопить, если осерчаю? Нет? А собачонка
или кошка, или канарейка паршивая у них водится? Я ведь истребитель, сэр!
Я пропадом пропаду от безысходного, неутоленного гнева!
  Мак отмолчался, оставив неуклюжий сарказм безо всякого внимания. Я
вздохнул:
  - Понятно, сэр. Миссис Дрелль со товарищи, а также паршивый форд окаянный
трейлер и подложные документы следуют невозбранно и без препон куда
заблагорассудится. Последний вопрос. Кое общение с этим делом
истребительной службе?
  Потрясенный моей тупостью Мак откашлялся:
  - Раскиньте мозгами, Эрик.
  - Раскидываю. Помогите.
  - Все как один, за вычетом нескольких посвященных, - медленно произнес
Мак, - убеждены, что женщина похитила сверхсекретные документы неимоверной
важности, утрата которых поставит национальную безопасность под жестокую
угрозу. Об этом сообщили всем заинтересованным службам, сквозь обычные
каналы связи. Дав, разумеется, миссис Дрелль достаточно времени, чтобы
отослать бандероль по якобы неизвестному адресу... Родственные службы
всполошились и выслали в погоню своих сотрудников. С тремя представителями
этой фауны вы уже познакомились. Вероятно, возникнут и другие знакомства.
Мы, по естественным соображениям, не вправе уведомлять коллег об истинном
положении вещей. Утечка сведений неминуема. А пускать затею насмарку не
резон - по причинам исключительного свойства. Понимаете?
  - Начинаю понимать. Всем действующим лицам, кроме вашего покорного слуги,
следует считать, будто игра идет всерьез, иначе противник, чего доброго,
поставит ценность своей добычи под вопрос. И прав будет.
  - Вот-вот. Однако, невзирая на усилия родственных нам служб, миссис Дрелль
и Рюйтер должны вывезти похищенное. Не только достичь Инвернесса, явиться
на почтамт и бандероль получить, - а благополучно покинуть вместе с нею
северо-американский континент. Живыми, невредимыми, радостными! Покинуть
любым путем, по усмотрению Рюйтера. Ваша задача: облегчить милой паре
труды, внушив обоим, что вы либо жадный авантюрист, либо психопат,
начитавшийся Маркса, либо... Решайте сами. Но Дрелль и Рюйтера нужно
убедить! И делом убедить, не словом!
  - Убежу. - ядовито сказал я. - Для начала взорву Белый Дом. Еще вопрос.
Уже точно последний.
  - Да. Эрик?
  - Шутки в сторону: сколь далеко могу я заходить, оберегая коммунистических
шпионов от неприятностей?
  - Сколь угодно, - раздался спокойный голос Мака. - Сколь угодно далеко.
Выдаю карт-бланш: подписанный, однако не заполненный чек. Сумму проставите
по усмотрению.
  - Да, сэр, - ответил я ошеломленно, помолчал и сказал: - Теперь излагаю
чушь. Делайте пометки...


                                  Глава 7


  Сидя в запаркованном перед палаткой VW, неподалеку от серебристого
трейлера, я предавался невеселым раздумьям. С подобными незаполненными
чеками очень легко было очутиться по колено в трупах обоего пола и обеих
национальностей.
  Я перебрал в памяти приметы Ганса Рюйтера. Снова мысленно продекламировал
речь, с которой обращусь к миссис Дрелль и ее дочери. Затем увидал саму
дочь. Голые коленки не выглядели узловатыми, как ожидалось, однако ворох
папильоток на голове делал юную Пенелопу надлежаще смехотворной.
Разумеется, я старомоден, и все же не думаю, что разгуливать за пределами
дома с намотанными на бумажные трубочки волосами прилично и уместно. Да и
дома лучше запереться в спальне, особенно если гости пожаловали...
  Детское личико, большие любопытные глаза, очки в роговой оправе. Неумело
напомаженные губы надуты, словно от обиды, - но всякий покажется надутым,
ежели таскать во рту полфунта нержавеющей проволоки.
  На девочке был коротенький желтый плащишко и желтые резиновые сапоги.
Наверное, ходила в прачечную кемпинга - под мышкой виднелся объемистый
бельевой сверток. Пенелопа неслась вприпрыжку, стараясь поскорее убраться
из-под моросящего дождя в спасительный сухой трейлер. Я распахнул дверцу
VW и шагнул наперерез.
  - Мисс Дрелль?
  С подозрением окинув незнакомца взглядом, девочка буркнула:
  - В чем дело?
  И попыталась обогнуть меня, стать поближе к трейлеру: на случай, если
долговязый дядя попробует рычать и кусаться. Вполне разумное дитя...
  - Если вы Пенелопа Дрелль, то вам весточка.
  - Я не разговариваю с посторонними! - брякнула девица и, обернувшись в
сторону передвижного домика, быстро спросила: - От кого?
  - От вашего отца.
  - От папы? Он...
  - Пенни!
  Женский голос, и долетел из распахнутых трейлерных дверей. Следовало бы
мне поощрительно почесать себя за ухом. Я тщательно выбрал место,
расположился так, чтобы миссис Дрелль быстро и легко увидала из окошка: к
дочери пристают. Я давался диву: какого дьявола эта особа втянула в
поганую передрягу девочку-подростка, неужели нельзя было оставить Пенелопу
дома?
  Девица поглядела исподлобья, пожала плечами, устремилась к матери. Я
заторопился вдогонку.
  - Миссис Дрелль?
  Женщина потянулась было к распахнутой створке, собираясь отгородиться от
непрошеного посетителя, но передумала и задержала руку.
  - Да, - промолвила она утомленным голосом. - Что угодно?
  - Войти на минутку.
  - С какой стати?
  - Здесь мокро, - сообщил я. - И, между прочим, почему бы вам не отослать
Пенни к отцу? Она уже взрослая - достаточно взрослая, - чтобы в
известной... пускай хоть малой, степени распоряжаться своей жизнью.
  - 0-о! - сказала госпожа Коловорот, немного помолчав. - Какой
проникновенный, вздрагивающий голос! Можно поверить, будто вы и впрямь
детей любите.
  Я рискнул и выпалил:
  - Сотрясаюсь от омерзения при виде малолетних выродков! Но работа есть
работа. Разрешите войти.
  Формального разрешения не последовало, и я уже счел, что переборщил. Но
раздался негромкий смешок, и дверь приоткрылась пошире, и я забрался в дом
на колесах. Дверь затворилась.
  Трейлер и впрямь казался уютной передвижной хижиной - причем весьма
удобной. Двуспальная кровать, расположенная поперек у передней стенки.
Умывальник, газовая плитка, посудный и платяной шкафы. Маленький удобный
унитаз. Пространства свободного среди всех этих прелестей оставалось
только для узкой ленты линолеума, покрывавшей полоску пола.
  Пенни восседала на краешке постели, вытирая влагу с очков. Лишенное
роговой оправы, ее лицо было невинным и каким-то беззащитным. Подрастет,
подумал я, снимет проволоку с жевательного оборудования - и станет очень
пригожей особой.
  - Пенни, дорогая, извини. Я не считаю тебя малолетним выродком, но
требовалось хоть немного встряхнуть матушку.
  Девочка застенчиво покосилась и блеснула стальными скобками. Улыбнулась
она равнодушно, из привычной вежливости. Поправив положение дел на одном
фронте, я обрушил основные силы против другого. И оказался в известном
смысле потрясен.
  Предо мною стояла женщина, изменившая мужу, бежавшая с иностранным
шпионом, выкравшая секретнейшие - так она полагала - бумаги. Весьма
возможно, вылившая на человеческое лицо бутыль концентрированной серной
кислоты. Всадившая в обугленную жертву чуть ли не фунт цианистого калия. И
я предполагал узреть костлявое, злобное воплощение расчетливой ненависти,
вурдалака с кошачьими зрачками. На худой конец, хотя бы современную версию
леди Макбет.
  Но я увидел просто-напросто высокую, хорошо сложенную, очень приглядную и
- о бога бессмертные! - веснушчатую особу. Веснушчатую по-настоящему. Не
просто слабенькая золотая россыпь на скулах и переносице, а старые,
добрые, полновесные веснушки! Темно-каштановые волосы отливали бронзовым
блеском, а лицо... Но я уже сказал: женщина была очень приглядна. В
некоторых общественных кругах это считается недопустимым. Либо ты -
рекламная красавица девяносто шестой пробы, либо - совершенное ничто.
Промежуточные понятия отсутствуют.
  Красавицей Женевьеву Дрелль назвать было невозможно. А хорошенькой -
невозможно было не назвать. Особенно если сначала заставить улыбнуться. Я
фотограф и знаю, о чем толкую.
  Но Женевьева не улыбалась. Она пристально и недружелюбно изучала меня.
  - Кто вы?
  - Дэвид П. Клевенджер, сударыня. "П." означает Прескотт, однако я не люблю
этого имени.
  - Весьма занимательно. Что вам угодно, мистер Прескотт Клевенджер?
  - Передать Пенелопе известие от мистера Дрелля. Я сразу объявил об этом.
  Девочка сидела на постели не шелохнувшись. Только вновь натянула очки,
чтобы яснее видеть меня. Женевьева громко сказала:
  - Мистер Дрелль и его известия не интересуют ни Пенелопу, ни, тем паче,
меня.
  - Сударыня, я слышу вас. Но Пенелопы что-то не слышу.
  Серовато-зеленые глаза сузились.
  - Вы полагаете, я вынуждаю ребенка... Пенни уехала по собственной доброй
воле, верно, малышка? Сделала выбор. Так и передайте... мистеру Дреллю.
  - В пятнадцать лет, сударыня, мне иногда случалось делать выбор, который
отменяли вышестоящие родительские, учительские либо иные инстанции. По сей
день им благодарен!
  Женевьева Дрелль ответила:
  - Мы с Пенни отлично понимаем друг друга. Передавайте известие, мистер
Прескотт Клевенджер, если вам это велели. Удивляюсь, как это Дрелль
решился на пять минут оставить ученые труды и вспомнить о нас? Поистине,
изумления достойно! И Пенни, и мне казалось, о нашем существовании
позабыли напрочь. Ну, чего же он просит?
  - Пенелопу, - молвил я.
  Девочка слегка заерзала позади. Я не обернулся. Я понятия не имел, чего на
самом деле просит Герберт Дрелль. Возможно, доктор вообще не выносит
сопливцев - даже собственных. Судя по рассказу Мака, это было весьма
вероятно.
  - Только Пенелопу? - с вызовом осведомилась женщина. - Как насчет меня?
  - О вас не велось речи, сударыня.
  - Естественно, - сухо сказала Женевьева. - Он всегда считал меня
единственной погрешностью в образцовом чертеже своей жизни... Кроме
Пенелопы не просит ничего?
  Я воззрился на миссис Дрелль с невиннейшим видом.
  - Не знаю, сударыня. Прочие просьбы доктора Дрелля удовлетворяет
правительство США. Меня касается лишь эта, отдельно взятая.
  Женщина посмотрела в упор:
  - Вы не правительственный служащий?
  - О нет! Я - частный детектив из Денвера, штат Колорадо, Мистер Дрелль
обратился в наше бюро по совету дружественной фирмы, чей сотрудник
находится, кстати, верней, находился неподалеку отсюда.
  Женевьева нахмурилась.
  - Вы говорите о Майкле Грине? Я думала... Она осеклась.
  - Истинно и точно, - ответил я. - Мистер Майкл Грин.
  - А с какой такой стати сыскное бюро мистера Грина - если он действительно
служил частной ищейкой - попросило помощи у деловых соперников? Только не
уверяйте, будто смазливому, разговорчивому Грину требовалась помощь, если
надлежало обольстить, оболванить и одурачить первую встречную женщину.
  - Ему потребовалась уйма помощи, сударыня. И все добросовестные совместные
усилия пропали впустую. Ибо мистер Грин убыл в лучший мир. Его прикончили
вчера вечером.
  Пенелопа испустила негромкий вопль. Женщина, стоявшая предо мною,
переменилась в лице, заговорила, осеклась. Опять заговорила - уже без
хитрых вывертов:
  - Прикончили? Не верю.
  - Газеты следует читать, - назидательно заметил я и удивился собственному
лицемерию. Не выношу газет и всего, к ним относящегося. Но читаю. По долгу
службы... Я обернулся:
  - Пенни, сделай милость, прогуляйся к моему автомобилю, возьми на заднем
сиденье бульварный листок и принеси. Хорошо, крошка?
  - И шевелиться не смей, Пенни! - раздался повелительный рык матушки.
Женевьева облизнула губы: В газетах толкуют о самоубийстве, мистер
Клевенджер.
  Я не удержался и возразил:
  - Майк не был жестоким человеком, сударыня. И по доброй воле не лишил бы
всемирное женское сообщество несравненного своего присутствия. Не числился
покойный мистер Грин изувером.
  Губы Женевьевы чуть заметно растянулись в легчайшей улыбке:
  - По крайности, сейчас вы говорите правду... Наверное, хорошо знали этого
господина. - Женщина поколебалась: - А известно... кто убил его?
  - Отнюдь. Я знаю не более вашего. Просто в газеты заглядываю. Полиция
вправе строить независимые предположения, однако, будучи сыщиком частным,
я избегаю ненужных разговоров со стражами порядка.
  - Чего же ради говорите со мною?
  - Черт возьми, беседу вы завязали сами. Прошу прощения. Избегаю ругани в
дамском присутствии. Но вы осведомились: какого лешего я здесь вытворяю?
Ответ: замещаю Майка.
  - Понятно.
  Женевьева глядела на меня с прежней, коль скоро не удвоившейся, неприязнью.
  - Поразительно. Если Герберт Дрелль и впрямь обратился к частному сыску,
почему Грину и вам не было велено забрать Пенелопу силой?
  - Вы слишком часто в телевизор глядите, сударыня, а это притупляет
сообразительность и населяет мозг совершенно ложными понятиями. Никакой
настоящий частный детектив ни за какие коврижки не позволит вовлечь себя в
похищение человека - тем паче ребенка. Чересчур незаконно.
  - Что же вы намерены предпринять? - вопросила Женевьева с откровенной
насмешкой.
  - Для начала - вежливо попрошу вернуть Пенелопу отцу. Чем, кстати, уже и
занимаюсь битых четверть часа. Пожалуйста, позвольте дочери уехать. Пускай
соберет пожитки, а я доставлю ее в целости и сохранности и со всеми
возможными удобствами. Завтра вечером Пенни очутится дома.
  - А если я откажусь? - недобро осведомилась Женевьева.
  - Тогда запомните: фольксваген с колорадским номерным знаком. И маленькая
походная палатка - простенькая, А-образная, недорогой просторный зонтик на
подпорках. Передумаете, захотите побеседовать - к вашим услугам, в любое
время дня и ночи. Взорветесь от ярости и злости - обещаю подобрать все
кусочки. Но пускай до этого не дойдет, хорошо? Пенни, захочешь домой -
даже не трудись вещи складывать, беги ко мне в чем стоишь. Пять минут
спустя помчимся прочь. Дэйв Клевенджер. Не забудь, О`кей?
  Воспоследовало краткое безмолвие. Я мысленно молился, чтобы
предшествовавшая речь не оказалась достаточно убедительной. Заполучить на
попечение малолетнюю Пенелопу Дрелль было бы немного слишком.
  Но Пенни просто поднялась, протиснулась между мною и платяным шкафом и
обеими руками обняла мать, не произнося ни слова. Женевьева прижала ее к
себе, посмотрела с победоносным вызовом:
  - Убедились, мистер Клевенджер?.. Мистер Прескотт Клевенджер?
  - Убедился, - облегченно вздохнул я, поворачивая дверную ручку с видом
самым разочарованным и поникшим. - Но следует набираться терпения. Так нас
учат.


                                  Глава 8


  Гостиница "Лосиная Голова" делала героические усилия, чтобы выглядеть
настоящим охотничьим пристанищем, эдакой средневековой придорожной
корчмой. Псевдо-бревенчатые стены изобиловали черепами рогатыми и
безрогими - то ли настоящими, то ли пластмассовыми подделками. В остальном
передо мной возник вполне современный мотель, принадлежность которого
двадцатому веку сомнений не вызывала. Я отъехал квартала на два,
запарковал фольксваген и возвратился пешком, Афишировать свое появление у
Элен было бы неразумно.
  Домик номер четырнадцать обнаружился еще издали: все цифры на дверях
занимали чуть ли не половину деревянной поверхности. Окна выходили к
плавательному бассейну, близ которого красовался новенький форд -
"фалькон" с форсированным восьмицилиндровым двигателем. Я ощутил прилив
черной зависти. Целый день провисел на хвосте у Женевьевы Дрелль, которая
преспокойно правила.путь по Транс-Канадской магистрали, время от времени
поглядывала в зеркальце и пакостила назойливому соглядатаю как могла.
Признаю: для хорошенькой домашней хозяюшки госпожа Коловорот вертела
баранкой вездехода - к тому же, с прицепом - весьма лихо, тормозила резко,
вихляла сноровисто.
  Окаянная канадская шоферня, казалось, на жалованье у Женевьевы состояла.
Ни единый мерзавец не мог примириться с тем, что малютка фольксваген -
вдобавок американский - обходит его на прямом участке шоссе. Подобную
сволочь я встречал только среди настоящих гонщиков и только во время
настоящих состязаний, когда каждый стремится заградить сопернику возникший
впереди просвет. А имея сорокасильный двигатель, с могучими лимузинами не
шибко потягаешься...
  Именно поэтому я с горестным восхищением поглядел на форд, под капотом
коего скрывалась настоящая бомба.
  Обогнул бассейн - лениво, неспешно, как человек, располагающий немеряным
временем. Пожалуй, разыгрывал короткий спектакль перед возможными
наблюдателями, но еще вернее - просто медлил, разрываясь между желанием
увидеть Элен и угрызениями совести. Ибо новая встреча предполагала новые
потоки лжи. А лгать не хотелось. Но мы принадлежали к фирмам-соперницам.
Не могу сказать, будто меж Элен и покорным слугой витала тень покойного
коллеги. Убитый не числился моим лучшим другом. И ежели Маку безразлична
гибель Грегори, то мне и подавно.
  Кажется, никто не следил исподтишка. Я уже вознамерился повернуть и
постучаться, но краешком глаза уловил еле заметное движение. Дверная ручка
слегка повернулась вправо, а после - влево. Словно кто-то внутри собирался
выскользнуть, однако заслышал шаги и передумал. В мозгу моем завыли сирены
боевой тревоги, замигали предупреждающие лампочки. Полегче... Все-таки, я
не школьник, явившийся к подружке с букетом ландышей.
  Разумеется, это могла быть и сама Элен, готовящаяся распахнуть входную
дверь и повиснуть не шее возлюбленного. Только навряд ли. Я прошагал мимо,
направляясь к автомату, продававшему шипучие напитки. Нашарил завалявшийся
канадский дайм. Оказался обладателем бутылки, содержавшей странную жидкую
помесь: лекарство от кашля развели сельтерской водой. Свернул крышечку,
опять свернул - за угол, не спеша приложился к приобретению, надеясь, что
расстройство желудка не воспоследует.
  Вскоре объявился незнакомец. Он прошагал мимо, не глядя ни влево, ни
вправо.
  Человек выглядел безобиднейшим обитателем гости-вилы. Безвреднейшим
туристом. Только я позволил себе немного усомниться в этом, ибо внешность
мужчины точнехонько соответствовала полученному недавно по телефону
описанию. Пять футов одиннадцать дюймов от макушки до пят, около тридцати
пяти лет от роду, темные вьющиеся волосы, тронутые на висках сединою,
правильные, медальные черты лица. Опрятные маленькие усы. Их в описании не
значилось, однако усы обладают свойством отрастать.
  Я проследил, как он пересек автомобильную стоянку. Обернувшись, мужчина
увидал бы меня во всей любопытствующей красе, да только Ганс Рюйтер
справедливо считался профессионалом. Не лучшим, правда, - и все же вполне
приличным. И не собирался украдкой глазеть через плечо - в особенности
если подозревал за собою слежку.
  Он остановился подле автомобиля. Столь же респектабельного и
безукоризненного, сколь и владелец. Большой мерседес кофейного цвета.
Калифорнийский номер. Ежели хочешь ненадежнее затеряться в потоке
автомашин, подвесь калифорнийские знаки. Не думаю, что хоть кто-нибудь из
обитателей упомянутого штата хоть когда-нибудь остается дома на два дня
кряду.
  Я следил за Рюйтером, отъезжавшим в роскошном рыдване заокеанской выделки.
Немецкой, между прочим.
  Преследовать, сами понимаете, не пытался. VW стоял на расстоянии двух
кварталов, да и незачем Дэйву Клевенджеру, частному детективу из Колорадо,
обращать на господина Рюйтера внимание, а тем паче, виснуть у того на
хвосте, подобно репейнику. Опять же: Мэтту Хелму, правительственному
агенту, истребителю и лазутчику, строжайше было ведено содействовать, а не
препятствовать эволюциям Ганса Рюйтера.
  Заставив себя спокойно прикончить канадское пойло, я возвратился к
четырнадцатому домику. Постучался, не ожидая ответа. Чересчур уж
беззаботно, слишком беспечно удалялся Рюйтер. Словно человек, знающий, что
вскоре за его спиною сорвутся с цепей все дьяволы преисподней, и спешащий
незаметно убраться поскорей и подальше.
  Ответа не замечалось. Я опять пустил в ход целлулоидную карточку, невольно
припомнив, при каких обстоятельствах пользовался ею накануне и что сыскал
за распахнувшейся дверью.
  Входил я с превеликой осторожностью. Рюйтер убрался, но из этого отрадного
факта еще не следовало, что домик необитаем. А револьвер остался в машине
и, дабы отыскать его, любознательной полиции довелось бы разбирать VW по
частям. Насчитав на шоссе несколько сотен законников, ловящих беглую
преступную шваль, и миновав пару дорожных заслонов, я почел за благо
припрятать нелегально ввезенный ствол получше и подальше. А вот ножик
оставался при мне - складной и с виду безобидный...
  Ничего не случилось. Я замкнул за собою дверь, привычно исследовал ванную,
спрятал стальное лезвие в рукоять. Подошел к двуспальной кровати.
  Не скажу, будто зрелище оставило меня вполне равнодушным. Повидав Рюйтера,
я ожидал беды и уже не имел никакого профессионального права застывать,
сглатывать подкативший к самому горлу комок, ошеломленно смаргивать. Но
как раз этим-то и ванимался я несколько последующих мгновений.
  В сущности, все было весьма опрятно. Обошлось без кислот. Рука Элен
стискивала двадцатикалиберный пистолетишко, листа фанеры при выстреле в
упор неспособный прошибить. А на виске темнело круглое отверстие. Вот и
все. Наличествовали, конечно, пороховые ожоги да крови чуток вытекло - но
череп не разлетелся вдребезги, как бывает при ударе тяжелой, могучей пули.
  Если бы не восковая бледность, не рана и не пистолет, можно было бы счесть
женщину спящей.
  В углу, на столике, виднелась переносная пишущая машинка, наверняка
принадлежавшая Элен. В машинке виднелся наполовину высунувшийся бумажный
лист. На листе виднелось напечатанное прописными буквами:
  ПРОСТИТЕ НЕ СОЗНАВАЛА ЧТО ДЕЛАЮ БОЛЬШЕ НЕ МОГУ
ПРОЩАЙТЕ.
  Подле машинки являлась всеобщему обозрению пустая бутылочка с притертой
стеклянной пробкой. Полусъеденная потеками едкой жидкости наклейка
возвещала: "... ота серн... концентр... " Рядом валялся маленький шприц, в
котором виднелся некий осадок. Предусмотрительно и заботливо оставленный -
дабы совпасть с формулой отравы, которая прикончила бедного Грегори.
  Картина даже у тупейшего из полицейских не вызвала бы сомнения. Убийца не
вынесла поединка с чувствительной совестью, отпечатала записку, прилегла
поудобней и пальнула себе в висок... Со стороны Рюйтера - весьма
оправданный ход. Я и сам немного подозревал Элен.
  Что ж, когда работа закончится, можно будет заказать огромный стакан виски
либо джина и вместо содовой разбавить напиток собственными слезами. А
сейчас надлежало действовать. И проворно.
  Я извлек из кармана попорченную кислотой перчатку, натянул на правую руку
Элен, еще не успевшую, окоченеть. И наделась, и снялась перчатка без
малейшего труда, ибо чересчур велика была. Последовательность событий,
заодно с причинами, становилась более-менее понятна.
  Обронив перчатку в комнате Грегори, Женевьева Дрелль вовремя всполошилась,
незаметно уведомила об этом Ганса Рюйтера, а немец, наверняка задав
растеряхе нагоняй, согласился замести следы. Снабдить полицию столь
несомненной разгадкой, что канадцы лишь порадуются и постараются не
заметить легкого расхождения в размерах. Да и нельзя разве пользоваться
перчаткой большой и свободной? От кислоты надежней защитит...
  И Гансу, и Женевьеве, конечно же, невдомек было, что перчатка у меня. Знай
милая парочка об этом обстоятельстве, Элен, пожалуй, не убили бы. Не убили
бы ее, пожалуй, и в иное время - девочка получила предупреждение касаемо
дверей, но Элен ждала меня и беспечно открыла Рюйтеру...
  Существуют любители возлагать на плечи всю мировую скорбь и чувствовать
себя в ответе за все. Это их частное дело. Я же не имел ни желания, ни
времени облачаться в рубище и посыпать главу пеплом. Я просто направился к
выходу.
  Но тут затрезвонил телефон.
  Чуток поколебавшись, я все-таки решился и поднял трубку, предварительно
кинув поверх пластмассы носовой платок: Разумнее казалось узнать: кто
именно вызывает. Зазвучал молодой, знакомый мужской голос, уже слышанный
ночью в лесных дебрях:
  - Элен? Из Денвера сообщают: этот гусь, Клевенджер, - действительно
частный детектив. Безобиден. Принимай на здоровье и не тревожься...
Элен?.. Эй, Элен! Это ты?
  Решиться было несложно. Я, разумеется, мог положить трубку, предоставив
Ларри Фентону и Маркусу Джонстону теряться в догадках, но коль скоро Элен
уведомила их о нашей встрече, значит ребятки трудились втроем. На один из
вопросов, не решенных Маком, сыскался ответ. А поскольку и Фентон, и
Джонстон обязательно и непременно ринутся меня допрашивать, лучше было
сыграть в мальчишескую наивность.
  - Это гусь по имени Клевенджер, - ответствовал я. - Если ты гусь по имени
Фентон, прекращай гоготать и стремглав лети сюда. В клюве принеси лопату -
кой-кого надобно похоронить. Потребуюсь после - отыщешь в кемпинге. Уже
полагается знать мою стоянку.
  - Не смей уходить! Подожди в доми... Я опустил трубку. Поглядел на
кровать. Увы, нам платят за плащ и кинжал, а вовсе не за карающий меч.
  Обещать убитой, что отплачу сполна, изрекать напыщенные драматические
фразы означало бы завести бессмысленный монолог, бесцельно бормотать
наедине с собою. Людей, которые склонны к подобному, определяют в
сумасшедший дом.
  Я не мстить явился. Напротив, получил недвусмысленный приказ: пособить
убийцам избежать любой и всяческой кары.


                                  Глава 9


  Когда я вышел из домика номер четырнадцать, на западе гасли последние
розовые проблески зари. До машины добрался благополучно и отъехал без
приключений, и несколькими кварталами далее остановился у заправочной
станции. Покуда служащий наполнял бак VW, я ускользнул в уборную, вынул
изгаженную лайковую перчатку, раскрыл нож и тщательно искромсал несчастную
улику на мелкие кусочки. Затем понемногу, чтобы стока не забить, побросал
кожаные клочья в унитаз, не забывая пускать вослед обильные водяные
потоки. Пускай думают, что у меня желудок раскапризничался...
  Сообразно приказу, тюрьма числилась предпоследним из подходящих Женевьеве
Дрелль мест пребывания. Последним считался электрический стул... Ее
поручили моим заботам, смазливую, высокую, кислотно-щелочную,
цианисто-калиевую особу. И Ганса Рюйтера, специалиста по выведению в
расход ничего не подозревающих девиц, доверили моему же попечению. Долг
велел оберегать обе хитроумные, злобные, красивые головы и не дозволять ни
единому лишнему волоску выпасть вон.
  Вдобавок, сказал я себе, дергая цепочку сызнова, перчатка могла навлечь
неприятности на меня самого. Там, в кемпинге... Куда я добирался неспешно,
предоставляя Фентону и Джонстону побольше времени, дабы учинить
правильную, положенную по наставлениям засаду...
  Увидеть их тотчас я, конечно же, не смог, ибо расположился на отшибе, по
соседству с лесной опушкой, где кустарник рос вольготно и густо. Потом
увидел. Младшего. И подумал, что уж с этим парнем охотиться из засадки на
водоплавающую или пролетную дичь не отправлюсь никогда. Особи вроде Ларри
Фентона просто не умеют замирать и неслышно караулить. Ларри зашелестел
ветвями и выпрямился чуть ли не прежде, чем объект покинул автомобиль.
  Включенные фары светили вовсю, пока разгорался походный керосиновый
фонарь. Потом я определил фонарь на столик, сунул руку в кабину, придавил
кнопку. Фары погасли. А Джонстон выступил из-за ближайшего дерева, держа
револьвер наизготовку. Я вежливо поднял обе руки. Тогда Ларри Фентон
выскочил сбоку, приблизился и стукнул вашего покорного слугу в челюсть.
  Наверное, слово "стукнул" звучит излишне сильно: просто смазал по
физиономии. Но я исполнительно шлепнулся наземь, потому что в похожих
переплетах вернее всего прекратить потасовку еще до ее начала. Частный
детектив Клевенджер слишком разумен и осторожен, чтобы связываться с двумя
вооруженными людьми из Федерального Бюро. Вдобавок, не люблю драться
кулаками: кровавишь себе суставы, а итог едва оправдывает потраченные
усилия. Да еще и сдачи получаешь той же монетой. Лупить человека - так
наповал. Иначе вообще надлежит всемерно воздерживаться от лупцевания.
  - Ты убил ее! - зарычал Фентон. - Убил ее, скотина!
  Пинка по ребрам даже разумный мистер Клевенджер не смог бы вынести
невозмутимо. Я скосился на Джонстона, державшегося поодаль с револьвером в
руке. Опытный, надежный профессионал, отозвался о Джонстоне Мак. На первый
взгляд мужчина впечатления не производил. Никакого. Повстречаешь в толпе -
взглядом не удостоишь.
  Невысокий пухлый очкарик. Одутловатое, бледное лицо, редеющие каштановые
волосы гладко зачесаны к затылку. Джонстон казался коммивояжером или
страховым агентом, который любит, вернувшись домой - к пухлой жене и двум
пухлым розовощеким отпрыскам, вяло пялиться в экран, цинично и справедливо
именуемый "кретиноскопом".
  По более пристальном рассмотрении за стеклами очков обнаруживались
холодные голубые глаза, и вы подмечали, что рука, сжимающая револьвер,
целится неколеблемо... Этот человек не действует сломя голову, подобно
своему зеленому напарнику. И не проделает во мне дырку при малейшем
неосторожном движении. Можно было и сдерзить капельку.
  Отведя взор от метавшего громы и молнии Ларри, я обратился к Маркусу:
  - Обуздайте-ка животное. Лягнет еще хоть раз - отрежу копыто. Клянусь
античными богами, а также языческими идолами!
  - Полегче, Клевенджер, - ответил Джонстон. - Легче легкого... Понял?
  - Заткнись, - ответил я, запуская предерзостную десницу в карман. Выстрела
не последовало. Я вынул заветный нож и с нарочитой неспешностью щелкнул
складным лезвием. Ларри замахнулся было, но Джонстон укротил его, подняв
левую ладонь.
  Я любезно уточнил:
  - Отрежу посередине щиколотки. Еще один пинок - и Фентона будут звать
Ларри-Костяная Нога... А ты, пончик недопеченный, прекрати пушкой
размахивать! Нажмешь на курок посреди кемпинга - с местной полицией
объяснишься. И весьма подробно.
  Джонстон и бровью не повел:
  - Больно ты бойкий малый для паршивого частного детектива.
  Я отпарировал:
  - Больно ты бойкий малый для вшивого шпионишки! Небось, орудуете в
дружественной стране безо всякого разрешения, а?
  - Откуда узнал? И, кстати, откуда имя Ларри выудил?
  - У вас, голубчиков, - ухмыльнулся я. - Ты сам окликал его ночью, в
зарослях, под обломным ливнем. Сопляк заблудился и взывал о помощи. Не
забыл?
  Пухлый федеральный агент огорчился:
  - Подсматривал? Тоже?
  - Конечно, подсматривал. И подслушивал. Только, не в пример некоторым, я
старый лесной бродяга. Извини за похвальбу.
  - Как пронюхал о наших занятиях?
  - Изначально сказали: в деле участвует ФБР. А прошлой ночью, в Регине,
девушка пыталась выудить у меня требуемые сведения и заявила: работаю на
Дядю Сэма. В "Лосиной Голове" я снимаю трубку - и слышу милый знакомый
голосок. Два плюс один равняется трем. В школе это зовут арифметикой. В
сыскном деле - дедукцией... А на поддержку из Вашингтона и рассчитывать не
моги! Если полиция узнает о федеральных ослах, учинивших посреди Канады
покушение на соотечественника, Эдгар Гувер открестится от вас и громко
скажет "сгиньте, окаянные".
  - На соотечественника? На убийцу, так вернее. Не удостоив Джонстона
ответом, едким и немедленным, я поднялся. Ларри шагнул было вперед, но
замер, остановленный жестом командира. Я закрыл нож и убрал его с глаз
долой.
  - Убийцу?
  - Ведь Ларри уже пояснил. Мы считаем, что Элен застрелил ты.
  - Ох, оставьте! Милая старая песенка! Налететь с пеной у рта, обрызгать
слюной, застращать, застигнуть врасплох... Этого Hombre, - я указал на
себя, - врасплох не застают. Поговорим рассудительно. Элен застрелилась.
Ясно, как Божий день. И причина столь же ясна... Пистолет, между прочим,
ее собственный.
  Говорил я наугад и наверняка - одновременно. Ганс Рюйтер мог использовать
лишь оружие самой жертвы. Собеседники переглянулись и промолчали.
  - А теперь вопрос: дело замнется или вы намерены сделать меня козлом
отпущения?
  - Чего ради?
  - Страховые агенты, чиновники, полицейские и прочая подобная шушера очень
дорожат незапятнанной честью ремесла или мундира. А потому и стремятся
выгораживать сотоварищей любыми средствами. Кстати, надоедливый Клевенджер
уберется с дороги, мешать не станет...
  - Козел отпущения... - задумчиво повторил Джонстон. - Весьма
привлекательная мысль...
  - Дурацкая мысль. Оставьте все как есть - и делу конец. В Брэндоне. А
начало было в Регине,
Ларри уставился на Джонстона с недоумением и гневом.
  - Неужели ты слушаешь его, Маркус? Да Элен вовеки не застрелилась бы! И не
прикончила бы человека флаконом кислоты, знаешь сам! Убийца - здесь! Вот
он!
  Я укоризненно покачал головой:
  - Где откопали этого мыслителя? Думаешь, он сам верит галиматье, которую
изрыгает? Полагаю, нет.
  - Верю! - прошипел Фентон. - Ты убил ее, и сам сознаешься...
  - Разумеется. Убил. А потом поднял трубку и расписался в злодеянии.
Правда, гениальный ход?
  Оставалось лишь дивиться, каким образом Женевьева, обретавшаяся под
неусыпным наблюдением, сумела уведомить Рюйтера. Должно быть, остановилась
у бензоколонки, дала незаметно следовавшему по пятам немцу условный знак,
удалилась в уборную. Рюйтер, в свою очередь, пожелал облегчить желудок и
отправился на мужскую половину. Дальше разговаривали через тонкую стенку.
По крайности, я не додумался ни до чего иного. А выдавать любимого и
лелеемого Ганса федеральной парочке не помышлял. И угрюмо уставился на
Ларри.
  Парень был еще молод: примерно двадцать пять или двадцать шесть, но
случайный наблюдатель мог дать и побольше, ибо Фентон - то ли
преждевременно лысея, то ли Юлу Бриннеру подражая, брил голову наголо.
Тощий, бледноликий. Измученный. Пожалуй, недавно вышел из больницы. Или
госпиталя... Следовало относиться к Фентону милосерднее. Возможно, и агент
неплохой, только пережил нечто ужасное, получил серьезную рану или тяжелую
травму. Не наберется ума - рано или поздно заработает новую. И не
исключаю, что причиной тому буду самолично.
  Еще несколько минут мы переругивались весьма оживленно и ядовито.
Многоопытный Джонстон удостоверился, наконец, в невиновности Дэйва
Клевенджера, дозволил напарнику быстро и небрежно обыскать нахальную
ищейку из Колорадо, потом вернул револьвер в наплечную кобуру. И взялся
склонять меня к сотрудничеству. И принялся пояснять возможные последствия
отказа:
  - Вообще-то в подобных операциях частному сыску не место... Но коль скоро
вы уже здесь... И ежели откажетесь... Тогда вас попросту... Вы обязаны...
  - Конечно, - сказал я. - Только не мешайте работать. Узнаю любопытное -
сообщу немедленно.
  - Сделайте милость. Ларри, пойдем.
  Оба растаяли в темноте. Я потер, наконец, ушибленную челюсть, скривился,
прошагал в палатку, разжег примус, водрузил на него сковороду, изжарил
купленный в Брэндоне бифштекс. Жилистый, жесткий и невкусный.
  Что ж, от Ганса Рюйтера их удалось на время отвести. А большего покуда и
не требовалось.
  Серебряный трейлер сиял освещенными окнами. Я постучался в дверь. Та
немного приотворилась. Высунулась Пенни.
  - Можно побеседовать с матушкой?
  Маленькое личико выглядело осунувшимся и перепуганным. Помедлив, Пенни
обернулась:
  - Мама, опять явился этот частный детектив. Поговорить хочет...
  - И не просто поговорить, а про убийство, - прибавил я.
  Воцарилось молчание. Женевьева, еще незримая для меня, поднялась,
приблизилась, оттолкнула дочь в глубины передвижного домика, явила
собственный лик.
  - Про какое убийство, мистер Прескотт?
  - Разрешите войти?
  Женевьева скосилась через плечо, замялась, точно безмолвно просила совета,
и отрезала:
  - Нет. Нельзя.
  Жаль, подумал я, надо же было объявиться так не вовремя! В трейлере,
безусловно, затаился посторонний. А его присутствие следовало скрывать ото
всех - и в первую очередь от Фентона с Джонстоном.
  Я изобразил усталый, обреченный вздох и произнес:
  - Хорошо, сударыня. Могу и снаружи постоять. Но, думается, вам
небезынтересно услышать: Майка Грина действительно убили. А женщина,
совершившая преступление, покончила с собою часа два назад, в одной из
Брэндонских гостиниц. Любопытно, да?
  Стоявшая полутора ярдами выше миссис Дрелль сухо молвила:
  - Не понимаю, что вы тут находите любопытного. Гнусная гибель Майка Грина
трогает меня еще меньше, чем...
  - ...Достогнусная жизнь Давида Клевенджера, - подхватил я беззаботным
голосом. - Доброй ночи, сударыня.
  И удалился, провожаемый эхом удара: входную дверь Женевьева захлопнула с
неподдельной злостью. Но я передал приятное известие, и ночь они с Гансом
Рюйтером проведут спокойно. А при помощи покорного слуги еще и
благополучно скроются, совершив два убийства. Но Рюйтер меня разочаровал.
Только завершенный, девяносто шестой пробы остолоп решился бы пожаловать к
Женевьеве нынче вечером. Помогать человеку, до такой степени глупому,
подумал я, будет нелегко.
  Доведется рассчитывать возможные комбинации на три-четыре хода вперед. А в
следующий раз наниматься телохранителем к личностям более разумным и
приятным...
  Я вздохнул. И не надейтесь, мистер Хелм. Порядочных людей охраняют люди
порядочные. А мне, и иже со мною, как правило, достаются задания, за
которые уважающий себя субъект и взяться побрезгует.


                                  Глава 10


  С утра моросило. Семейство Дрелль покинуло кемпинг раньше обычного,
незадолго до семи. Я, несомненно проспал бы - а в лучшем случае, завтрака
лишился, - если бы ночной визит не подготовил меня к любым и всяческим
неожиданностям.
  Сперва я приготовился к новому состязанию в мелких шоферских подлостях, но
Женевьеву точно подменили. Даже на магистральном четырехрядном шоссе
госпожа Штопор правила с утонченной осторожностью и оглядкой - точно
доверху нагрузила прицеп сырыми куриными яйцами. Только навряд ли она
пеклась о моем удобстве и спокойствии. Следовало призадуматься.
  Пенни оставалась в трейлере и наверняка не скучала от одиночества.
Прицепные домики не оборудуются для безопасной перевозки людей, кое-где за
это и водительские права отобрать могут. Напрашивался вывод: Женевьева
едет по всем правилам и блюдет положенные пределы скорости не желая
привлекать внимание регулировщиков. Или опасаясь угодить в случайную
аварию - сколь угодно мелкую.
  Мы давно пересекали провинцию Манитоба, степные просторы Саскатчевана
сменились местностью холмистой и лесистой. Минуя сосновую рощу, миссис
Дрелль внезапно затормозила у обочины. Я прокатил мимо, собираясь
проделать в точности то же за ближайшим изгибом дороги, а потом выбраться
из VW и втихомолку осмотреться.
  Но прямо за поворотом я налетел на полицейский заслон.
  Оставалось лишь вести себя, как положено туристу-межеумку: высовываться из
окошка, вертеть головой и сыпать вопросами. Одновременно даваясь диву:
откуда подопечная разузнала о преграде? В стечения подобных обстоятельств
я не шибко верю.
  Высокий сержант Королевской конной полиции, увенчанный широкополой шляпой
и затянутый в бриджи с желтыми лампасами, приблизился, отдал честь,
вежливо спросил мои документы. Извинился. Вновь отдал честь, позволяя мне
двигаться куда глаза глядят. Но в мозгу моем зашевелилось нечто, именуемое
сообразительностью, - по крайней мере, уповаю на ее наличие.
  Отнюдь не спеша уезжать, я высунулся еще дальше и спросил:
  - Вы еще не изловили этих беглых каторжников? Нет? Я думаю! Станут ребятки
шататься чуть ли не у самой тюрьмы! Или по шоссе гулять, когда вокруг -
леса немеряные! Да они уже, наверное, в Гудзоновом заливе ноги от грязи
отмывают!
  - Ошибаетесь, - улыбнулся канадец. - Один из преступников родился в
Брэндоне, сэр. И, вероятно, затаился у каких-нибудь знакомых, выжидает. По
нашим данным, обоих видели в городе вчера вечером.
  - Ага, - просиял я. - Удобно родиться возле тюрьмы, в которую попадешь.
Каждую стежку и закоулок заранее успеваешь изучить назубок! Нелегко вам
приходится, да?
  - Не очень, сэр.
  Я помахал сержанту и помчался вперед. Возникшее предположение казалось
невероятным до глупости... Но с Женевьевой творилось неладное - и
необъяснимое. И пока не удастся выяснить причину с достоверностью, любая
догадка будет не хуже всякой иной.
  Остановив машину за следующим холмом, я извлек на свет Божий цейссовский
бинокль, пешим порядком достиг удобного, достаточно высокого местечка меж
деревьями и устроился наблюдать. Несколько минут спустя голубой форд и
серебристый прицеп возникли у заслона, послушно замерли, подверглись
досмотру. Женевьева сидела за рулем, а соседнее место пустовало.
  Сержант распахнул пассажирскую дверцу, вновь закрыл, откланялся, вполне
удовлетворенный. Напарник его исследовал трейлер и тоже не обнаружил
ничего подозрительного. Женевьеву, как и меня, отпустили с миром.
Подопечная поравнялась с холмом, опознала фольксваген, проехала немного
дальше и затормозила вновь. И опять у обочины.
  Лицо женщины опустилось на баранку, плечи затряслись. Женевьева рыдала.
Всерьез.
  Услыхав шаги по гравию или просто почуяв мое присутствие, она рывком
подняла голову. Я ошибся. Миссис Дрелль не рыдала. То есть сотрясало ее
по-настоящему, нервной дрожью колотило - но глаза были сухими. Круглыми.
Полубезумными.
  Прилежно играя роль частного детектива Клевенджера, я осведомился:
  - Что-то приключилось? А кстати, сударыня, где Пенни?
  Женевьева смотрела неприязненно - и в то же время с непонятной,
необъяснимой надеждой. И сомнением. Словно взвешивала: достаточно ли тяжел
возникший переплет, чтобы просить содействия у существа столь низменного и
отвратительного?
  Когда безмолвие затянулось дольше разумного, я пожал плечами и двинулся
прочь. Обогнул прицеп, осторожно раскрыл заднюю дверь, забрался внутрь.
  Конечно, подумал я, коль скоро даме взбредет в голову тронуть автомобиль,
окажусь невольным пассажиром. Или придется выпрыгивать на ходу, а бетонное
шоссе - не самое приятное место, если покатишься кубарем. Но, с другой
стороны, какая Женевьеве корысть увозить меня?..
  В передвижном домике не было ни души. Опрятный, чистенький трейлер.
Прибрали на славу, точно чьи-нибудь следы замели.
  Я исследовал унитаз, одновременно служивший биде, заглянул в узкий
фанерный шкафчик. Полицейских, говоря беспристрастно, уволить полагалось
бы за эдакую работу. Столько детских вещиц! А где же, простите, хозяюшка?
Я перерыл несколько ящиков, обнаружил кухонную утварь, бельишко,
три-четыре комикса - и, уже под широкой двуспальной кроватью, подальше с
глаз, - полное собрание детских игрушек, застенчиво хранимое
пятнадцатилетней Пенелопой Дрелль как память. От переводных картинок - до
рогаток, от прозрачных водяных пистолетов - до кукол, облаченных в
кружевные платьица, от резиновых мячиков - до пластмассовых фишек для
настольной забавы.
  Сам не представляя, что именно разыскиваю, я раскрыл маленький комод,
пристроенный к углу постели. Заскрипел гравий, к трейлеру приближались. И,
уже вознамерившись отступить, я неожиданно увидел вещицу, заслуживавшую
определенного внимания. Белая замшевая перчатка. Одна, без парной.
Перчатка с левой руки. Где-то уже встречалась весьма похожая... Для
девочки - слишком велика. Но любящей маме должна приходиться впору...
  Я захлопывал комод, когда трейлер покачнулся, и в освещенном проеме двери
возникла Женевьева.
  - Едва ли Пенелопа скрывается там, где вы ищете, - ядовито заметила она. -
Если, конечно, ищете Пенелопу.
  - Да, Пенелопу. Или нить, ведущую к ней. Частные детективы - большие
любители хвататься за любую ниточку, сами знаете. Где ваша дочь?
  Женевьева стояла не шевелясь.
  - Ведь не поверите, - выдавила она под конец. - Не поверите все равно!
  - Смотря чему, сударыня.
  - Пенелопа - в лесу! - Женщина махнула рукой в сторону окошка, за которым
виднелись холмы, поросшие сосняком. Еще мгновение миссис Дрелль
колебалась, а потом заговорила безудержно:
  - В жизни такого прощелыгу не попросила бы о помощи, но... выбора нет! Не
сделаю, что ведено - девочку прирежут. Увидят, как мы разговариваем - тоже
прирежут! Понимаете?
  - Кто? - перебил я.
  Женевьева глубоко, отчаянно вздохнула:
  - Безумие! Чистое ведь безумие! Ко всему прочему в придачу мы нарвались на
двух улизнувших бандитов! Можете смеяться, мистер Клевенджер, можете не
верить и лопаться со смеху! Только мне самой не до шуток! Почему не
смеетесь? Ведь умора, умора чистая... О, Боже мой!
  Упомянутое мною выше предположение оказалось и впрямь диким, разлетелось
вдребезги, а посему излагать его задним числом не стану. Однако частный
детектив Клевенджер едва ли купил бы рассказ Женевьевы оптом.
Приличествовало усомниться. Для вящей убедительности.
  Я уставился на женщину с возмущением, словно и впрямь негодовал. Забавнее
всего было то, что, обнаружив искомую перчатку, я сразу начал относиться к
подопечной чуточку мягче. Отыскав недостававшее звено, я прекратил
рассуждать как сыщик и вспомнил: ведено завоевывать Женевьевино доверие, а
не волочить негодяйку на эшафот (в Канаде) либо электрический стул (в
Соединенных Штатах).
  Для матери, чей ребенок очутился в разбойничьих лапах, Женевьева держалась
на удивление стойко. И выглядела поразительно. Как жаль, подумал я, что
бедняга, возможно, очутится в могиле, тюрьме или России... Растаяла,
дурища, поддалась очарованию красного шпиона, именуемого Рюйтером...
  Я безмолвствовал. Женевьева еле слышно выдавила:
  - Говорю же, не поверите.
  - Очень трудно поверить, сударыня. Вас непрерывно сопровождают частный
детектив - одна штука и федеральные агенты - две штуки. Желаете уверить,
будто удравшие бандитские образины облюбовали именно этот прицеп? Сколь
дивно сие совпадение!
  Замотав головой, Женевьева ответила:
  - Ничего удивительного, мистер Клевенджер. У того, который помоложе, в
Брэндоне живет подружка, приютившая обоих. Мерзавцы подумали, смекнули,
как дальше быть, выслали девку в кемпинг на разведку и узнали: мой трейлер
- единственный, где нет мужчины. Женщина и дочь-подросток. Управиться и
припугнуть несложно...
  Я плечами пожал:
  - Звучит убедительно до неприличия... Когда же эти странствующие рыцари
пожаловали к вам? Издевку Женевьева пропустила мимо ушей.
  - Ворвались бесшумно, когда смерклось, а застали врасплох... Понимаете, в
дверь стучатся, я думаю: опять Клевенджеру неймется, отмыкаю - и прямо в
ребра упирается огромный кинжал.
  Она указала, куда именно. Потерла уколотое место локтем.
  - Младший из двоих - настоящий зверь. А я не героиня, и... и о Пенни
думать обязана. Это случилось незадолго до вашего собственного прихода.
Понимаете, почему не впустила?
  Рассеянно созерцая Женевьеву, я изображал глубокую задумчивость.
  - Ночевали, получается, вместе? Вас... или Пенелопу... беспокоили?
  Женевьева коротко хохотнула.
  - Беспокоили, конечно! Только не так, как вы предполагаете, мистер
Клевенджер. Молодой успел переспать со своей шлюшонкой, а пожилого
привлекала исключительно выпивка. На заре он долакал мою бутылку виски
досуха. Истосковался в тюрьме по спиртному.
  - Опишите обоих.
  - Начинаете верить? - ядовито полюбопытствовала Женевьева. - Молодому -
слегка за двадцать, высокий, худощавый, смазливый, злобный. Чистейшей воды
подонок из темного переулка. Понимаете? Вооружился большим охотничьим
ножом: девка для миленочка расстаралась...
  - Очень большим?
  - Шестидюймовое лезвие. Махал кинжалом, точно Сирано де Бержерак рапирой!
Хвастал, что угодил в тюрьму, прирезав кого-то насмерть... Второму - лет
пятьдесят пять-шестьдесят, видимо, запойный пьяница. За что посадили - не
знаю, ну совершить преступление, требующее храбрости, он едва ли способен.
Пытался выскользнуть за новой бутылкой, но младший пообещал выпустить ему
кишки. Чуть не сцепились! Пожилой ухватил мой кухонный тесак, но драться
не стал, а вжался в стенку и скулил, как дворняга побитая. Тесак ужасный:
тяжелый, отточенный, десятидюймовый клинок.
  - Итого: два лезвия, - подытожил я. - Стволы имеются?
  - Теперь поверили?
  - Вас, кажется, спрашивают об огнестрельном оружии, миссис Дрелль.
  - Нет. И ручаюсь, что нет. Они весь трейлер перевернули, надеясь отыскать
револьвер. - Женевьева осклабилась: - Или ружьецо припрятанное... Все
обыскивают мой домик: от федеральных агентов до криминальных субъектов!
  - И тогда, - произнес я, - Пенелопу сделали заложницей.
  Я посмотрел на лежавший поблизости футляр. Открыл его и вытряхнул пару
небольших очков. Рассеянно посмотрел сквозь линзы. Раннюю близорукость
Пенелопа Дрелль явно унаследовала от ученого и многомудрого папаши, ибо
маменька великолепно обходилась без оптических приспособлений на носу.
  Я вообразил худенькую, плохо видящую девочку со скобками на кривых зубах,
бредущую сквозь ельник в приятном обществе беглых каторжников, один из
коих предположительно числился убийцей... Напомнил себе, что спасение
малолетних приказом не предусмотрено. С другой стороны, приказом
предусматривалось подружиться с Женевьевой, а лучшей возможности нельзя и
желать...
  Угомонив профессиональную совесть, я решился.
  - Пенни хоть как-то может обходиться без очков? Стекла довольно сильные.
  - Это старый рецепт. Она ушла в очках, в запасной паре. Вернее, запасную
вы в руках держите...
  - На кой ляд вы потащили девочку за собой? Почему не оставили дома?
  Зеленовато-серые глаза Женевьевы сузились.
  - Дома? У отца, которому наплевать не все и вся, кроме лазерных лучей?
Откуда я знала, что сведу знакомство с канадскими уголовниками?
  - Если женщина тайно бежит к возлюбленному, отпрыска полагается привозить
немного позже...
  - А-а-а, вы и о Гансе пронюхали? Мистер Клевенджер, в делах амурных не
существует правил. Я сказала Рюйтеру: или приедем вдвоем, или вообще не
приеду.
  - Спрашивать о месте грядущего свидания, разумеется, бесполезно?
  - А какое вам дело? Вы - частный детектив, нанятый присматривать за
благополучием Пенелопы. Ни Ганс, ни украденные мною... научные формулы вас
не касаются. Ох, боюсь, носит мистер Клевенджер значок на отвороте
лацкана! Я ни единому слову о независимом сыске не поверила, и не верю,
только... только мне все равно, помогите Пенни спасти, пожалуйста!
  - Какие отданы распоряжения?
  - Молодой устроился на полу кабины, со мною рядом, незадолго до рассвета.
И все время, покуда ехали, заставлял описывать местность вслух. Он,
кажется, заранее знал, где ставят в подобных случаях заслон. Велел
затормозить, выбрался, выпустил приятеля, уволок Пенни. Мне сказали: минуй
полицейских, поворачивай на первый проселок, уводящий вправо, езжай ровно
две мили до лесного озера и дожидайся там. Если они приплетутся и не
застанут меня, если я попытаюсь хоть словечко шепнуть законникам...
  Женевьева запнулась.
  - То Пенни прикончат, - подхватил я. - С выкрутасами да вывертами. Старая
песня. Забирайтесь за руль, трогайте, сворачивайте на проселок. Я последую
в фольксвагене. Когда шоссе исчезнет из виду - остановитесь и впустите
меня в трейлер.
  - Собираетесь?..
  - Всему свой черед, - оборвал я. - Поясню в должную минуту. А теперь -
ходу, иначе полиция, того и гляди, проявит здоровое любопытство.
  Женевьева нахмурилась. Должно быть, гадала, сколь велика совершаемая
ошибка и можно ли было вообще доверяться эдакому прохвосту.
  Потом спрыгнула наземь и зашагала к форду, предоставив мне замыкать прицеп
самостоятельно.


                                  Глава 11


  Я срубил и обтесал маленьким походным топором чудную, прямую сосенку.
Женевьева молча следила, как я, снимает остатки сучьев, отсекает вершину и
комель, обзаводясь надежной, хотя и липкой от смолы трехфутовой дубинкой.
  Надевая на лезвие топора кожаный чехол, я мысленно посетовал, что не могу
применить некоторые, сызмальства приобретенные навыки. Индейский томагавк
- изумительно действенное оружие, но ежели мечешь в голову либо грудь
противнику полтора фунта заточенной стали, противник имеет обыкновение
испускать дух. А канадские власти уже растревожены событиями в Регине и
Брэндоне. Членовредительство и человекоубийство надлежало сводить к
минимуму.
  - Неужели у вас не найдется пистолета? - недоверчиво спросила Жепевьева. -
Насколько знаю, частные детективы просто сгибаются под бременем
крупнокалиберных стволов. И правительственные агенты, между прочим, тоже.
А вы - или тот, или другой. Скорее, Другой.
  Разглашать свою истинную огневую мощь без особой нужды просто неразумно. Я
пожал плечами:
  - Меньше глядите в телевизор, сударыня. Ибо в жизни от пистолета больше
неудобства, чем пользы. Особенно за границей, через которую стволы
провозить запрещают. Выпали даже в беглого убийцу - хлопот не оберешься. И
досадных, доложу вам, хлопот.
  Я подбросил дубинку, повертел ею, приноровился.
  - Не беспокойтесь. Умело работая палкой, можно в одиночку отогнать
полдюжины машущих ножами неучей.
  - Обожаю скромность, - весьма сухо сказала Женевьева. - Надеюсь, ваше
самомнение обоснованно.
  - Кстати, попомните: ублюдки наверняка приставят Пенелопе к горлу нож.
Предрекаю это. Вытащите револьвер - и человек разволнуется, рука дрогнет,
а нож, по вашим же словам, отточен старательно. Вот если я появлюсь по
сути безоружным - дело иное...
  - Получается, - молвила женщина, - вы беретесь противостать паре
вооруженных мерзавцев, поигрывая сосновой тросточкой? Вы или чрезвычайно
храбрый, или неимоверно глупый человек, мистер Клевенджер.
  - Вскорости проверим.
  Женевьева поглядела в упор, еле заметно пожала плечами, двинулась к
машине. Я подметил, что у нее уверенная, свободная от малейшего кокетства
походка.
  Таким особам ни к чему вилять бедрами, дабы подчеркивать собственную
женственность...
  - Миссис Дрелль!
  Она замедлила шаг, обернулась:
  - Да?
  - Скажите, пожалуйста, ваше девичье имя. Разумеется, вы не запамятовали,
что Мак успел уведомить подчиненного обо всем, относившемся к делу. Но
задать этот вопрос по некоторым соображениям требовалось - и настоятельно.
  - О`Брайен, - ответила Женевьева после короткой заминки. - А чего ради...
  - Превосходно! - засмеялся я. - Просто любопытствую. В путь, о
несравненная Дженни О`Брайен.
  Подобная фамильярность изрядно рассердила Женевьеву, однако женщина
сдержалась, безмолвно улыбнулась и четверть минуты спустя включила
двигатель. Я снова прикинул свою клейкую дубинку на длину и вес, метнул
прощальный взгляд в сторону полускрытого еловыми стволами и лапами
фольксвагена, забрался в трейлер. Мотор набрал обороты, заскрежетала
коробка передач, и мы тронулись.
  Не зря в передвижных домиках запрещают возить пассажиров! Трейлер мотало и
подкидывало, шкафы шатались, утварь лязгала, звякала, гремела. Посуда
затеяла плясать краковяк, и я непроизволвно подумал, что серную кислоту
полагается хранить в стеклянной таре. Пластмассу и металл она проедает
насквозь. И один-единственный хороший ухаб...
  Долго разыскивать не пришлось. Чудный флакон салатной приправы бросался в
глаза тотчас, ибо соусы не закупоривают притертой стеклянной пробкой. Да и
прозрачный соус - явление редкостное.
  Я разглядывал бутылочку с неподдельным, огорчением. Я-то начинал
сомневаться: вдруг Женевьева Дрелль - действительно хорошенькая, бесстыдно
обманутая, неповинная простушка?.. Стоило, пожалуй, на всякий случай
вылить кислоту вон и заменить безобидной водой из умывальника, но это
значило бы насторожить подопечную - именно тогда, когда забрезжили первые
проблески возможного успеха.
  Некоторое время я рассуждал: а не разбавить ли кислоту, не ослабить ли ее
чудовищное воздействие? К сожалению, химик из меня отвратительный. Не
помню даже, что вливается во что: кислота в воду или вода в кислоту.
Перепутаешь - начнется бурная реакция, и брызги полетят куда попало, не
исключая твоей ясе физиономии. Тем паче, в тряском автомобильном
прицепе... Возвратив окаянный флакон в шкафчик, я тщательно запер дверцу и
уселся подальше.
  Немного погодя трейлер мягко притормозил и замер. Я осторожно выглянул в
боковое окошко и узрел голубое озеро, окаймленное кедровником и ельником.
Остановились мы на лугу, полого спускавшемся к береговой кромке.
Хорошенькая, веснушчатая, сернокислотная и цианисто-калиевая Женевьева
повернула ключ зажигания. Двигатель умолк. В соответствии с наставлениями,
женщина сидела за рулем и не пыталась навестить меня. Тем лучше. И
спокойнее... Не то можно уступить соблазну, изобразить проголодавшегося
вегетарианца и спросить порцию салатика с изысканной приправой.
  Тихо, точно две мыши, затаившиеся близ живописного канадского озера,
посреди величественных канадских лесов, мы дожидались беглых канадских
бандюг. Оные отнюдь не опоздали на свидание.
  - Эй, в машине! Эй, леди, просыпайся! Нечто среднее между грозным окриком
и хриплым беспокойным шепотом - если такое уподобление удачно. Я отпрянул
от окошка, подобрался к дверям, изготовился.
  - Раскрывай кабину с обеих сторон и выскакивай! А мы проверим, все ли в
порядке!.. Вот-вот. Умница. Теперь замри, а то проткну девочке почечку...
Хомяк, загляни-ка в прицеп!
  Голос Женевьевы зазвенел неподдельной, приятной моему слуху паникой:
  - Но там никого нет!
  - Значит, никто не подохнет. Шевелись, Хомяк!
  - Погодите!!!
  Паника, извините за злоупотребление греческими словами, достигла апогея.
Просто изумительно. Я припомнил: у Женевьевы по части обмана и притворства
наставник имелся многоопытный - Рюйтер. Да и собственного, какого ни на
есть, опыта набраться успела.
  - Погодите! Там есть... Частный, независимый от полиции детектив! Я
вынуждена была его привезти! Он остановил меня и... и потребовал сообщить,
куда исчезла Пенни. А он говорит: возьми с собой или позову полицию! И
обещал о вас позабыть, если девочка жива и невредима!
  - Обещал? - донесся издевательский вопрос. - Как это мило!
  - Вы не понимаете! Он - частный, частный, частный сыщик! Американец! И
заявил: канадские власти сани должны разыскивать своих заключенных! Ему
плевать, ему-то платят лишь за присмотр, заботу о Пенни! Пускай выйдет!
Пускай поговорит с вами. Не режьте девочку... Я же говорю, был
единственный выбор: он - или полиция.
  Воспоследовало продолжительное молчание. Затем я услыхал:
  - Ладно, вели возникнуть. Но с пустыми руками. Увижу пистолет - раскрою
девке брюхо, запомни.
  - Да! Да, конечно! Выходите, мистер Клевенджер. Пожалуйста, будьте очень
осторожны и сдержанны. Или Пенни зарежут.
  Я отворил двери, спрыгнул на песчаную почву.
  - Брось дубину! - распорядился молодой каторжник.
  Пенни, по-прежнему одетая в короткую клетчатую юбку и белую блузку -
теперь измятую и несвежую, - казалась растерянной и ошеломленной.
Папильоток на голове, конечно же, не было. Нечесаные пряди волос падали на
лицо - бледное, перепуганное, очкастое. В остальном девица выглядела
неповрежденной.
  Уголовники являли зрелище более любопытное. Достойная парочка: молодой,
по-звериному красивый подонок, и стареющий воришка, томящийся от
неутоленных спиртных вожделений. Оба успели сменить арестантские робы на
какое-то невзрачное тряпье.
  - Брось дубину! - зарычал молодой.
  - Убирайся к чертям, остолоп, - любезно возразил я. - Боишься, что
прицелюсь веточкой и скажу: пиф-паф? Падай, ты убит?
  Сделав два шага прочь от прицепа, я продолжил:
  - Старый пень может забраться внутрь и проверить каждый уголок. Не
возражаю. Не то штанишки замочите от беспокойства.
  Рука молодого стиснула девочке горло.
  - Поменьше челюстью щелкай, мистер! Поколебавшись, бандит с неохотой велел
приятелю:
  - Хорошо, Хомяк. Делаем, как условились. Пойди, обыщи.
  Они, разумеется обменялись неким знаком, которого мне замечать не
полагалось. Хомяк обогнул вашего покорного слугу, забрался в прицеп,
объявился вновь.
  - О`кей, Франки. Ни души.
  - Отлично, - ухмыльнулся Франки. - Ты что-то сказать хотел, паскуда?
  Последнее относилось уже к моей скромной особе.
  - Да, конечно. Отпустите ребенка, и мы позабудем о вас. Начисто.
  Я говорил нарочито громко, дабы старая, утратившая прежнюю сноровку
скотина смогла подкрасться неслышно, как и положено уважающему себя татю.
Ибо, топая подобно Хомяку, только и можно было до тюрьмы дотопать... Я по
доброй воле работал глушителем и надрывался:
  - Решайся, Фрэнки, да пошибче! Отпустите девочку - и проваливайте на все
четыре! Куда глазки глядят! Мы вас не тронем!
  - Тронем? - изумился Фрэнки. - Ты меня тронешь, выблядок долговязый?
  Образованием достойного молодца явно занимался великий педагог по имени Т.
Ле-Визор, а хрестоматиями служили фильмы о гангстерах. А возможно, тюрьма
приучает любого, угодившего туда, изъясняться одними и теми же скучными,
задиристыми, заурядными оборотами полу - и вовсе нецензурного свойства. Я
имею в виду тюрьмы англоязычные, касаемо прочих - не знаю.
  - Сам укатишь, а нам пехом чесать, а? Ничего себе, струйка! Уж лучше было
в Брэндоне окопаться.
  - Черт с тобой, - отозвался я, - забирай машину. И прицеп, если не лень.
Только девочку выпусти. Обещаю...
  На звуке "ю" я развернулся, поймав Хомяка точнехонько в нужном месте и
положении. Кухонный тесак возносился ввысь, точно уголовник собрался
колоть лед и готовить коктейль на всю честную компанию. Подозреваю, Хомяк
всерьез рассчитывал поразить меня меж лопаток. Вором он, возможно,
числился заправским (в давние времена), однако в качестве убийцы не стоил
и гроша ломаного.
  Поднятым ножом ни совершить, ни отразить выпада нельзя. Также не стоит без
надобности орудовать палкой наотмашь. Посему я ткнул негодяя под ложечку,
словно копьем или штыком работал. Хомяк буквально переломился пополам,
подставил стриженый седеющий затылок. Здесь не ударить с размаху было бы
уже грешно и ошибочно. Я треснул коварного старца указанным образом,
уповая, что череп, не проломлю и лишних затруднений полицейским не создам.
  Хомяк повадился бесчувствен, аки скот зарезанный. А я небрежно и беззлобно
обратился к Фрэнки:
  - Право слово, отпусти ребенка. Не то подойду и отшлепаю. Ремешком.
  Разумеется, я пускался на изрядный риск. Вооружись уголовник револьвером,
я вряд ли решился бы доводить его до бешенства, потому что взбесившийся
homo erectus - да и sapiens, между прочим, - вполне способен придавить
гашетку непроизвольно. А вот заколоть ударом ножа в спину возможно лишь по
расчету.
  - Ну, мистер, теперь не обижайся! - процедил Фрэнки. - Брось дубину! В
последний раз говорю: брось! Или...
  - Или что? Зарежешь девочку? Но проку-то ни малейшего не получишь!
  С вызывающим и преднамеренным пренебрежением я сплюнул.
  - Верней, получишь. Палкой по башке. И колотить буду насмерть. Ноги у меня
длинные, бегаю как олень, в лесах не новичок, вроде тебя, паршивца.
Затравлю, загоню, забью. Хоть одну капельку крови ребенку пустишь - читай
отходную молитву. А теперь - выбирай. Отпустишь ребенка - уберешься
подобру-поздорову. Не отпустишь через пол-минуты - превращу в отбивную,
изрублю на части, а потом утоплю в озере. Каждый кусочек в отдельности.
Рыбки быстрей управятся, и опознать никто не сумеет... Ну, скотина,
довольно столбом стоять! Ишь, пугало выискалось! В моем родном Денвере
такое путало до соседней лавки не решится без мамы дойти. Понял?
  Я с ухмылкой созерцал Франки еще несколько мгновений, чтобы ярость парня
закипела вовсю. Потом сызнова плюнул и далеко зашвырнул смолистую палку.
Сделал неспешный шаг.
  - Полюбуйся: пара пустых рук. А ты - с ножом. И трясешься от ужаса, тварь
сопливая.
  Этого бандюга уже не вынес. Ладно, приятеля шарахнули по башке и даже не
потрудились поднять оброненный тесак... Но сейчас безоружный наглец
откровенно издевался над самим Франки - могучим, великим и преужасным. Да
еще в присутствии дам...
  А на закуску, даже никчемные уголовные мозги умудрились понять: не
слишком-то я тревожусь об участи заложника. Для успешного бегства парню
требовался форд. Заполучить автомобиль, прирезав девочку, подонок не мог.
Надлежало убить меня. И Фрэнки двинулся навстречу.
  Двинулся с клинком наизготовку. В отличие от Хомяка, молодой громила знал:
нож гораздо надежней держать на фехтовальный лад. Помимо этого, Фрэнки не
знал почти ничего. Сперва он приближался медленно и осторожно. Я отступил,
канадец немедля воспрял духом и ринулся напролом. Я ответил в полном,
почти ученическом согласии с наставлениями: сделал пол-шага влево и
восходящим пинком вышиб лезвие. Против людей опытных так не дерутся,
однако Фрэнки не относился к знатокам... А ботинок из толстой кожи в
известной степени защищает ступню от возможных порезов.
  Нож вылетел вон из разжавшейся руки, описал длинную дугу, шлепнулся.
Ухватив ушибленное запястье, бандит сам отобрал у себя последнюю надежду.
Я пнул опять - надлежало выдерживать избранный стиль поединка, Фрэнки
нежданно почувствовал, как ноги отделяются от земли и взлетают кверху.
Кажется, это называют подсечкой, но в точности не ручаюсь. Я приблизился и
осторожно, чтобы не убить ненароком, ударил супостата в голову. Ногой же
метнул в озерные воды взятый с бою клинок. Сохранять военную добычу как
память не стоило: дешевая пародия на знаменитые лезвия фирмы Боуи. Такие
весьма распространены среди охотников, запасающихся надежным оружием на
случай схватки с хищным зайцем или кровожадным оленем.
  Подобрал оброненный Хомяком кухонный нож. С поклоном вручил Женевьеве,
тискавшей и целовавшей возлюбленную дщерь:
  - Это, если не ошибаюсь, ваша собственность, сударыня.
  Женевьева погладила Пенелопину голову, обернулась. Посмотрела на меня с
выражением непроницаемым и довольно странным. Усилием воли я заставил себя
позабыть о бутылочке с приправой для салатов, мирно стоявшей в трейлере.
Гибель Грегори и Элен Хармс не имела касательства к полученному приказу -
втираться в доверие и всемерно беречь от помех и неприятностей.
  Я даже непроизвольно отметил счастливое совпадение. Тем более невероятное,
что лучшего повода сделаться добрыми друзьями не придумаешь и нарочно. Кем
бы Женевьева Дрелль ни полагала Дэйва Клевенджера, не всякий мужчина и не
каждый день вырывает вашу дочь из бандитских лап. Да еще с такой
доблестью: Будущее выглядело обнадеживающе.
  - Да вы настоящий герой, мистер Прескотт, - протянула Женевьева. - И актер
чудесный. И режиссер. Ведь умудриться надо - целый спектакль закатил!
Писать не пробовали?
  Я настолько ошалел, услыхав сию тираду и заработав оглушительную оплеуху,
что позабыл рассказать, как пятнадцать лет промышлял исключительно
литературным трудом.
  - Паршивый лицемер! - зашипела Женевьева.


                                  Глава 12


  Подобно морским пехотинцам я бойскаутам, нашей братии надлежит
руководствоваться девизом "всегда готов". Но уж к этому я, сознаюсь, не
готовился. И на мгновение ощутил себя то ли оскорбленным, то ли спятившим.
  - За что?! - возопил я безо вся кого напускного удивления. Ибо изумился
вполне и всецело искренне.
  Женевьева расхохоталась.
  - Прекратите-ка неудачный фарс, мистер Клевенджер. Считаете меня дурой
набитой? Сплясали балет и ждете аплодисментов?
  - Но...
  - Ох и паршивый актеришка! Долго репетировали? Приятелей не ушибли? Уж
разыграли бы долгую, впечатляющую потасовку...
  - Послушайте, сударыня...
  - Закройте рот!
  Женевьева окинула скептическим взором простертых на земле каторжников.
  - Им же неудобно, беднягам! - съязвила она. - Скажите, что представление
окончено, можно встать, отряхнуться, покурить. Поклониться зрительному
залу... Вот они, прекрасные артисты! Я и впрямь поверила, будто передо
мною беглая мразь. Но это насквозь фальшивое побоище... Неубедительно,
мистер Клевенджер. И украдено у Саббатини. Я читала его повесть, в которой
главный злодей добивался от героини взаимности, подстроил мнимое
нападение, а потом принялся колошматить наемную шайку своей грозной
саблей! Только я не книжный персонаж! И отличу настоящую драку от
имитации! Между прочим, вы оплошали с самого начала.
  Сколько было уверенности, сколько презрительной небрежности... Потом
вырезал себе волшебную, всесокрушающую палицу! А потом - одним махом
семерых побивахом. Так у братьев Гримм говорится? Ишь, обернулся в самый
раз, тютелька в тютельку... На затылке пара глаз имеется? Я, безмозглая,
уже закричать собираюсь, а он себе разит, а он красуется... По секундам
репетировали? Условный знак установили?
  - Нет, миссис Дрелль, - ответил я. - Знак подала Пенни. Когда ее глаза
округлились чуточку больше прежнего, стало ясно: пора.
  Снова раздался издевательский смех.
  - О, сколь изобретателен! И как находчив! Прекратите, мистер Клевенджер.
Интересно, где задержат настоящих - на Лабрадоре? В Британской Колумбии?
Пойдем, крошка, здесь делать нечего.
  Она взяла Пенни за руку, осеклась, обернулась, выхватила у меня блудный
свой тесак, метнула в глубину трейлера. Захлопнула и замкнула двери.
Надлежало, наверное, изобразить возмущение, однако я понял, что лишь даром
потрачу время. Убеждать человека, отыскавшего повод заплатить вам черной
неблагодарностью, немыслимо.
  С кислой миной я проследил за погрузкой и последовавшим отбытием семейства
Дрелль. Но излишне расстраиваться, а тем паче обижаться не доводилось. Я и
впрямь избавил ребенка от беглых выродков, но действовал по соображениям
сугубо корыстным и практическим. Не судите, да не судимы будете...
  До фольксвагена я добирался битых полчаса. На покатом капоте VW
преспокойно восседал Маркус Джонстон. И курил огромную сигару.
  - Двадцать пять минут назад, - сообщил он, - подопечные проехали с видом
праведным и самодовольным. Ларри висит у них на хвосте, надеюсь, не
сорвется. Отчего мне всегда выпадает выслеживать строптивых и неуемных
любителей? Доставлю эту парочку в Штаты невредимыми - придется в чудеса
поверить.
  Он тотчас нахмурился, точно лишнее сболтнул. И поспешно продолжил:
  - Решил явиться сам, поскольку с Ларри вы успешно перегрызлись.
Пожалуйста, никогда больше не грозите федеральному агенту ножом... Что
приключилось у озера?
  - Подите к лешему, - нелюбезно сказал я. Джонстон извлек сигару изо рта,
задумался, насупился.
  - Слушайте, Клевенджер. В напарники мне достался молокосос, и его надо
нянчить. Поэтому сообщаю: с вами нянчиться недосуг. Будете соваться в
чужие огороды - сами отправитесь к лешему. Или подальше... Теперь
выкладывайте ответ на справедливый и естественный вопрос.
  Я поведал о потасовке и, убедив Маркуса, что ничего не подстраивал
намеренно, поверг сыщика в неудержимый хохот. Маркус имел полнейшее право
заливаться, ибо теперь я начинал по достоинству оценивать курьезность
происшествия. Через денек-другой и сам живот надорву, припоминая гнев
госпожи Коловорот. Но дружбу завязать ни с нею, ни с Гансом Рюйтером пока
не удается... И, кстати, о Рюйтере после брэндонского убийства - ни слуху,
ни духу.
  Должно быть, несется к востоку, сидя за баранкой мерседеса. Торопится
приготовить бегство по всем правилам. Прекрасно, мне же будет легче.

  На подъездах к Монреалю снова пошел дождь. Мы с грозовыми тучами
состязались, похоже, в скорости продвижения. Выросши на засушливом
юго-западе, я не. выношу затяжных ненастий. Особенно если ночевать
вынужден в протекающей палатке, на промокшем насквозь матраце.
  По-видимому, сударыня Бурав и дочь ее, хоть и спали в относительно
роскошном прицепе, тоже приуныли. Вывожу это умозаключение из того, что,
запарковав машину посреди платной стоянки, дамы - верней дама и девица -
променяли передвижной домик на гостиничный номер-люкс. Впрочем, не считаю
себя непогрешимым. Семейство вполне могло обосноваться в "Королеве Мэри"
не только ради горячей ванны и отдыха на чистых крахмальных простынях.
Поживем - увидим.
  Каковы бы ни были соображения Женевьевы, я вместе с нею получил
возможность по-человечески вымыться, съесть ужин, приготовленный чужими
руками, не приправленный тысячами присевших на сковороду и мгновенно
изжарившихся москитов, отоспаться в тепле и сухости.
  Вселившись в номер гораздо более просторный, чем требовалось одному
человеку - счет оплачивал Дядюшка Сэм, - я обосновался по соседству с Ж. и
П. Дрелль. Вернее, в том же коридоре.
  Приятно было бы тут же выпить стаканчик-друтой, разлечься в кафельном
бассейне, полном горячей воды, - как, вероятно, и поступила Женевьева, -
но я, кажется, вспомнил, на какой службе числюсь и привел свою персону в
относительно благопристойный вид за жалкие четверть часа. Еще вернее, я
руководствовался отнюдь не высокими помыслами. Просто зашевелилось
безошибочное шестое чувство, зашептало: скоро начнутся приключения. Дикие
северные пустоши остались позади. Мы очутились в мире цивилизованном и
кишащем недругами.
  Приключения начались, когда я застегивал последнюю пуговицу на последней
чистой рубашке, сохранившейся в чемодане. Дальше намечалось прилежное
сотворение большого и правильного узла на строгом консервативном галстуке.
Единственном. Орудуя на диком лоне природы, в Блэк-Хиллз, я вовсе не
рассчитывал очутиться посреди аристократического отеля.
  Робкий, осторожный стук не вызывал опасений, однако дверь я распахнул с
обычными предосторожностями. Элен Хармс и Грегори поплатились именно за
небрежное отмыкание дверей. Но у Пенелопы Дрелль сернокислотной бутыли в
руках не наличествовало. Сверкнули сперва очки, потом зубные скобки -
девочка одарила меня улыбкой.
  - Простите... Я не помешала? То есть... можно войти?
  Я вежливо посторонился, пропуская нежданную гостью. На Пенелопе красовался
вязаный джемпер, под ним виднелась полупрозрачная нейлоновая блуза с
пышным воротом. Или жабо - не помню в точности всех принадлежностей
женского облачения: Юбка прямого покроя лишь изредка и мельком давала
различить очертания ног, однако я машинально отметил: девочка, в сущности,
уже взрослая. И скоро сделается взрослой по-настоящему.
  Затворив дверь, я оказался наедине с Пенелопой. Окинул ее долгим взглядом,
одобрительно присвистнул. В девице произошла перемена. К лучшему.
  Пенелопа зарделась, неловко поежилась, нервно завертела головой. Узрела
двуспальную кровать, поспешно отвела глаза. Похоже, знала, чем на эдаких
ложах занимаются. И гадает, подумал я: а не обесчестят ли ненароком? И,
несмотря на внешнюю застенчивость, вполне способна предполагать, что
изнасилование - не столь уж позорная и бесцельная трата времени...
Пенелопа была достаточно юной, чтобы робеть, но и вполне, зрелой, чтобы
любопытствовать.
  Я откашлялся.
  - Вы явились по делу? Или решили вернуться к отцу? Тогда переоденьтесь, в
легких костюмчиках не особенно разъездишься...
  - Нет-нет, я...
  Воспоследовала короткая пауза. Пенелопа сосредоточенно изучала свои белые
туфельки на высоких каблуках, а маленькие руки в белых же перчатках
беспокойно одергивали джемпер.
  - Не верю! - выпалила девочка, поднимая лицо. - Сразу сказала маме, что не
верю!
  - Во что же? - осведомился я.
  - В драку. Не верю, что вы ее подстроили. Эти люди... Они были настоящими
преступниками. Я с ними ехала в прицепе, ходила по лесу. И слышала, как, о
чем они говорили... Брр-р-р! Они были настоящими!
  - Душенька, - изрек я наставительно, - меня убеждать незачем. Убедите вашу
матушку.
  - Убеждаю! - вспыхнула Пенелопа. - Мама отвечает: балда. Говорит, вы
прохвост... какой-то пробы, не помню.
  - Девяносто шестой.
  - Да. Говорит, вы хитрющий правительственный агент, и никакой не частный
сыщик, и верить вам нельзя ни на йоту...
  Я рассмеялся:
  - Верно, это в духе миссис Дрелль. А что сама думаешь, Пенни?
  Девица вновь углубилась в изучение собственных туфель.
  - Я... Я думаю... Вы спасли нас обеих от вооруженных громил, а в руках
ничего, кроме палочки несчастной не держали, да и ту выкинули! Вы... вы
очень смелый человек, мистер Клевенджер. И мы перед вами в долгу. И
обязаны хотя бы поблагодарить. Хотя бы... А может, я действительно балда.
И вы действительно хитрющий прохвост. Холодный и расчетливый. Но...
  - Холодный и расчетливый? - перебил я с ухмылкой. - Легавый, филер,
стукач... Как именно титулует вашего покорного слугу миссис Дрелль?
  Пенни была потрясена.
  - О, мама ни разу не сказала "стукач"! И мне запретила бы. Хотя дома все
девчонки и мальчишки говорят... - Она осеклась, поняв, что разговор
утекает по нежелательному руслу. Вновь уставилась на меня - упорным,
немигающим взором.
  - Только мама клянется: вам, по правде, наплевать на меня. Как и отцу.
Говорит: просто нашелся предлог проследить за обеими. В правительственных
интересах.
  Пришел мой черед смущаться, прижимать ладони к сердцу, заливаться краской,
отрицать и лгать напропалую. Неужели тридцатипятилетняя дурища не могла не
вовлекать в идиотское предприятие малолетнюю дочь? Ведь совестно же... Я
окончил речь и пожал плечами:
  - Убедить человека, не желающего убеждаться, - немыслимо.
  Заключительная фраза получилась неуклюжей и приторной.
  - А убедить желающего убедиться - проще пареной репы, да? - улыбнулась
Пенни. - Особенно молодого и простодушного?
  Она по-прежнему глядела в упор. Разумная девица. А также - очень одинокая,
нуждающаяся в заботе, поддержке, опеке.
  - Если хотите позвонить отцу, - сказал я, - воспользуйтесь моим телефоном.
Но, коль скоро я плету легенды по заданию правительства, мистер Дрелль
соврет в лад и в такт. Верно?
  Пенелопа скорчила гримаску:
  - Ободрили, нечего сказать!
  - Черт возьми, голубушка, никого и никогда не ободряют нужным, единственно
подходящим образом. Это правило. Привыкайте понемногу.
  .Миновало мгновение, и девочка улыбнулась.
  - В конце концов, убеждать надо не меня - маму. Давайте поужинаем все
вместе и побеседуем спокойно.
  Я, пожалуй, изумился, и вполне искренне. Что ж, оно и к лучшему было.
Полагалось изумиться.
  - Что-о?
  - Я, собственно, и пришла ради этого. Может, вы лжете, может и нет, но вы
спасли нас, и... Я не давала маме ни покоя, ни передышки, пока не
выклянчила разрешения собраться за одним столом и посоветоваться, как
воспитанные люди... В семь тридцать, внизу, в клубе "Voyager". Согласны?
  Пенелопа изучила циферблат маленьких часиков на тонком белом запястье.
  - Остается полчаса, - прибавила она. - Приходите, мистер Клевенджер. Не
опаздывайте.


                                  Глава 13


  В Монреале название "Voyager" произносят с благоговейным трепетом и
почтением. Это едва ли не изысканнейший из ресторанов, посещенных мною по
долгу службы. Огромный, погруженный в полумрак зал на первом этаже.
Официанты - все до единого - одеты пионерами-переселенцами, готовыми
двинуться в бой со злополучным индейским племенем. Стены увешаны
старинными гравюрами, кремневыми ружьями, пороховницами, саблями.
  Все зависело от избранной точки зрения. Ресторан можно было назвать
претенциозным и насквозь безвкусным. Также можно было рассматривать
"Voyager" как уютную и приятную стилизацию, сотворенную со знанием дела и
дотошной тщательностью. Первое мое впечатление оказалось благоприятным, но
окончательно судить надлежало только попробовав, чем и как потчуют.
  Когда я вступал в ресторан, миссис и мисс Дрелль уже обосновались за
столиком, а я не смог опознать их, покуда глаза не привыкли к тусклому
свету. Но все-таки пригляделся и. приблизился.
  Женевьева подняла голову. Во взоре не сквозило ни должного раскаяния, ни
пылкой влюбленности, ни даже гостеприимного тепла. Женщина молчала.
  - Благодарю, сударыня, - промолвил я учтиво.
  - Не меня, - сказала Женевьева бесцветным голосом. - Благодарите Пенни. У
девочки болезненный приступ восторга перед могучим героем. Обычный детский
недуг.
  - Мама! - оскорбилась Пенни.
  - Присаживайтесь, мистер Клевенджер, - продолжила госпожа Бурав. - Меня
определили в присяжные, адвокат уже держал довольно долгую речь, но прежде
нежели вы представите оправдывающие доказательства, пропустим по коктейлю.
  - Охотно, сударыня, - согласился я, утверждаясь на свободном месте. - Мне,
пожалуйста, мартини.
  - О нет! - воздела брови Женевьева. - Разве лихие западные драчуны пьют
мартини? Бурбон! Или виски неразбавленное, прямо из кувшина - это больше
соответствует вашему образу.
  - Что вы! - парировал я. - Денвер давным-давно сделался городом
просвещенным н цивилизованным. У нас и мартини вдоволь, н хулиганья
несовершеннолетнего - как везде. А суд начинаете весьма предвзято, ваша
честь.
  - Правильно, мама, - поддержала меня Пенелопа. - Хоть из вежливости не
лезь на рожон.
  Женевьева засмеялась. До чего же все-таки хорошенькая особа! Хоть и
веснушчатая...
  - Ладно, - согласилась она. - Попытаюсь. Мистер Клевенджер, закажите два
мартини и одну кока-колу, для Пенелопы. Дождь не прекратился? Я уже
соскучилась по солнцу.
  Мы поболтали о погоде, о живописной стране Канаде, о духе соперничества,
бушующем в груди любого из местных водителей.
  - Добро бы еще обгоняли и мчались дальше, - с чувством выпалила Женевьева.
- Нет: обгонит, подлец, и снимает ногу с педали. Увеличиваешь скорость,
обходишь сызнова - и все повторяется. Либо в чехарду играй, либо делай
сорок миль в час, и точка. Одного шутника я готова была протаранить и с
дороги сбросить. Раз пятнадцать издевался именно этим манером!
  - Да, сударыня, - признал я, - водите вы неплохо. Просто замечательно
ездите.
  - Еще бы? - отозвалась Женевьева. - Отец покупал и перепродавал
автомобили. А покуда не являлся покупатель, мне дозволялось кататься на
любом из них. Потом семья разбогатела, сделалась уважаемой, приличной
девушке настрого приказали ездить в голубом шевроле и держаться подальше
от замызганных грузовиков...
  Она пронзила меня испытующим взглядом:
  - Профессионал! Заставляете женщину ворковать вовсю, а она и сама этого не
замечает. Вы, ко всему прочему, вкрадчивый льстец, мистер Клевенджер.
  - Безусловно, - подтвердил я. - Скажешь светской даме, что она виртуозно
водит паршивый грузовик - и дама растает, как сахарная. Безотказный
шпионский прием, тысячу раз испытан.
  Женевьева нехотя засмеялась и резко прервала смех.
  - Убеждена: ваши карманы распухли от визитных карточек и удостоверений на
имя Клевенджера. И в каждом значится иное занятие. Возможно, и другие
имена проставлены.
  - Мама! - возмутилась Пенелопа.
  - Не волнуйся, дорогая, - сказала Женевьева. - У мистера Клевенджера кожа
дубленая, будь покойна. И булавочные уколы минуют незаметно. Да, мистер
Клевенджер? С чего начнем? С лицензии на частный сыск или с
правительственного значка?
  Я предъявил значок. Частного детектива. Женщина повертела его в руках,
осмотрела.
  - Тонкая чеканка... А разрешение носить револьвер? Ведь наверняка
запаслись револьвером, даже если не таскаете его при себе. А кредитные
карточки? Хотя... Она махнула рукой:
  - Даже я сумела бы при желании купить кредитную карточку на имя Женевьевы
Клевенджер. Пенелопа неловко заерзала.
  - Мама, это несправедливо.
  - Напротив, это предельно справедливо! - с жаром сказала моя собеседница.
- И мистер Клевенджер отлично знает: его документам - грош цена, ибо
каждый правительственный соглядатай может получить уйму любых и всяческих
свидетельств. На любое имя, кстати. Документы не доказывают ничего.
  Улыбнувшись, Женевьева потрепала дочь по руке.
  - А подвиги в стиле Дугласа Фербэнкса неизменно впечатляют юных
мечтательных девушек. И доказывают ровно столько же.
  - Как насчет иных доказательств?
  Миссис Дрелль уставилась на протянутую мною. сложенную пополам газетную
вырезку. Перевела взгляд на вашего покорного слугу. Взяла бумажный
прямоугольник, развернула, рассмотрела, изучила.
  - Из какого листка? - осведомилась она. - Что-то не встречала я подобных
статей.
  - После маленькой битвы при лесном озере следовало бы полюбопытствовать, у
киоска притормозить. Газета виннипегская, вышла позавчера. Я, например,
глупил эту в придорожном кафе.
  Очередная, однако неизбежная ложь. Разумеется, ни в каких кафе я никаких
газетенок не покупал. Просто позвонил Маку и попросил связаться на сей
предмет с канадцами. Мелкое провинциальное происшествие, маленькая
паскудная заметка... Не отыскивать же самому? Газету исправно просунули
мне в окно фольксвагена, прямо на стоянке.
  Пенни хмурилась.
  - Что это?
  - Напечатал сам на карманном типографском станке, - сообщил я. - Заодно
сфотографировал и тиснул физиономии ваших закадычных приятелей. Узнаешь?
Ребятки обнаружены и задержаны в изрядно помятом виде, через несколько
дней после бегства из брэндонской тюрьмы. Темницы. Узилища... Чистой воды
подделка, равно как и все прочее. А настоящие, сообразно авторитетному и
непререкаемому утверждению вашей матушки, шляются по Лабрадору. Или
Британской Колумбии.
  - Позвольте взглянуть!
  Пенелопа едва ли не выхватила у матери небольшую вырезку.
  - Это же они, - выдохнула девочка. - Те самые!
  - О, простота, простота! Я ведь подделал заметку и, разумеется, выбрал
знакомые тебе лица... Не доверяйся мистеру Клевенджеру. Маму слушать надо.
Посмотри, она по-прежнему не внемлет ни единому слову...
  Я помолчал и продолжил:
  - Бесполезно, Пенни. Спасибо за добрые намерения, однако суд вынес
приговор загодя и отменять его не собирается.
  Пенелопа разгневанно повернулась к матери.
  - Но, мама...
  - Дай-ка поглядеть еще раз, - оборвала Женевьева. Сощурившись, она
исследовала вырезку тщательнейшим образом. Потом подняла глаза.
  - Если заметка настоящая, мистер Клевенджер, прошу принять извинения.
  - Если, - сказал я.
  - Да или нет?
  - Вынужден огорчить: заметка подлинная. Женевьева заколебалась:
  - Не верю, - молвила она. - Ни на грош не верю. Хоть обижайтесь, хоть
нет... Но, кажется, я и впрямь поторопилась делать выводы. Пенни
рассказала... Теперь - газетная вырезка... Возможно, вы действительно
выручили нас из большой передряги, мистер Клевенджер. Если так - извините,
пожалуйста.
  Что ж, у меня просили прощения и холодней, и небрежней. Следовало
утешиться, удовлетвориться и провести спокойный вечер. Но я поневоле
гадал: а сколь долго сочиняла и репетировала сию пространную речь госпожа
Коловорот? И зачем избрала для выступления ресторанный зал?
  Извиниться Женевьева, безусловно, решила не минуту назад и не здесь.
Подослала юную Пенелопу, выманила хитрого Клевенджера в открытое поле. И
лихорадочно искала убедительный повод изречь: "ах, простите".
  Закоренелый циник, я сыскал подтверждение догадке на Пенелопином личике.
Девице подобного склада полагалось бы запрыгать и захлопать в ладоши,
узрев своего геройского кумира оправданным. А Пенни сидела с видом
человека, смущенного донельзя и жаждущего очутиться за тысячу миль отсюда.
Чтобы не видеть мамашу, обдуманно и умело врущую по непонятным взрослым
резонам.
  Вечер начался не слишком-то дружелюбно и все же продолжился вполне
пристойно. Обслуживали быстро и споро, напитки смешивали восхитительно.
Лосося даже я, опытный рыболов, назвал несравненным, а Женевьева с
воодушевлением уплетала нечто зеленое, аппетитное и политое обычнейшим
соусом...
  Пенни получила высочайшее дозволение пропустить стаканчик сухого вина, и
вскоре у девочки начали откровенно слипаться глаза. Неудивительно. Должно
быть, первая в жизни выпивка, пускай весьма скромная. Вручив дочери ключ
от номера, Женевьева отослала ее на боковую. Подняла стакан.
  - Итак, мистер Клевенджер? - вопросила она.
  - Итак, сударыня? - отозвался я невозмутимым голосом.
  Женевьева кисло усмехнулась.
  - Пенни поработала на славу, правда?
  - Разумеется, сударыня. Со временем из нее, по жалуй, выйдет новая Мата
Хари. Только прошу не забывать, что упомянутую госпожу расстреляли. Еще
прошу вспомнить: за время нынешней операции два человека успели
отправиться Б лучший мир. Почему не вернуть Пенелопу к отцу? Женевьева
скривилась:
  - Экий вы упрямый, мистер Клевенджер! Продолжаете разыгрывать независимого
наемного сыщика? Полноте.
  - Сдавалось, мы принесли и выслушали извинения.
  - Мы установили: двое бандитов могли быть и настоящими. Не исключено, что
вы на самом деле спасли
Пенелопу и меня. Пенни, конечно, ликует, но ведь мы с вами не дети.
Помилуйте, Клевенджер! Коль скоро вы способны голыми, по сути, руками
отправлять в нокаут вооруженных выродков, и даже не слишком запыхиваться
при этом - чего ради служите частным детективом? Не слишком ли жирно для
паршивого сыскного бюро - заполучить подобного человека? А, мистер
Клевенджер, или как вас там? Хоть стой, хоть падай, а три буквы просто
пылают на вашем хитроумном челе!
  - Какие именно три буквы? - осведомился я.
  - ФБР. Или ЦРУ.
  - Ваше заблуждение касательно бойцовских свойств очень польстило бы многим
правительственным агентам, - ухмыльнулся я. - Но тогда зачем было
извиняться и ужинать вместе?
  - Помощь нужна, - сказала Женевьева. - И, наверное, потребуется скоро. Вы
- единственный, на кого можно рассчитывать. Работайте где угодно - мне все
равно. Если трудитесь на правительство, пожалуй, сумеете даже улестить
меня и получить поганые бумаги Дрелля в целости. Но сперва докажите...
  О, боги бессмертные! Только этого недоставало. Получить бумаги назад,
невредимыми и нераспечатанными!
  - С подобными предложениями, сударыня, - перебил я, - обращайтесь к
Маркусу Джонстону и его милому напарнику. Мне платят за охрану Пенелопы, а
не государственных секретов. Частный сыщик не вмешивается в такие игры.
Получить пулю в лоб или нож под ребра, или стаканом серной кислоты умыться
- увольте... Но, если угодно, могу вызвать федеральных агентов. Джонстон и
Фентон. Они обретаются неподалеку.
  Женевьева нетерпеливо замотала головой:
  - Прекратите, прекратите! Я не беседую с паяцами!
  - Джонстон вовсе не паяц. Не могу сказать того же о Ларри Фентоне, однако
Маркус - умный субъект. Не обольщайтесь.
  - Да, но Джонстон упрется и не сделает ни единой уступки. Я знаю таких
людей. Начнет рамахивать национальным флагом и толмачить о патриотизме. В
промежутках меж угрозами.
  Я метнул на Женевьеву быстрый взгляд.
  - Получается, вы, зная таких людей и считая меня правительственным
агентом, считаете, что Дэйв Клевенджер угрожать не станет? На чем же мы
помиримся?
  - Я из богатой семьи, - протянула Женевьева. - Располагаю большими
средствами, впридачу не слишком дурна собою... Надеюсь.
  Мы умолкли.
  - Дженни О`Брайен! - провозгласил я минутой позже. - Вы, кажется,
пытаетесь подкупить меня? Или соблазнить? Или вынашиваете оба намерения
сразу?
  Женевьева улыбнулась:
  - Назовите вашу слабость, мистер Клевенджер... Дэйв, Деньги или секс?
  Я глубоко вздохнул и ответил:
  - Всегда полагал, сударыня, что деньгам придают чересчур уж большое
значение...


                                  Глава 14


  Мы покинули распахнувшийся лифт, прошагали по коридору, миновали дверь,
уводившую в номер Дженни. Самое время было задуматься о Женевьеве Дрелль
как о Дженни. Попробуйте убедительно разыграть любовный пыл в объятиях
женщины, пользующейся холодным и высокомерным именем Женевьева!
  Заглядывать к себе и проверять, благополучно ли добралась и улеглась
клюкнувшая Пенелопа, миссис Дрелль не стала, и правильно сделала.
Во-первых, в подобную минуту материнская заботливость, выражаясь мягко,
неуместна, во-вторых, пятнадцатилетняя девица едва ли могла потеряться,
странствуя в лифте от ресторана до своей комнаты... Дженни тронула меня за
руку:
  - Дэйв!
  Голос прозвучал неуверенно.
  - Да?
  _ Тебе придется... придется тебе дирижировать. Я по этой части неопытна.
  Я чуток ошалел и воззрился на Женевьеву. Не подумайте, будто принял
подобную чушь за чистую монету. Отнюдь. Лишь набитый болван усомнился бы,
что миссис Дрелль задумала хитрую комбинацию, мнимую жертву на поле,
именующемся постелью. Обвинять женщину в коварстве не стоило: мы все
хитрили напропалую. Но ведь неприятно же, черт побери, когда тебя заведомо
считают остолопом, способным проглотить любую галиматью и не поморщиться!
Тридцатипятилетняя особа, породившая дщерь, а ныне сбежавшая к любовнику,
разыгрывает целомудренное неведение!
  Стоя у входа в номер, Дженни смотрела на меня странными глазами. И вдруг я
подивился: ведь на самом деле выглядит не шибко-то опытной. Больше всего
Женевьева смахивала на здоровую, веснушчатую, задорную
девчонку-переростка, стремящуюся лишиться невинности и одновременно слегка
страшащуюся этого. Скверно. Дама продолжала вести себя вразрез и вопреки
образу, окончательно сложившемуся в моей голове при взгляде на бутылочку
салатной приправы.
  - Понимаешь, - тихо промолвила Дженни, - я никого еще не соблазняла
сама... Покажешь, как это делать.
  Что ж, по крайности, комбинация типическая начиналась ходом
парадоксальным. Куда остроумней обычного приема
"я-знойная-вакханка-бери-меня-скорей". Отперев дверь, я невежливо
проскользнул в комнату первым, щелкнул выключателем, осмотрелся. Пропустил
Дженни.
  - Кажется, - сказал я, - на свете существует некто, нарицаемый Рюйтером. И
некто, с ним удравший... О, сколь изобретательны людская молва и клевета!
  - Дэйв, я не говорю, что сохранила девственность.
  - И?
  - Я побывала замужем и дочь родила, и разок-другой спала с мужчиной,
которого не звали Гербертом Дреллем. Очаровательным, заботливым и весьма,
весьма настойчивым человеком. А бедная дурочка сперва решила, что
привлекла его неотразимой внешностью и душевным изяществом.
  Женевьева говорила с откровенной - или деланной - горечью.
  - Однажды вечером, когда мы с мужем собирались отправиться в ресторан, я
дожидалась его со службы, приоделась, приготовилась - а в последний миг
раздался обычный звонок из лаборатории. Герберт не трудился говорить со
мною сам, это неизменно поручалось помощникам. Задержится допоздна, ужин
отменяется... И я буквально разъярилась. И вызвала Ганса, и поужинала с
ним, а потом к нему же и поехала...
  Она помолчала и закончила:
  - Согласись, Дэйв, это не совсем равняется обдуманному, преднамеренному,
рассчитанному до мелочей обольщению... А каково впервые в жизни соблазнять
человека да еще, если почти не знакома с ним и не веришь ни единому его
слову?
  - Благодарствуйте.
  - Не верю. И не притворяюсь, будто верю. Ты не с умеренно желанной
женщиной переспать явился, а долг исполнить. Перед работодателями своими -
кем бы те ни были. Разузнать кое-что любопытное надеешься.
  Она лукаво подняла ресницы. Я отмолчался. Дженни вздохнула и сказала:
  - Я и Гансу не верила, но убедила себя, что влюблена. Так и легче
казалось, и пристойнее... Ведь не скажешь человеку: я с тобой обнимаюсь,
ибо мужа пришибить готова, а кроме тебя - никого под рукой не нашлось.
  Я хмыкнул.
  - В долгий же ты пустилась путь за субъектом, не стоившим ни внимания, ни
доверия. Кстати, не по этому ли поводу потребуется помощь, а?
  - Возможно, только давай отложим подробный разговор. Не слишком
романтический предмет, клянусь... Сейчас тебя, видимо, полагается, ловить
в силки страсти, а не утомлять жалобами.
  Она помедлила.
  - Дэйв...
  . - Да?
  - Будь хорошим, - произнесла Дженни тихо. -
Поиграй немножко, ну хоть притворись. Ты правительственный агент, с головы
до пят. И знать не желаешь, как я смущена. Помоги чуточку... Ну, не стой
же столбом! Прикажешь раздеваться и нырять под одеяло? Или сперва немного
выпьем?
  - Лучше заранее выясним, за какую именно помощь ты самоотверженно платишь
собственным неопытным телом.
  Раздраженно хмыкнув, Женевьева сказала:
  - Нет, воистину хорош! Я просто надеюсь, у Клевенджера достанет совести не
оказаться вовсе неблагодарным. А Клевенджер подозревает, что попрошу об
услуге немыслимой. Успокойся... Не потребую больше, чем... стоит
одна-единственная ночь. И не заблуждаюсь на свой счет: проведя пятнадцать
лет замужем за сухарем, считающим секс гораздо скучней и никчемней ученых
занятий, вряд ли посмела бы заломить за предлагаемые услуги непомерную
цену...
  Я разглядывал Дженни с возраставшим уважением и мерзким предчувствием, что
вся эта чепуха может возводиться на прочном фундаменте чистейшей правды.
Вопрос: какой именно правды?
  - Честная ты особа, ирландочка...
  - Стараюсь, - невесело улыбнулась Дженни. - Утешься, не попрошу совершать
государственной измены. И долгом пренебречь не потребую. Просто... когда
наступит развязка, хочу иметь союзником приверженца, способного отстоять
мои права. Хорошо, что ты не польстился на деньги. Не положилась бы на
телохранителя, которому заплатила в долларах.
  - Ирландочка, ты сущая прелесть! Полагаешь, человек, способный предать в
трудную минуту, не сделает этого лишь потому, что получил гонорар не
монетой, а натурой? Восхитительная логика.
  Женевьева замотала головой:
  - Нет, нет! Клевенджер... Дэйв, ты не понимаешь. Я не купить хочу, а
заставить смотреть на... объект. иначе! Не как на безмозглую ниточку,
ведущую к папке с украденными документами, а как на женщину... Хоть
немного близкую. Ну, поверь, я вовсе не чудовище, которым ты меня читаешь.
И не одаренная интриганка, между прочим.
  Играла она превосходно. Я вспомнил изрезанную перчатку, флакон салатной
приправы и сказал:
  - Женщина, твердящая, будто она отнюдь не чудовище, почти неизменно
страшнее женщины, уверяющей в обратном. Это можно считать правилом.
Исключения бывают, но редко.
  Женевьева тяжело вздохнула и спросила:
  - Где ты хранишь спиртное? Коль скоро не ошибаюсь, первый шаг очевиден:
подпоить мужчину и самой слегка надраться.
  - Безусловно, - подтвердил я. - И всенепременно. Вот.
  Я приблизился к саквояжу, извлек початую бутылку шотландского. Припомнил,
когда и с кем пил из нее в последний раз. И что приключилось между нами
потом, и что произошло с Элен Хармс впоследствии. По непонятной причине
ощутил себя дешевым отступником.
  - Прости, не ждал гостью. Иначе запасся бы льдом. Позвонить горничной?
  - Не надо. Если ты можешь пить виски теплым, я тоже смогу.
  Она приняла стакан и вызывающе предложила:
  - Садись вон туда, в кресло, а я соблазнительно пристроюсь у тебя на
коленях и прижмусь, и приласкаюсь, и соблазню строптивого...
  - Взрослым девочкам не по возрасту забираться на колени старшим, -
осклабился я. - Для такой цели гораздо лучше подходит Пенни. Между прочим,
и весит поменьше твоего.
  - Пенни могла бы здорово удивить любого, Дэйв... - сказала Женевьева
странным голосом. Я резко повернул голову, женщина осеклась и засмеялась:
- Часто гадаю: насколько умудрена собственным опытом пятнадцатилетняя
дочь? Пожалуй, все родители задумываются о подобном.
  - Просто милое, невинное дитя, - ответствовал я. Отхлебнув неразбавленного
виски, Жвневьева раздраженно воскликнула:
  - Хватит! Но потомство же мое обсуждать собирались! Подскажи, Дэйв:
раздеваться сразу, единым махом, или стаскивать одежду потихоньку?
  - Неужто ни Герберт, ни Ганс ни разу не проявили нетерпения? - изумился я.
Дженни скривилась.
  - О, Боже! Разумеется, нет. В любое время дня и ночи оба служили образцом
джентльменской корректности! Очень заботливые и очень-очень сдержанные...
  Внезапно моя собеседница осерчала.
  - Слушай, Дэйв Клевенджер! Либо ты пособишь мне взлететь с пола и
приземлиться на кровати, либо я сию минуту отправлюсь вон! И спать лягу...
Сидим наедине уже битых полчаса, и ты даже не поцеловал меня!
  Момент истины и миг искренности миновали. Требует поцелуя - о, боги
бессмертные!
  - Что ж, если дама настаивает...
  Я пригнулся и облобызал Женевьеву... прошу прощения, Дженни. Оба держали в
руках почти полные стаканы, а посему губы наши соприкоснулись неловко и
чересчур осторожно.
  - О`кей? - осведомился я, отступая и критически рассматривая итоги
свершенного. Особых итогов не отмечалось. Даже помада не слишком
пострадала.
  Дженни пожала плечами.
  - Коль скоро первый шаг в нужном направлении сделан, продолжайте лекцию,
профессор. Менторским тоном я возвестил:
  - Существуют и применяются на практике два основных и множество
дополнительных подходов к делу. Основные сводятся к следующему. Первый...
Записываете? Первый - биохимический, постепенное пробуждение и нарастание
дремлющих половых инстинктов, сопровождаемое обильным поглощением
жидкости, содержащей этиловый спирт, известный как це-два-аш-пять-о-аш.
Второй - исторический: мужчина и женщина вдруг оказываются рабами страсти,
чье неукротимое нашествие сдержать невозможно и чья тирания безгранична.
Первый метод подразумевает огромный расход выпивки и медленное, безопасное
совлечение одежды верхней и нижней. Второй не бьет по карману в питейном
смысле, но может причинить женской одежке изрядный ущерб... Выбор за вами,
сударыня.
  Женевьева помолчала. Храбрости, что ли набиралась перед ужасным
испытанием, на которое согласилась добровольно?
  - Другого приличного платья просто не прихватила... И Пенни может
проснуться, когда вернусь... Давай попробуем биохимический способ. Что
снимать сначала - серьги или туфли?
  - Конечно, серьги, - осклабился я. - Туфли остаются на ногах елико
возможно долее. Утверждают, будто сочетание туфель и нижнего белья
приводит мужчину в умоисступление... Стоп!
  Женевьева прикончила виски, определила стакан куда-то на полку, сняла
сережки и уже принималась распускать змейку платья.
  - Что случилось? - вопросила она удивленно.
  - По биохимии - пятерка, но как насчет психологии? Застежки должен
распускать мужчина. Возможно, ему этого хочется. Большинство самцов
неописуемо рады помочь любовнице разоблачиться. Ну-ка, повернись.
  Немного поколебавшись, Дженни обратила ко мне тыл. Я прожужжал бегунком
пластмассовой змейки, приступил к пуговицам. Пуговицы оказались
маленькими, круглыми и верткими, а пальцы мои подрагивали, что было весьма
непрофессионально и нежелательно. Тьфу! И обиднее всего, я отнюдь не
вожделел к сернокислотной и цианисто-калиевой Женевьеве, чтоб ей! То ли
выпивка подействовала, то ли взыграли нервы - не знаю.
  - Ну, вот, - уведомил я, сдергивая вечернее платье с женских плеч. Они
выглядели крепкими, приятно округлыми - и веснушчатыми, подобно физиономии.
  - На данной стадии эксперимента имеешь полное право заботливо сложить
убранства и водрузить куда пожелаешь... Остальное надобно комкать и
живописно разбрасывать повсюду. Вещицу-другую желательно уронить на пол.
Эй, что стряслось?
  Женевьева развернулась и глядела в упор.
  - Мог бы и пиджак для приличия скинуть, - молвила она с обидой. - Женщина
обнажается, а ты стоишь при полном параде. Хоть галстук развяжи! Дай-ка,
теперь я пособлю...
  Она была высокой, стройной особой и двигалась весьма грациозно. Впрочем,
об этом уже упоминалось.
  - Ирландочка...
  Пальцы Дженни теребили и дергали основательно сооруженный мною узел. Она
даже не подняла головы.
  - Что?..
  - Безнадежная затея, Ирландочка. Чего добиться жаждешь?
  Прямолинейный мой вопрос буквально ошарашил Женевьеву. Усердно трудившиеся
пальцы замерли. Голос прозвучал бесцветно и невыразительно:
  - Прости, не понимаю.
  - Играешь в команде, не признающей правил, козочка, - продолжил я,
стараясь говорить резко и внушительно. - Меня уже покупали схожим образом.
  - Вот, - сказала Женевьева, пытаясь выдавить улыбку, - уже легче... Хоть
сударыней звать перестали...
  - Да, уже легче.
  Она умудрилась-таки распустить мой галстук и сняла его долой.
  - Ведь объяснила...
  - Да, да! Наступит развязка, потребуется друг и союзник. Будем, друзьями,
согласен. И союзниками. Снимай с меня пиджак. И опрятно повесь в шкаф,
пока стаканы сызнова наполню... Повесила? Перемещайся на постель, да
непринужденно, словно там тебе удобнее всего.
  - Так?
  Я приблизился. Посмотрел. Не хотел испытывать к Женевьеве ни малейшего
теплого чувства. И не испытывал. Попробуйте влюбиться в даму, хранящую
среди кухонной утвари бутылку серной кислоты! В целях боевых, а не
хозяйственных, между прочим.
  Но приглядная женщина, предстающая в прозрачном белье, способна вопреки
всему привлечь похотливого, переполняемого грязными помыслами субъекта. А
я, увы и ах, таковым являюсь. Кажется.
  Вручив Женевьеве стакан, я отхлебнул из собственного. Самую малость.
  - Чересчур уж много собственного достоинства и аристократизма, - заметил я
недовольно. - Тебе ведь полагается хмелеть не по дням, не по часам, а по
минутам! Распрями ноги, приоткрой чуток, задорно поболтай ими. Дозволь
сорочке сбиться и задраться... Вот, иное дело. Теперь надобно встрепать
волосы, рассыпать их в живописном и сладострастном беспорядке. Облизни
губы! Так, умница... Чудная девочка. Слегка недовольная, немножко
сонная... Дай полюбоваться.
  - Это намеренное издевательство или просто шутовская натура сказывается? -
полюбопытствовала Дженни.
  - Намеренное издевательство. Равное твоему... Я скорчил неописуемую рожу и
зачастил тонким голоском:
  - "Исказите, как соблазнять, мистел Клевензел, я малюсенькая девотька,
сама не знаю..."
Женевьева промолчала. Я уселся подле нее. И услышал спокойный вопрос.
  - Когда именно тебя "покупали схожим образом", Дэйв? И что это значит?
  - Была одна девица... Неважно где... Я чуть не брякнул: "в Кируне, в
Швеции", но Дженни резонно подивилась бы, что позабыл частный денверский
детектив по ту сторону Атлантики, да еще за Полярным кругом. А я ленив
изобретать правдоподобную ложь на ночь глядя.
  - У девицы наличествовали друзья, которым позарез потребовалась некая
вещь, лежавшая в моем номере. Бедняжка напропалую соблазняла меня, покуда
мальчики рылись по шкафам и чемоданам. И ты поешь ту же песенку, только на
иной лад. Ибо в твоем номере творится нечто любопытное, ирландочка.
  Последняя реплика была выстрелом наобум, однако глаза Женевьевы резко
сузились. Я понял: не в яблочко - так в девятку попал.
  - Разыскали?.. Ту вещицу? Друзья девушки...
  - Безусловно! Я ведь сам хотел, чтобы разыскали. Вещицу подсунули
преднамеренно, дабы сбить супостата с толку. А супостат, сама понимаешь,
не подозревал подвоха.
  Я изложил сию короткую правдивую повесть неторопливо и внятно, следя за
собеседницей. И остался премного доволен. Ибо Женевьева слушала пояснение
совершенно спокойно, и бровью не поведя, словно я толковал о сапфических
строфах либо правильных гекза-метрах гомеровской эпохи. Никакие возможные
подлоги не волновали ее. Клевенджера надлежало попросту развлечь и
продержать побольше времени подальше от места, где творилось неведомое.
  - Ты очень умен, Дэйв, - заметила Дженни. - А что случилось потом? С
девушкой?
  Секунду или две я медлил. Спектакль явно затянулся, и следовало чуток
встряхнуть главную героиню. Вернее, примадонну.
  - Сейчас покажу...
  Я ухватил Женевьеву, стиснул в объятиях, довольно грубо поцеловал и
опрокинул на постель. Следовало быстро проверить: всполошится моя
приятельница или нет. На один миг почудилось, будто да, но инстинктивное,
непроизвольное сопротивление тотчас погасло. Раздались два приглушенных,
мягких удара - и я разочарованно понял, что миссис Дрелль отбивалась ровно
столько времени, сколько заняло сбрасывание туфелек.
  Воспоследовал чувственный стон, и Женевьева прильнула ко мне так, словно
всю жизнь мечтала о мужчине, который не сочтет ее стеклянной либо
фарфоровой. Или дожидалась тактической ошибки, мгновения, когда я оплошаю
и сгребу ее бесстыжими лапами...
  - Прекрати дурачиться, - прошептала она, - раздень меня полностью. Ведь
говорил, мужчины любят... Любишь меня, Дэйв?
  - Черт возьми, - ответил я, - разумеется, нет. Ненавижу до мозга костей...
Да что за пакость эдакая? Еще толкуют о средневековых "поясах целомудрия"!
Как снимать идиотские пояски с подвязками? Тоже ключом отмыкать?..
  Ответа услыхать не удалось, ибо почудилось, что крыша провалилась, пол
разлетелся, и стены рассыпались кирпичной щебенкой, оставив нас лежать
полураздетыми на всеобщее обозрение. Двоих развратных существ на одной
разворошенной постели.
  Хочу сказать, раздался внезапный, настойчивый стук.
  Во входную дверь.
  А потом послышался голос.
  - Мамочка, - изрек застенчивый голос, - мамочка, ты здесь? Мистер
Клевенджер, мама у вас?


                                  Глава 15


  Не хочу сказать, будто подобное приключилось впервые в моей любовной
практике. Если помните, я был женат и произвел на свет потомство - общим
поголовьем три единицы, - которое росло на американском Западе с той же
матушкой, но с другим отцом.
  И отлично изведал, каково услыхать милый детский голосок, щебечущий у
двери в спальню, когда только-только вознамеришься вкусить супружеских
утех и радостей.
  Но это было несколько лет назад, а за несколько лет я избаловался: привык
совокупляться не по-родительски, а по-человечески.
  - Господи Иисусе! - благочестиво произнес я, вскакивая на ноги и
лихорадочно припоминая, догадался ли повернуть ключ. Если нет - Пенелопа
войдет церемониальным маршем и узрит...
  - Поздравляю, - сказал я Женевьеве тоном, весьма далеким от нежности. -
Вот она, истинная слаженность и согласованность! Еще минута - и было бы
поздно, только Пенни явилась чок-в-чок. По радио связываетесь?
  Бледная и потрясенная, Дженни округлила глаза.
  - Опомнись, Дэйв! Неужели... Стук возобновился.
  - Укроти отроковицу, - ядовито посоветовал я. - Скажи: дверь высаживать
незачем.
  Дженни уселась, обеими ладонями пригладила перепутанные волосы.
  - Одну минуту, крошка? - воскликнула она. Потом поглядела на меня:
  - Дэйв, клянусь! О, Господи! Пенни, прекрати! Перебудишь весь отель! Дай
хотя бы платье надеть, дорогая!
  Несмотря на прискорбное положение вещей, нельзя было не подивиться
материнской откровенности. Разумеется, я закоренелый ворчун, и все же о
чем-то можно вопить собственной дочери, топчущейся возле двери, а о чем-то
и не след.
  - Невинную детскую душу изранить не боишься, ирландочка?
  - Ну да, мы же обо всем заранее сговорились! - огрызнулась Женевьева. - А
если даже нет? Неужели современная пятнадцатилетняя девица не знает, как
на свет появилась? Чем же мы сам-друг занимаемся в запертом номере?
Пасьянс раскладываем? Платье подай!..
  - Н-да, - вздохнул я. - Нет больше на свете старика Фрейда. Вот бы трактат
написал о вас! Хороша матушка.
  - Матушка, дерьматушка!.. Раскинь мозгами: пускай мне плевать на тебя, но
самой себе-то свинью подкладывать зачем? А, ты же все равно...
Успокоительные таблетки есть?
  - А как же.
  Когда я принес пузырек, Дженни восседала на закраине постели, скрывая лицо
в ладонях. Подняла голову, проглотила пару пилюль, промыла горло глотком
воды. Возвратила стакан и принялась натягивать платье с видом фермера,
облачающегося в грязный комбинезон, дабы выгребать из хлева навоз.
  Я уставился на отраженную в зеркале собственную персону, вытер пятна
помады с физиономии, надел пиджак, не заботясь о галстуке.
  - Мама, пожалуйста! - проныл за дверью назойливый голосок.
  - Впусти маленькую мерзавку, Дэйв. Та-ак, подумал я. Полное затмение
материнской нежности... Что ж, непрерывно восхищаться отпрысками умеют
лишь персонажи идиотских телевизионных реклам. А любой здоровый человек
может оказаться в подобные минуты на грани детоубийства. Я и сам удушить
готов был исчадие доктора Дрелля.
  Но все же немного смутился, отверзая перед упомянутым существом входную
дверь, ибо кровать осталась во всей беспорядочной, соблазнительно-порочной
красе. Подле кровати, босая, растрепанная и расстегнутая, ждала Женевьева.
  Распущенность наша выглядела тем отвратительней, что прелестное создание
вошло в ночной пижамке, усеянной мордочками диснеевских зверушек, и лет ей
(Пенелопе) можно было дать не пятнадцать, а все десять. Пенни, внимательно
изучила открывшийся вид, невозмутимо приблизилась к Женевьеве и застегнула
ей "молнию".
  - У тебя стрелка по чулку ползет, мамочка, - сообщила Пенелопа.
  - У меня по мозгам едва стрелка не поползла! - процедила Дженни. - Что
стряслось? Неужели до утра нельзя отложить?
  - Нет! - встрепенулась Пенни. Покосилась на меня. Видимо, нелюбезный прием
заставил ребенка временно забыть о причине визита: - Человек... из тех...
- выдавила она и смолкла.
  - Продолжай. Мистер Клевенджер, как и прочие федеральные агенты, знает о
Гансе. Все, или почти все. Выкладывай.
  Изображать негодование и отрицать принадлежность к специальным службам я
поленился. Вдобавок, дело и впрямь казалось безотлагательным.
  - Ганс пришел с добавочными распоряжениями... как условились... Ты
уверена, что можно говорить? Дженни сделала нетерпеливый жест:
  - Мистер Клевенджер не осел, милочка. И отлично понял, для чего я пришла.
Отвлекающий маневр... Скривившись, Пенелопа сказала:
  - Хорош маневр. А волосы-то, волосы! Копна сена после. бури.
  В ее тоне слышалось презрение к неряшливым забавам взрослых.
  - Прекрати обсуждать мою внешность, - сухо сказала Женевьева. - Итак,
дорогая? Ганс явился по расписанию...
  - Да. Пришел господин Рюйтер. Сказал мне все, что... ты знаешь, все, что
следует сделать. И уже собирался откланяться, когда в дверь постучали.
Господин Рюйтер спрятался в шкафу. Я сделала вид, будто просыпаюсь,
помедлила, открыла. Ввалился один из двоих федеральных агентов...
  - Старший? - перебил я. - Джонстон?
  - Да нет, молодой, лысый. Скелет ходячий Пенни отвечала, не глядя в мою
сторону.
  - Говорю: что угодно? Говорю: я одна, уже легла. Только он, кажется,
проследил, как вошел господин Рюйтер, не поверил ни словечку, ворвался...
Пистолетом размахивал... Я ужасно перепугалась. А лысый начал осматривать
комнату. Повел взглядом, а потом прицелился в шкаф и велел Рюйтеру бросить
оружие, и...
  - И что? - рявкнула Дженни.
  - Я не знаю.
  - Как не знаешь? - полюбопытствовал я.
  - Просто н-не з-знаю! И п-пере... станьте орать н-на меня... в-вы оба! -
Девочка была готова разрыдаться: - Агент не смотрел на меня, уставился на
шкаф. Приказал Рюйтеру поднять руки... а я выскользнула вон и побежала
сюда. К вам. Это все. Оба еще в номере. Иначе я увидела бы их, пока звала
и стучалась.
  Фу ты, ну ты! Шах субъекту с помадой на платке носовом и дурацким
выражением на физиономии небритой! А рассуждать и варианты рассчитывать
недосуг - цейтнот намечается!
  Рассуждать, впрочем, стоило. По сей день я принимал нежные взаимоотношения
Женевьевы и Пенелопы как нечто само собою разумеющееся. Теперь надлежало
призадуматься. Участие девчонки в игре, где я считал ее просто пустой
фишкой, оказалось полной и примечательной неожиданностью. Черт возьми! А
кое-кто жалел невинное дитя, поневоле влипшее в передрягу, о которой не
подозревает...
  Но потом, потом! Сейчас важнее всего было другое. Лелеемый и драгоценный
Рюйтер, мой красивый, ублюдочный, человекоубийственный Рюйтер угодил в
когти федеральному агенту Ларри Фентону.
  О чем размышлял последний, заявившись к семейству Дрелль во мраке ночи,
можно лишь догадываться. Врываться в гостиничный номер, не имея чудовищно
сильной "руки" среди канадских властей - а "руки" у Ларри наверняка не
имелось, - мог лишь законченный, девяносто шестой пробы и чистой воды
болван. Ибо здесь он числился частным лицом и обязан был расхлебывать
заваренную кашу. Впридачу, Фентон, по всей видимости, не получил приказа
вывести господина Рюйтера в расход. Подобные задачи препоручаются
одному-единственному секретному заведению - тому, где числится я.
  Если же Фентон собирался похитить Рюйтера и тайно переправить через южную
границу, какого, спрашивается, лешего захватывать подопечного среди
крупнейшего города, в крупнейшем и роскошнейшем из отелей? Темный переулок
или открытое поле неизмеримо лучше служат подобным целям. Кстати, возможно
поэтому Рюйтер и рискнул явиться к Пенелопе. Не рассчитывал на столь
непроходимую глупость противника.
  Но раздумья побоку. Я столкнулся с весьма огорчительным фактом: Ганс
угодил в переплет. Чек подписан, сказал по телефону Мак. - А сумму
проставите сами...


                                  Глава 16


  Закатывать глаза, ломать руки и вопрошать, как быть, Женевьева не стала.
По крайности, со мною не советовалась.
  Проворно пошептавшись, мать и дочь ринулись к выходу. Пенни бежала рядом,
словно хорошо вышколенный щенок. Я бросился вдогонку. Женщины обернулись.
Две пары глаз устремились на меня с оценивающим, враждебным любопытством.
Оценка не вызывала сомнений: Дэйва Клевенджера сочли неизбежным злом,
помехой, с которой либо справиться надлежит, либо...
  Я подумал, что придется еще плести правдоподобную ложь касаемо своих
грядущих действий.
  Ганса недостаточно было просто выручить. Полагалось убедить его в чистоте
своих намерений. Равно как и милую дамскую парочку. Еще предстояло
обезвреживать Маркуса Джонстона, однако всякому овощу свое время, и
тревожиться об этом загодя не стоило. Позвоню Маку, пусть подергает нужные
ниточки, добьется, чтобы Маркуса немедленно отозвали...
  А сейчас меня чрезвычайно заботил вопрос: под каким соусом скормить
спасательную операцию - при условии, что она боком не выйдет, -
заинтересованным лицам? Ведь не станет же частный сыщик Давид Клевенджер
колошматить федеральных агентов ради бабенки, с которой и переспать не
успел? Сколь просто и легко убеждать Женевьеву, я уже увидел. А еще
наличествовал Рюйтер, профессионал, чей здравый смысл наверняка не зависел
от старомодного чувства благодарности...
  Дженни подбежала к своей двери, принялась нашаривать в ридикюле ключ,
вспомнила, что сама вручила его Пенелопе. Скосилась на дочь. Та
отрицательно мотнула головой. Женевьева пожала плечами и постучалась.
  Безмолвие воцарилось полное. Затем кто-то повернул изнутри дверную ручку и
впустил нас. Первой вошла эскортируемая дочерью Женевьева, за ними обеими,
на разумном расстоянии, проследовал я.
  Мы застали неприлично заурядную, можно сказать пошлую сцену, каким только
и место во второсортных кинофильмах. Ганс Рюйтер,
импозантно-величественный в спортивном пиджаке и отглаженных брюках,
скучал подле распахнутого шкафа, держа ладони, поднятыми кверху. У ног его
покоился маленький автоматический пистолет - испанская игрушка, из тех,
чей ствол не прячется в механизме затвора, а выставляется напоказ.
  Тонкий, обнаженный ствол этих систем снабжается нарезкой для глушителя,
каковой и торчал, где положено. То ли Рюйтер носил его постоянно, то ли
наспех привинтил во мраке шкафа - сказать было затруднительно.
  Сборище профессионалов. Хотя профессионалы избегают незаконных и уличающих
устройств наподобие глушителя. Во-первых, вам становится неловко, стыдно,
а зачастую и больно, ежели эту штуку обнаруживают при обыске, во-вторых,
она отнюдь не делает выстрел совершенно бесшумным, а в-третьих,
перекрывает мушку и не дозволяет взять хоть сколько-нибудь приемлемый
прицел.
  Маленький, хитрый испанский пистолет говорил о Рюйтере очень много - и
хорошего, и худого. Держался Ганс, надобно признать по чести,
безукоризненно. Выглядел самоуверенным, скучающим, надменным. Единственно
допустимый вид поведения, когда попадаете в похожую передрягу. Противник
невольно задумывается: а что за карта у парня в рукаве? И начинает
беспокоиться.
  Именно такое воздействие и оказывал Ганс на Ларри Фентона, топтавшегося
поодаль с револьвером наизготовку. Тощая физиономия блестела от пота, и
даже на бритой макушке сверкали капельки испарины. Левой рукой он дал нам
знак затворить за собою дверь. А в правой держал еле заметно вздрагивавший
тридцативосьмикалиберный револьвер.
  - Что вы творите в моей комнате? - гневно спросила Дженни. - Кем бы ни
были, вы не имеете права являться ночью до полусмерти пугать неповинную
девочку, грозить моим... друзьям! Уберите дурацкую пушку вон, и...
  - Заткнитесь, - раздраженно перебил Фентон.
  - Да вы понимаете?..
  - Закройте рот.
  Дженни играла довольно хорошо, но слегка перебарщивала. Я уже знал ее
актерские способности и не сомневался: о преувеличенном гневе договорились
во время полуминутного перешептывания с Пенелопой. Дого ворились ли о
чем-то ином - оставалось выяснить. Меня гораздо больше занимал сейчас
Ларри Фентон.
  Заговорил он срывающимся от волнения голосом, но уже обретал нужную
самоуверенность. И даже на мгновение отвел глаза от Рюйтера:
  - Я надеялся, что вы придете, Клевенджер, - сказал он с чувством. Парень,
похоже, позабыл, что мы не пили братской чаши, и не клялись в обоюдной
дружбе до гроба... - Только поэтому не дал девчонке удрать. О да,
голубушка, я все прекрасно приметил. И понял: ты бежишь за маменькой, а
она - у американского частного детектива. Дружная семейка, ничего не
скажу. Помогите, Клевенджер.
  Говорил он почти небрежно, однако глаза, шнырявшие от Ганса ко мне и
наоборот, молили: пособи, а я торжественно извинюсь, на колени стану,
челом ударю - только потом, когда выберемся отсюда подобру-поздорову...
Что ж, парня можно было и понять. Комната битком набита врагами,
единственный возможный союзник - я.
  - Чем же помочь, amigo?
  - Подберите вон тот пистолет. И подержите гостя на мушке, покуда я вытрясу
из женщин кой-какие сведения... Осторожно, между нами не суйтесь! Парень
хитер и опытен.
  Я даже не огрызнулся, хотя отнимал оружие у хитрых и опытных парней, когда
Фентон еще отнимал конфеты у младшего братишки. Или сестренки. Если
таковые имелись. Я попросту приблизился к Рюйтеру по всем правилам,
поглядел в упор. Пистолет покоился подле самых ног пленника. И
сторониться, чтобы я поднял его, Ганс де собирался.
  - Когда скажу, - процедил я, - сдвинешься влево на пол-ярда, иначе ударю
носком ботинка в пах. А ежели сдвинешься на пол-ярда и один дюйм - ударю
дважды. Еще и стволом по голове добавлю... Готов? Отступай!
  Дженни, разумеется, пристально изучала меня, обнимая дочь за плечи. Но о
миссис Дрелль я задумывался меньше всего. Стоя спиною к Ларри, осыпая
Ганса раздраженными угрозами, я незаметно подмигнул немцу. Величайшей
заботой моей был господин Рюйтер, и следовало втемяшить ему, что рядом -
не враг, а помощник. Иначе Ганс мог испортить всю затею, коль скоро
начнутся решительные действия.
  Затею, правда, мог испортить кто угодно, и все же из них троих Рюйтер был
самым опытным и опасным. Я увидел, что глаза его еле заметно расширились.
Я подмигнул опять и угрожающе шагнул вперед.
  Рюйтер пожал плечами и подался в сторону.
  Подобрав пистолет с глушителем, я проверил обойму и не обнаружил никаких
неполадок. И обзавелся достаточно тихим огнестрельным приспособлением.
Оставалось лишь развернуться и выпалить. Единственное средство урезонить
возбужденность сопляка с револьвером.
  Я знал это и знал, что застигну зеленого, безмозглого Ларри врасплох, и
понимал, что именно этого и потребовал бы Мак и приветствовал бы мой
поступок - во всяком случае, не осудил. Я получил предварительное прощение
любых грехов.
  Но пистолет по-прежнему был величиною неизвестной. Только в кино возможно
поднять первый попавшийся ствол и лихо гасить свечи либо тузов
простреливать на расстоянии пятидесяти ярдов. Правда, Рюйтер -
профессионал и навряд ли пользуется пистолетом, у которого большой разброс
или иной недостаток.
  Я медлил недопустимо и сам сознавал это, Всего смешнее, жалел Фентона.
Бедный межеумок доверился мне всецело. Он колотил меня по челюсти, пинал в
ребра, но теперь уповал, что я - честный американец и не подведу его перед
лицом общего противника. Впору было самому застрелиться от злости на
собственное слюнтяйство, но я не мог - повторяю, не мог проделать
отверстие в безмозглом фентоновском черепе, не испробовав для начала менее
радикальных методов.
  В конце концов, успокоил я служебную совесть, передо мной не закаленный
знаток, вроде Маркуса Джонстона. И, если подобраться поближе, можно слегка
пришибить Ларри, не причиняя серьезных увечий... Отпустив затвор, я
прицелился в Ганса.
  - О`кей! - объявил я, безотрывно глядя в глаза немцу. - О парне
позаботились. Шевельнется - изрешечу.
  И вновь подмигнул.
  Ганс ответил микроскопическим кивком, давая понять, что понял, уяснил,
уразумел. Ни на секунду не обольщаясь мыслью о возникшем двустороннем
соглашении, стоило все же рассчитывать на выдержку Рюйтера. Он посмотрит,
какую предлагают помощь - тем паче, что предлагают задаром.
  Созерцая немца, я не мог не вспоминать мертвую девушку в гостинице
"Лосиная Голова" и не думать о поставленном на боевой взвод, направленном
в брюхо Рюйтеру испанском пистолете с глушителем. Но Мак настрого велел
оберегать и холить Ганса. Личная ненависть не учитывается, утолять ее
возбраняется, говаривал он еще в дни войны.
  - Так-с, миссис Дрелль! - зашипел где-то за моею спиной Ларри Фентон. -
Пожалуйте в это вот креслице!
  Я чуток подвинулся - так, чтобы и Рюйтера видеть, и за событиями краешком
глаза наблюдать. Это, во-первых, казалось движением естественным, а
во-вторых, на пару футов сократило расстояние до Ларри.
  Женевьева поколебалась и села в указанное кресло. Пенни шагнула ей вослед.
  - Нет уж, девочка, - процедил Фентон. - Ты уж, пожалуйста, не бегай.
Повернись к дяде спинкой. Сомкни руки позади.
  Мгновение-другое Ларри примеривался, потом внезапно ухватил Пенелопино
запястье, вздернул к лопаткам, держа юную особу за подбородок, не давая
согнуться. Пенни завопила благим матом. Дженни охнула, попыталась
вскочить, но тут же осела.
  Ибо Фентон отпустил физиономию прыткой девицы, выдернул из-за пояса
револьвер, приставил к виску Пенелопы.
  Я изобразил негодующее восклицание, сделал непроизвольный, хорошо
рассчитанный шаг в сторону федерального агента и выиграл еще два фута.
  - Эй, парень, ты спятил?
  - Не вмешивайся! Следи за пленным! И не вмешивайся!
  Голос Фентона звенел истерикой.
  - Миссис Дрелль, мы устали гоняться за нужной вещью. И не выпустим из
Канады ни ее, ни вас, ни вашу дочь, ни этого красавца! И вы сию минуту
скажете, куда переслали эту вещь. Иначе услышите, как трещит переломленная
ключица. Ключица этой девки! Мы устали играть в сыщики-разбойники, миссис
Дрелль!
  Дженни облизнула губы. Веснушки на побелевшем лице проступили еще ярче.
  - Мы? - выдохнула она. - Где ваш напарник? Он ведает, что вы здесь
вытворяете? Ларри еле заметно вздрогнул.
  - Не ваше дело. Мистер Джонстон связывается с Вашингтоном. А я действую
своими способами.
  Что ж, не впервые молодой и глупый агент пускается во все тяжкие, дабы в
отсутствие старшего стяжать себе лавры героя... Сплошь и рядом он числится
героем посмертно. Причем героем тупоголовым.
  Я выиграл еще три дюйма, но Фентон уже метнул через плечо беспокойный,
подозрительный взгляд. Пришлось остановиться.
  - Будешь говорить?!
  Выбор у Ларри действительно был невелик. Или успешно сыграть до конца, или
оказаться четвертованным, когда Маркус возвратится и узнает о подвигах
помощничка.
  - Ну-ка, малышка, пожалуйся маме! Сейчас еще больнее сделаю... Пенни
взвыла:
  - 0-о-о-ой! Мама-а-а! Скажи ему! Пожалуйста! Ой, не могу... А-а-ай!
  Теперь уж я прикидывал, как пристрелить Фентона и не положить Пенелопу той
же пулей. Верный шанс уже упущен - по сентиментальной и премерзостной
глупости. Наверно, Ларри почуял неладное. Он опять посмотрел на меня,
ослабил хватку, Пенелопа умудрилась вырвать запястье, шлепнуться, обеими
руками ухватить федерального агента за колени.
  И тут уж, как говорится, пошли клочки по закоулочкам...
  Все приключилось молниеносно, а показалось неспешным и плавным, точно
замедленная киносъемка или схватка под водой.
  Ганс выхватил из кармана что-то плоское, Ларри сражался с Пенелопой,
повисшей на нем, точно пиявка, Женевьева вскочила с кресла и кинулась -
отнюдь не на Ларри, а на вашего покорного слугу. Чего-то в подобном ключе
я и ждал, а посему и не дал застичь себя совершенно врасплох.
  В руке Рюйтера очутилась пачка сигарет, которую Ганс направил на Фентона.
Ларри наконец-то сообразил ударить Пенелопу коленом в лицо, высвободился,
вскинул револьвер, а я замешкался на долю секунды, уклоняясь от прыжка
Женевьевы...
  Осмелюсь предположить, что все же умудрился бы поправить положение при
помощи своего, хорошо знакомого револьвера. Но испанская модель явно
страдала манией величия: возомнила себя зенитной пушкой. Выстрел хлопнул
громко - точно шампанское откупорили, - и со стенки над головою Фентона
брызнула штукатурка.
  Я разом снизил прицел и вновь нажал на гашетку, разом отправив Ларри
Фентона в блаженные охотничьи угодья, но тридцативосьмикалиберный зверь
успел рявкнуть раньше.
  Единственный выстрел сопляка был отменно хорош. Или очень плох - это
зависит исключительно от взгляда на случившееся.
  Ганс Рюйтер, вверенный моему неусыпному попечению Маком, человек, чью
шкуру мне вменялось в обязанность всемерно и тщательно оберегать, сполз по
стене и сидел на полу, изучая неведомые дали остановившимся взором. Рубаха
и спортивный пиджак набухали кровью.
  Не знаю, что и как пытался он совершить своими хитрыми сигаретами, но
точно знаю: когда я подошел и склонился над Рюйтером, немец был уже
мертвее мертвого.


                                  Глава 17


  Целую минуту я стоял, прижавшись ухом к двери, прислушиваясь, не раздастся
ли торопливая приближающаяся поступь. Если кто-нибудь в пределах
слышимости еще не уснул, нам надлежало угомониться и смирнехонько
поджидать полицию. Обо всем прочем - и о нас в том числе - полиция
позаботится сама...
  Но если вокруг уже видели десятый - или хотя бы первый, - сон, оставалась
надежда улизнуть безнаказанно. Человек, пробуженный резким, непонятным
звуком, либо немедленно смыкает глаза опять, либо решает: у кого-то на
улице барахлит выхлопная труба автомобиля. В любом случае, постояльцы,
разбредшиеся по номерам незнакомой гостиницы, в незнакомом городе, а то и
в чужой стране, едва ли зададут себе труд позвонить в участок, не будучи
всецело уверены, что слыхали выстрел. Никому не хочется портить, отпуск
или поездку, давая пространные показания - устные и письменные.
  В коридоре царило безмолвие. Выждав еще минуты две, я удостоверился:
повезло. Да и самое время было нарваться для разнообразия на капельку
удачи. Я перевел дух и осторожно отступил от двери.
  Дженни оставалась посреди ковра - настороженная, сжавшаяся в комок,
следящая за мной распахнутыми глазами. Сидела там же, куда шлепнулась
после безуспешного покушения на мою особу. Во всей комнате лишь миссис
Дрелль да я подавали признаки жизни.
  Фентон валялся почти у самых моих ног, отброшенный ударом тупоконечной
пули. Пенни простерлась подальше в глубоком обмороке. Так я думал и
уповал. Ганс Рюйтер недвижно сидел, привалившись к стене, и был совершенно
мертв. И я не мог изобразить сожаления по поводу чьей-либо персоны, кроме
собственной.
  Ибо совершил ошибку, непростительную в нашем деле: дозволил безумному
приступу человеколюбия возобладать над целесообразностью и повиновением
полученному приказу. Мак настрого велел: доставить Ганса по назначению
живым и невредимым. Любой ценой. И я мог предотвратить его гибель. И
держал в руке оружие. И не решился применить его против беззащитного, по
сути, Ларри.
  Итого: благодаря слюнтяйству покорного слуги вместо одного мертвеца на
ковре насчитывалось целых два, работа полетела ко всем чертям, а в городе
Вашингтоне М. Хелма, эсквайра, отдадут на растерзание отряду психиатров.
Доктора определят размягчение мозгов и скажут, излечимо оно или нет, но
сейчас не время было заглядывать в чересчур отдаленное будущее...
  Я присел, поднял оброненную Рюйтером сигаретную пачку, осторожно
исследовал. Обнаружил крохотное отверстие, откуда, если правильно прижать
нужное место, наверняка вылетала отравленная игла. Сдавалось, что гибель
Грегори и Элен Хармс получает вразумительное объяснение.
  Забавляться с пачкой сверх необходимого я не посмел. Иди знай, где, что и
как нажимать. Недоставало еще, ко всему прочему, сделать себе
профилактическую прививку цианистым калием...
  Я приблизился к Ларри. В голове у него зияла дырка, и немалая. В известном
смысле, подумал я, парень и родился с продырявленной головой, только
умирал от этого целых двадцать пять лет... Жаль, достал его не первым, а
вторым зарядом.
  - Дженни, чем вооружили твоего приятеля? А, ирландочка? Не выстрели эта
испанская дрянь в потолок, Рюйтер остался бы живехонек. С четырех ярдов
забирать на два фута выше цели! Уму непостижимо!
  Женевьева, ошеломленная, потрясенная, молча смотрела на меня. Впрочем,
весьма немногие пускаются в удалой пляс, впервые повидав насильственную
смерть. А миссис Дрелль, как подсказывало мне чутье, прежде при эдаком не
присутствовала.
  Облизнув губы, она выдавила:
  - Ты... Ты застрелил... федерального агента! Я думала... Я не понимаю!
  В глазах Женевьевы мелькнула странная искорка: недоверие пополам с ужасом:
  - Новый спектакль, мистер Клевенджер? Прикажите своему другу встать и
отереть с физиономии вишневый сок!
  - Сама прикажи, - любезно посоветовал я. Она посмотрела на Ларри - и
недоверие словно рукой сняло. Остался только ужас.
  Я тем временем учинил осмотр испанскому пистолету и понял причину промаха.
То ли Рюйтер в темноте и спешке привинтил глушитель вкривь и вкось, то ли
стальной цилиндр сместился, когда пистолет упал на ковер по команде
Фентона - геометрические оси глушителя и ствола взаимно сместились. Чудо,
что пистолет не взорвался у меня в руках. То-то было бы весело! Вынув
носовой платок, я тщательно выдраил оружие, вложил в пальцы Рюйтеру,
поднял и отпустил мертвую руку, чтобы та упала естественно.
  - Зачем? - тихо спросила Дженни.
  - Уложили друг друга, - отозвался я. - Стреляли одновременно, почти в
упор. Случается. Авось, полиция и клюнет.
  - Но ведь агента убил ты, - сказала Женевьева. - Ты. Убил. Федерального.
Агента. Я видела.
  Тонкие брови сошлись у переносицы, лицо исказилось:
  - Но зачем?!
  Обмозговывать ложь было некогда и я брякнул:
  - Дурацкий вопрос. Ты же искала союзника на черный день? Да не дрожи, как
лист осиновый, никто не попрекает. По крайней мере, я не в претензии.
  - Не-воз-мож-но.
  - Прекрати, - огрызнулся я. - Признаю. Убил. Не люблю бритоголовых. Также
не выношу, если детям, особенно девочкам, руки выламывают. Уймись-ка,
Дженни. Да не притворяйся, будто ничего не разумеешь. Ты прекрасно
догадываешься, чего ради я ухлопал Фентона...
  Скривившись, я окинул взором поле брани и добавил:
  - Так, между прочим, и получается, когда люди таскают пушки, чтобы
размахивать ими. Предпочитаю оставлять собственную дома. Сейчас принесу
воды, нужно заняться Пенелопой.
  - Но я ведь не просила... Я не говорила: убивать...
  - Разумеется, нет. Смиренно и всепокорнейше прошу прощения, дорогая:
неверно истолковал твое пожелание. В следующий раз, увлекая на постель
мужчину, от которого ждешь помощи, либо изъясняйся вразумительно, либо
соблазняй ясновидца.
  Не шибко хитроумный гамбит - любовь с первого взгляда. Грегори на нем и
ожегся. Но я, благодарение Богу, не конфетный красавчик, привыкший
ухаживать нахально-вкрадчиво, а потому - насквозь притворно и
отвратительно. Я - закоренелый циник с ядовитым и длинным языком. Дэвиду
Клевенджеру Женевьева и поверить могла ненароком. А в доказательство любви
я уже поверг к ее стопам очень-очень мертвое тело федерального агента
Фентона.
  - Прости, - шепнула Дженни, - прости, я не думала, что случится
подобное... Да в жизни я не попросила бы!..
  Она подняла голову.
  - Убил правительственного сыщика... Значит... Получается, ты действительно
у них не служишь? Получается, ты правду говорил?
  - Я бедный частный детектив из Денвера, Джейки. Сколько можно повторять? А
сейчас я - бедный частный детектив, заработавший себе теплое местечко на
электрическом стуле. Излишне теплое. Давай убираться, и поскорее... Пенни
можем оставить. Она - твоя дочь, не моя.
  - О, Боже!
  Дженни мигом очнулась, прервала полубредовую речь и захлопотала. Пенелопа
шевельнулась. Приподнялась. Я взял кувшин и отправился в ванную. Да,
теперь, когда все усилия пошли насмарку, мне удалось, наконец-то,
завоевать доверие Женевьевы Дрелль. Частный детектив Клевенджер, умеющий
неплохо драться и нехудо стрелять, надежный друг и союзник, защита и
опора... Тьфу!
  - Девочка в порядке? - негромко спросил я, выходя в комнату.
  - Очки сломались, на подбородке синяк, а в остальном - цела. Кажется...
Да, милая?
  Пенелопа неразборчиво пробормотала что-то маловразумительное. Поднеся ей
кувшин, я нежданно припомнил: там, в моем номере, она болтала о каких-то
распоряжениях Ганса, дальнейших инструкциях, сообщенных перед грозным
явлением Фентона... Слабая, но все-таки надежда!
  - Уносим ноги, - произнес я внушительно. - Быстро и безо всякой суеты. В
чем стоим - в том и удираем. Не расплачиваемся, не выписываемся у портье.
Просто удираем. Понятно?
  Женевьева заколебалась, но взглянула на двоих мертвецов и с усилием
ответила:
  - Хорошо, Дэйв. Что нужно делать?
  - Пенелопу оденешь, как была в ресторане. Сама не переодевайся - только
расчеши волосы, поднови помаду и гляди задорней. Вещей не брать. Можете при
хватить кошельки, зубные щетки - все, что вмещается в маленькую наплечную
сумочку. Выходите совершить ночную прогулку по городу. В моем обществе, на
моей машине.
  - Где встречаемся?
  - Я тоже прихвачу пару мелких вещиц, а потом подгоню фольксваген к
парадному подъезду. Четверть... нет уж, для верности скажем: полчаса.
  Мы сверили оба циферблата: Женевьевин и мой собственный.
  - Повторяю, ровно через тридцать минут, у парадного подъезда. Команде петь
и веселиться! Забираетесь в машину - и укатываем. О`кей?
  Оставив обеих в приятном обществе мертвецов, я удалился. Вновь поглядел на
циферблат: двенадцать тридцать семь. Следовало бы, наверное, сыскать
платный телефон, позвонить Маку, посыпать голову пеплом и покаяться, но
разумней казалось погодить. И докладывать не только о вопиющих и
непростительных глупостях. Да и время подгоняло...
  Возможно, я страдаю избыточной подозрительностью, но запас доверия к людям
на ближайшие дни исчерпался почти полностью. Поэтому я все же
воспользовался телефоном, попросил дежурного по гаражу подогнать VW куда
следовало, забежал к себе, схватил кое-что нужное, громко захлопнул дверь,
направился к лифту.
  Придавил кнопку, дал металлическим створкам распахнуться и захлопнуться
вновь. Лифт, оскорбленный ложным вызовом, скользнул восвояси, на первый
этаж.
  А я немного подождал.
  Признаю: проворства прекрасным дамам было не занимать стать. Не встречал
женщины, способной сменить чулки и привести Б образцовый порядок вычурную
прическу ровно за четыре минуты. И не видал пятнадцатилетней особы,
умеющей из шкафа извлечь - уж не говорю, нацепить, - юбку, блузку и
джемпер.
  Но ровно через четыре минуты после того как захлопнулся лифт. Пенни и
Дженни возникли в коридоре. И спешили, точно со сковородки раскаленной
удирали. На ходу продолжали застегивать пуговицы, жужжать "молниями",
рыться в сумочках. Так увлеклись, что не сразу и меня приметили.
  А когда приметили - обмерли.
  Я приблизился к Женевьеве, старательно изображая ленивое разочарование, и
безо всякого удовольствия отвесил ей умеренно хлесткую оплеуху.
  - Дрянь паршивая! - промолвил я усталым голосом. - Вшивая, никчемная
мразь. Пятки салом намазали? Покинули доброго друга и два славных трупика
ему на память оставляете?
  Дженни беспомощно оглянулась на дочку:
  - Дэйв, я...
  Запустив руку в карман, я извлек маленький складной нож и тряхнул кистью,
выбрасывая лезвие. Это не слишком удобно, зато впечатляет наблюдающих.
  - Я пытался быть мягким и уступчивым, ирландочка. И ни в чем никого не
винил, верно? Попросил только: давайте держаться вместе и спасаться сообща
- если возможно спастись. Но стоило выйти за дверь, и нате вам! Прошу
любить и жаловать! Бегут, как старые добрые крысы со старого дырявого
корабля.
  - Дэйв, - умоляюще сказала Женевьева, - Дэйв! Пожалуйста, я не хотела...
  - Ты ничего никогда не хочешь, дорогая. Но с кем играть вздумала? С
приходским священником или профессором астрономии? Любимый сын мамаши
Клевенджер эдаких шуток не жалует и в одиночку на электрический стульчик
не сядет. Не прошу, предупреждаю: под судом и следствием очутимся вместе,
подохнем сообща. Кое-кто может помереть раньше прочих. Один-единственный
ложный шаг - и я прикончу Пенелопу. Надеюсь, ты мне веришь... госпожа
Коловорот. Шагом марш к автомобилю, и рты до ушей! Неверный жест, неверный
звук - потроха выпущу. Не тебе, а дочке, заруби на носу. Кстати, отличная
мысль. Тебе попросту отрублю носик вот этим нержавеющим лезвием.
Револьверов не люблю, а ножами орудовать навострился. Это шутка. Плоская.
Словно клинок.
  Как импровизация, речь моя прозвучала довольно сносно. И вселила в милых
дам известное почтение ко мне. Они послушно вступили в лифт, образцово
смеялись и болтали, покидая гостиницу, безропотно уселись в дожидавшуюся
нас машину. Парадом, наконец, командовал я.
  Монреаль - огромный город, и пришлось долго колесить, прежде нежели я
умудрился покинуть его. Включил радио. Местные станции сорили в эфире
идиотской современной музыкой и пулеметным треском французской речи, в
которой ни М. Хелм, ни тем паче Д. Клевенджер отродясь не были сильны. За
городской чертою, впрочем, я нащупал передачу на английском и
удостоверился: туго доводится не мне одному.
  На белом свете по-прежнему царили безумие, кутерьма и кавардак. Самолеты
градом сыпались из поднебесья, корабли тонули целыми армадами,
самозабвенно сталкивались автомобили, прилежно рушились под откос поезда,
американский военный флот неутомимо разыскивал сгинувшую без вести
субмарину с атомными ракетами на борту. Вспоминали участь подводной лодки
"Трешер", пропавшей несколько лет назад при столь лее загадочных
обстоятельствах. Она погрузилась - и более не всплыла. Нигде.
  Я правил автомобилем, слушал и давался диву. Повторяю: не выношу ни газет,
ни телевидения, ни последних новостей как таковых, но поневоле вынужден
пичкать голову галиматьей, ибо случайно вычитанная заметка или услышанный
обрывок передачи могут иметь прямое либо косвенное отношение к делу.
Правда, не могу сказать, кое общение растаявшим в пучинах подводным лодкам
с моим заданием. Пускай участью "Трешера" и родственных ему железных рыбок
занимаются адмиралы. А у меня и без флотских неприятностей - хлопот полон
рот.
  Новости завершились коротким сообщением о двойном убийстве в отеле
"Voyager". Не беда. Если даже и успел Джонстон побывать на месте
происшествия, то вряд ли получил достаточно сведений, чтобы помчать в
ненужную сторону, сиречь нам вослед.
  Я высмотрел темную, пустынную придорожную стоянку, свернул и затормозил.
  Дженни, ехавшая рядом, повернула голову. На заднем сиденье закопошилась
Пенелопа. Насмотревшись на слаженную деятельность мамы и дочки, я
предпочел бы не иметь ни ту, ни другую за своей спиной. Однако, спереди
хватает места лишь двоим.
  - Так-с, - объявил я хладнокровно. - Ракета стартовала, первая ступень
отвалилась благополучно. Теперь скажу огромное спасибо тому, кто укажет
верный курс. Обидно залететь на Марс, ежели требуется Луна.
  Дамы безмолвствовали.
  Я посмотрел на Женевьеву.
  - Ирландочка! Не вынуждай разыгрывать Ларри!
  - Что? Ларри?
  - Так нарицали при жизни одного из монреальских покойников. Того, который
любил косточки сокрушать... Но, козочка, я ведь не сопляк вроде Фентона, и
косточками не ограничусь. Не разольетесь певчими канарейками - горлышки
перережу.
  - Что... Что тебе нужно знать?
  - Загвоздка в том, что именно сейчас я ничего знать не желаю. Только
назовите направление. Дэйву Клевенджеру надо срочно убираться из этой
страны, а возможно, и с этого континента. Ваши попечители наверняка
позаботились обо всем и все подготовили для быстрого и успешного бегства.
Рюйтер погиб, и возникла вакансия...
  Никто не ответил.
  - Только направление! Север, юг, восток, запад? Куда? По дороге
договоримся о прочем, но по дороге, потом!
  Безмолвие. Полная тишина.
  Я вздохнул:
  - Пенни, весьма сожалею: придется покинуть машину. Выбирайся, пока я сниму
пиджак и подверну рукава. Прости, я понимаю, неприятно делаться боксерской
грушей, но скажи спасибо маменьке...
  Пенелопа тихо заныла:
  - Мама, ради Бога, скажи ему! Не надо... Я больше не выдержу! Скажи
направление! Пожалуйста
Сделав долгий, глубокий вздох, Женевьева произнесла:
  - На северо-восток, мистер Клевенджер. Вдоль реки Св. Лаврентия, по южному
берегу, мимо Квебека. Доезжайте до Ривьер-дю-Лу, затем сворачивайте
вправо, на Фредериктон.
  Последовала краткая пауза, и Дженни яростно прибавила:
  - Поработай баранкой, сукин сын! Обрадовался?
  - Конечно, - сказал я, и при этом не солгал. На самом деле после разговора
с Маком я знал направление вряд ли хуже самой Женевьевы, которая тоже не
солгала. Но, во-первых, нельзя было расписываться в неподобающей
осведомленности, а во-вторых, я сызнова убедился: при надлежащем нажиме из
Женевьевы Дрелль веревки можно вить.
  Это весьма обнадеживало.


                                  Глава 18


  - Погодите, Эрик! - перебил Мак. - Вы хотите сказать, Рюйтеру отводили
гораздо более скромную роль, нежели мы полагали сперва?
  - В общем, да, сэр. По крайности, не главную. Доводы мои звучали вяло, как
оправдания нашкодившего мальчишки: окно я действительно высадил, да не
очень большое, и стекло там уже было с трещинкой... Мак надолго смолк. Я
вообразил его физиономию, хмурящуюся в пятистах милях к юго-западу от
красной придорожной телефонной будки. Накануне VW пересек долготу
Вашингтона. Изрядный путь проделали, изрядный...
  - Сомневаюсь, - раздался голос Мака. - Все источники уверяют: Рюйтера
переправили через океан исключительно и единственно ради того, чтобы
выкрасть известные документы. А Женевьева Дрелль послужила ему послушным и
удобным орудием, не больше.
  Я наблюдал сквозь пыльное стекло за упомянутым удобным орудием, которое
сидело в запаркованном поблизости фольксвагене и держало с дочерью военный
совет, пользуясь временной свободой от невыносимого Клевенджера.
Оставалось утешаться лестным предположением, что персона моя служит одним
из основных предметов беседы. Любопытно, каковы прочие?
  - Не уверен, сэр, что ваши сведения всецело правильны. Крепко подозреваю:
где-то упущена важная, быть может, важнейшая подробность. Мелкая,
незначащая с первого взгляда, но служащая отмычкой ко всем загадкам...
Кстати, не согласен с тем, как представляли в докладах. Женевьеву Дрелль.
  - Сделайте милость, поясните.
  - Мы исходили из аксиомы: дама свихнулась от любви к Рюйтеру и пустилась
во все тяжкие, дабы угодить и ублажить. Но могу поклясться: ни малейших
признаков нежной страсти не заметил. Создается впечатление, что Ганса
Рюйтера какое-то время терпели в качестве сопостельника, стремясь насолить
провинившемуся мужу. В остальном он был Женевьеве совершенно безразличен.
Гибель Фентона потрясла миссис Дрелль, а кончину Ганса еле приметили.
Правда, Ларри служил федеральным агентом...
  - Если Женевьевой Дрелль не движет неукротимая страсть, будьте любезны
предложить иное объяснение. Я поколебался.
  - Какой-то хитрый шантаж. И столь хитрый, что Дрелль начинает жужжать и
вращаться при малейшем прикосновении к нужной кнопке... Случайным
прелюбодеянием, по крайней мере, так не запугаешь.
  - Но Рюйтер мертв, - заметил Мак. - И никаких кнопок нажимать уже не
способен. Тем не менее, женщина, по вашим же словам, собирается продолжить
и успешно завершить начатое.
  - Да, сэр. Так я думаю. Возможно, кнопку показали кому-то иному... А если
даже нет? Ведь Женевьеве теперь и выбора не оставлено, мы с вами
позаботились об этом. Рядом неусыпно бдит окаянный убийца Клевенджер,
стремящийся бежать вон из Канады, а предпочтительно, - из Америки вообще.
А вдали - разъяренный, опекаемый правительством супруг, четверо убитых,
суровые законы... Допустим, Женевьева не убивала сама. Но если начнется
следствие, она увязнет в бесконечных допросах навсегда. И не забудьте, что
формально бедолага совершила государственную измену. Женевьеве поздно идти
на попятный.
  - Куда же идти?
  - А туда, куда собиралась бежать из гостиничного номера, да наскочила на
меня. Рюйтер успел, по-видимому, рассказать Пенелопе вполне достаточно. А
переправу подготовил с профессиональной дотошностью...
  Прочистив горло, я продолжил:
  - Кстати, как Рюйтер вообще проник в Соединенные Штаты? Неведомо? На
корабле, самолете, воздушном шаре, ползком? Узнаем, как прибыл - сумеем
догадаться, как рассчитывал удрать.
  - Разумная мысль, - ответил Мак. - Я уже ломал над этим голову. И слал
запросы.
  - И?
  - И люди, которые обладали нужными сведениями, показывали в ответ
преогромный кукиш. Обычная история. Совершенно секретно, разглашению не
подлежит, будьте здоровы...
  Я чуть не треснул кулаком по неповинному телефону.
  - В один прекрасный день русские ворвутся в Америку, расползутся по всей
стране, грохоча гусеницами танков, и никто не узнает об этом, ибо никто
никому ничего не скажет: совершенно секретно!
  Со вздохом разочарования я метнул единственного своего туза:
  - Возможно, этим выродкам знакомо имя Гастона Мюйра? Он живет в городишке
Французская Гавань. Имеет рыбачью лодку - довольно крупную, по сути, яхту.
Ежели верить карте, Французская Гавань - маленький приморский поселок на
острове Бретонский Мыс, примерно в тридцати милях от бывшего шахтерского
города Инвернесса... Только что вырвал это у девчонки. Сущим палачом
делаюсь, как ни прискорбно, сэр.
  - Гастон Мюйр, - повторил Мак. - Французская Гавань. Поглядим, поглядим...
Возможно, голубчики в рожицах переменятся... Неужто Рюйтер доверил
подобное маленькой девочке?
  - Если пятнадцатилетнюю дылду считать маленькой девочкой, сэр, можно
разделить судьбу Ларри Фентона... Да, полагаю, именно о Гастоне Мюйре и
следовало ей сообщить заботливой матушке. А той надлежало явиться во
Французскую Гавань во всеоружии. Сиречь со всеми нужными бумагами. Встреча
с Рюйтером или Мюйром назначалась на побережье, в шесть вечера
послезавтра... Виноват, уже завтра. При невозможности явиться Женевьева
оставит Мюйру безобидную записку до востребования. Код Пенелопа не
сообщила: уперлась и даже на угрозы не сдалась. Не пытать же девицу, в
самом деле!
  - Ага... Говорите, завтра вечером?
  - Да, сэр.
  - И думаете, миссис Дрелль пойдет напролом, невзирая на перемену
обстоятельств?
  - Что же еще остается делать, сэр? Я ведь пояснил: выбора Женевьеве не
дано. Хочешь уплатить за проезд - волоки документы. Ее, пожалуй, и выведут
без Рюйтера, но без чертежей и формул - никогда...
  Я вздохнул:
  - Подвожу итоги. Мы потеряли одного из почтовых голубков, но второй вполне
может унести депешу самостоятельно, ежели все втроем до завтрашнего вечера
не угодим в канадскую тюрьму. Это уж ваша забота, сэр. Ибо мне предстоит
покрыть еще семь-восемь сотен миль, а уклоняясь да прячась, по
рюйтеровскому расписанию не поспеем. Наперегонки с полицией не
покатаешься, имея сорок лошадиных сил и двух пассажиров. Уговорите
канадцев закрыть глаза и уши заткнуть поплотнее.
  Мак безмолвствовал. Я не побился бы об заклад, что могу прочесть его
мысли. Возможно, Мак думал: располагая столь вопиющим растяпой в качестве
агента, задание все едино спасти не удастся... И, между прочим, толика
правды здесь имелась бы.
  - Н-да, - произнес Мак минуту спустя. - Ох и трудненько будет обеспечить
вам беспрепятственный пропуск через три провинции! Четыре трупа...
Непросто, непросто.
  - Они предположительно сцепились и прикончили друг друга - Фентон и
Рюйтер. По крайней мере, я позаботился вложить Гансу в руку его же
пистолет. Уговорите полицию сделаться доверчивой - на два дня. Канадцы
ищут свидетелей, улики - пускай поищут спустя рукава.
  - Хорошо, а как урезонить некоего мистера Джонстона, предположительно,
весьма вероятно и почти несомненно ступившего на тропу войны и алчущего
клевенджеровской крови?
  - Урезоньте сами, сэр. Пускай Маркуса отзовут. Пусть, допустим, дать
показания касаемо, смерти Фентона.
  - Я имею право только предлагать и настаивать, Эрик. А распоряжаться
Федеральным Бюро, к великому сожалению, не властен.
  - Конечно, сэр.
  - И если доводы мои пропадут вотще и втуне...
  - Да. сэр?
  - ..Постарайтесь отнестись к упомянутому джентльмену без той братской
заботы, которой поначалу одарили его младшего напарника.
  - Понимаю, сэр.
  - Также наличествует маленькая девочка - виноват, юная леди. Она, судя по
всему, способна причинять хлопоты. Поскольку иносказательных приказов,
Эрик, вы не понимаете, говорю недвусмысленно: если Пенелопа Дрелль или
кто-нибудь иной каким-либо образом воспрепятствует успешному завершению
операции, Пенелопу Дрелль и кого угодно иного должен постичь несчастный
случай. Немедленный и, желательно, со смертельным исходом. Я выражаюсь
достаточно ясно?
  - Да, сэр.
  - Человеколюбие, к сожалению, не по нашей части, Эрик. А ежели хочется
любить ближних, могу обеспечить рекомендательным письмом к очень доброму и
приятному господину, вербующему сотрудников в Корпус Мира. Вы, правда,
староваты по их меркам, но думаю, для натуры столь возвышенной и гуманной
сделают исключение.
  - Понимаю, сэр.
  - Это все... Я сделаю, что смогу.
  - Пожалуйста, сэр.
  Мак повесил трубку. Я глубоко и облегченно вздохнул. Что ж, выговор
получил не по навету, а за дело. Но Мак не отказался помочь. А разнос мне
учиняют не впервые - бывало и хуже.
  Все-таки перед возвращением в автомобиль я добыл из кармана платок и утер
взопревший лоб...
  Весь мой походный гарем усердно заработал гребенками, помадой и пудрой.
Можно было и впрямь поверить, что прекрасные одалиски ни словечка не
обронили в отсутствие грозного падишаха.
  - Фу-У-у! - молвил я безо всякого притворства. - Позвонил боссу, в
Денвер... Там уже роятся ребятки из Федерального Бюро, и босс умывает
руки. Сказал: убийц не содержим.
  Я воззрился на Дженни в царившей полутьме.
  - Вытаскивать сына матушки Клевенджер из трясины придется тебе, дорогая.
Вон из Канады и, желательно, из Америки. Пенни уже назвала Французскую
Гавань. А как билеты на пароход купить, я покуда не знаю. Выкладывай.
Здесь и сейчас.
  - Что выкладывать?
  - Не разыгрывай дурочку. Все гоняются за одним и тем же, но лишь тебе
известно, где оно лежит. Покойный Рюйтер позаботился о грядущем отъезде,
но его друзья вряд ли восторженно завопят, увидав на месте Ганса кого-то
постороннего. Посему документы голубчикам достанутся исключительно в
придачу к моей скромной особе... Папку вручишь мне, только мне - и никак
не им.
  - Ты угрожаешь, Дэйв? Я засмеялся:
  - Довольно, козонка! Тебе предоставили полнейшую возможность сыграть
мягко, вежливо и по правилам. Рыцарский роман готовили! А прекрасная дама
тотчас решила улепетнуть, покинув защитника на растерзание дракону...
Теперь, мы с тобою - просто два мошенника, скованных одной цепью. Только я
и больше, и сильнее, и злей. Думаешь, не выколочу необходимого?
  Я скривился.
  - Лучше поверь на слово, и обойдемся без убедительных доказательств. Лучше
заговори сейчас, ибо через полчаса так или иначе, а канарейкой
разольешься. Я в частные детективы поступил не оттого, что брезговал
испачкать руки. Можешь побеседовать со мною немедля - в целости и
сохранности. Можешь сознаться чуток позже - но изуродованная донельзя.
Выбирай сама.
  На заднем сиденье зашевелились, послышался тонкий голосок:
  - Мама, он это сделает! Он это сделает, мы уже убедились! Расскажи!
  - Дэйв, - неторопливо изрекла Женевьева, - ты хотя бы представляешь, чего
просишь?
  - Начисто не представляю, но мне и безразлично. Лишь бы документы
требовались кому-то, обладающему кораблем или самолетом. Ну и, возможно,
тоненькой пачкой денег, имеющих законное обращение в стране, куда я удеру.
  - Это... совершенно секретные сведения, государственная тайна! Разработки
моего мужа!
  - Ну и что? - хмыкнул я. - Уже слишком поздно. То есть болтать о
патриотизме в поздний вечерний час попросту неприлично.
  Дженни умолкла. Я выжидал. Пенелопа ерзала позади.
  - Инвернесс, - негромко сказала Женевьева. Спешить не полагалось ни в коем
разе. Я числился Давидом Клевенджером. Я понятия не имел, где
располагается паршивый заштатный городок. Мэтту Хелму, конечно, все
пояснили загодя, но Давид Клевенджер не был столь хорошо осведомлен.
  Я вытащил дорожную карту, включил освещение, отыскал индекс.
  - Инвернесс... Инвернесс... В квадрате "джей-шесть"... Ба, на самом берегу
океана! Ирландочка, ты, сдается не солгала. Но Инвернесс велик...
  - На почтамте, - после краткой паузы ответствовала Женевьева.
  - А-а-а... Переслала себе самой, до востребования. Умница. А на какое имя?
Ответа не послышалось.
  - Слушай! - прошипел я сквозь крепко стиснутые, чтобы не ухмыльнуться,
зубы: - Лучше не играй в прятки. Не то приложу палочкой-выручалочкой по
башке! Помнишь, как тому несчастному бандюге приложил?
  Точно прося помощи либо совета, Женевьева обернулась к дочери. Пенни
поспешно произнесла:
  - Скажи все, мама. В конце концов, мистер Клевенджер прав, мы увязли в
болоте всем скопом. Клевенджеру нужно исчезнуть, нам нужны его машина и
защита.
  Женевьева громко вздохнула.
  - Оберон, - сказала она, глядя в ветровое стекло. - Анна Оберон.
  - Вот оно что! - прошептал я с хорошо разыгранным удивлением. - Прошу
извинить, мадам Оберон. погорячился... Инвернесс...
  Теперь я мог открыто и преспокойно пользоваться всеми наличными сведениями
- кроме Гастона Мюйра, конечно.
  - И вы извините за беспокойство, мисс Дрелль. Пенелопа выглядела не лучшим
образом: немного встряхнуть ее все-таки привелось. Девочка смотрела
серьезными, сощуренными, какими-то беззащитными глазами. Ах, да ведь очки,
надломленные Фентоном и наскоро приведенные в порядок, пострадали сызнова
- уже от моей руки. Вряд ли Пенни по-прежнему считала меня героем. Я,
правда, побил двух больших и нехороших бяк, но и малюсенькую девочку тряс
без пощады, словно фокстерьер крысу.
  - Плохо видишь без очков? - осведомился я. - Ну-ка, давай сюда, починю еще
разок. На время хватит.
  Замотав головой, Пенелопа вцепилась в ридикюль, куда накануне сунула
соскочившие с носа очки. Милостей от Клевенджера девочка не принимала.
Знала, что я пытаюсь убаюкать собственную совесть - и только.
  Я отобрал ридикюль, вытащил пострадавшее оптическое приспособление.
Пострадало оно чувствительно - дужка отлетела, другая держалась на честном
слове, - и все же исправимо.
  Расшатавшуюся часть я привинтил и укрепил кончиком ножа. Часть отлетевшую
следовало приклеить липкой лентой, каковая сыскалась в отделении для
перчаток. Завершив труды, я вынул носовой платок, тщательно вытер
захватанные пальцами линзы. Проверил на просвет - не осталось ли жирных
пятен?
  В машине отчего-то было очень тихо. Никто не шевелился. Глядя сквозь
начисто выдраенные стекла, я припомнил очки, найденные в прицепном домике.
Их стекла имели семь или восемь диоптрий. А эта пара не вполне
соответствовала рецепту. Верней, вообще не соответствовала.
  Ибо линзы отсутствовали начисто. Наличествовали обычнейшие, слегка
притемненные, совершенно плоские стекляшки.


                                  Глава 19


  Наконец, я уловил проворное, чуть слышное движение. На заднем сиденье
переместилась Пенелопа. Рука девочки поднялась и навела что-то прямо в мой
затылок. Это я понимал и не оборачиваясь. Чем именно грозят, узнаю через
минутку - ежели, разумеется, проживу столь долго. Покуда же следовало
опомниться и хоть немного привести в порядок взвихрившиеся мысли.
  Я разглядывал никчемные очки. Пенелопа Дрелль страдала близорукостью. Это
установили неопровержимо и давно. А ничего прочего достоверно выяснить не
потрудились... Безумие, согласен. И все же. Мак не позаботился снабдить
меня точными приметами Пенелопы. Да и Грегори наверняка не имел о них
понятия!
  Матушка и дочка на двадцать четыре часа ускользнули из-под нашей опеки в
горах Британской Колумбии. Агент, расколотивший автомобильное днище о
камни, как пить дать не проверил, та ли самая пара возвратилась или
произошли некоторые перемены в личном составе. Это выглядело единственным
резонным объяснением.
  И, в конце концов, кому стукнет в голову пристально изучать очкастую
девицу-недотепу со стальными скобками на зубах, растущих вкривь и вкось. И
кто заподозрит подобное существо, если речь идет о шпионаже крупнейшего
калибра? Соглядатаи сосредоточивались на матери, а недостойное чадо
вниманием обходили...
  Чрезвычайно остроумный и своеобразный замысел - как и все прочие
подробности этой затеи. Гениальная подмена.
  Потом - ежели уцелею - припомню все непостижимые странности материнского
поведения, так изумившие меня в гостинице, подивлюсь, как не сумел
разглядеть и решить непостижимо - сложного уравнения: 2 - 1 + 1 = ?
Впрочем, все мы крепки задним умом. А чтобы предаваться воспоминаниям,
следовало для начала выжить.
  Очень осторожно, слегка озадаченным голосом я промолвил:
  - Стоило возиться! Я-то думал...
  - Поменьше думайте, мистер Клевенджер. Голос принадлежал Пенелопе, однако
звучал неузнаваемо. В нем зазвенели взрослые обертоны, засквозила
холодная, расчетливая жестокость, пятнадцатилетним девицам, как правило,
не присущая.
  - Не шевелитесь. И не вздумайте поворачиваться.
  - Золотко, если ты целишься мне в затылок из пистолета, запомни: я
крохотная полевая мышка, я невинный маленький барашек, я совершенно
спокоен и безвреден.
  - Что именно вы подумали, мистер Клевенджер?
  - Мне сообщили, что Пенелопа Дрелль довольно близорука. Весьма близорука.
  - И..?
  - А за дело пришлось приниматься наспех. Сразу после гибели Майка Грина.
Мне описали грузовичок с прицепом, хорошенькую маму и очкастую дочку с
лечебными скобками на зубах. Только твои очки - декорация. Точней -
театральный реквизит. Как частный сыщик, пользуюсь дедуктивным методом и
заявляю: либо очки - не твои, либо ты - не Пенелопа Дрелль.
  - Вы рассуждаете здраво, мистер Клевенджер. Я не Пенелопа Дрелль.
  Я выждал секунду и с невыразимым облегчением перевел дух. Девица признала
правоту Дэвида Клевенджера, но тот, заодно с Мэттом Хелмом, по-прежнему
обретался в числе живых. Утешительно.
  Следовало, пожалуй, возгордиться собственной проницательностью. Четверть
часа назад я с бухты-барахты брякнул Маку слово "шантаж", пытаясь хоть
немного отмыться от монреальского позорища. И угодил в яблочко. Правда,
наобум, стреляя навскидку через левое плечо, но все же...
  Вопреки распоряжению Пенелопы, я медленно - подчеркнуто медленно -
обернулся. И узрел оружие, направленное теперь прямиком в мою физиономию.
Здесь гордиться проницательностью было не с чего.
  Разумеется, обшаривая трейлер, я не учинил доскональной инспекции детским
игрушкам. А именно этот прозрачный водяной пистолетик и валялся меж кукол
и мячей. Он казался безобидной пластмассовой штуковиной - однако лишь при
беглом и небрежном взгляде. Сейчас, увы и ах, я изучал окаянную вещицу
пристально, с расстояния в пол-фута.
  Никакая, не пластмасса, об заклад можно биться. Литое стекло,
кислотоупорное, подобно любому стеклу. Наверняка противоударное и
огнестойкое. Доверху полное прозрачной жидкостью - знаменитой салатной
приправой. Крошечный пузырек появился на крошечном дульном отверстии.
Пенелопа находилась в полной боевой готовности.
  - Если я согну палец мистер Клевенджер, вы прогуляете остаток жизни,
ощупывая дорогу тросточкой.
  - Безусловно, крошка, безусловно. Только не торопись. Безглазому парню
тяжеленько вести автомобиль, правда? - Я горестно вздохнул. - Вот оно что
приключилось! Я все гадал: как именно погиб мистер Грин? Разрешите узнать,
чего ради его убили?
  - Дал волю рукам, - уведомил бесстрастный молодой голос. - Даже малолетние
дурнушки не были застрахованы от ухаживаний обаятельного Майка. Руки у
него оказались опытные, а мозги - неплохие. Сообразил, что ребенок...
ненормально, слишком хорошо развит для своего сложения и возраста. Сперва
изумился, потом призадумался. Думал довольно долго и в итоге скончался.
Нелегкой смертью.
  Уставившись на маленькое, весьма симпатичное личико, почти незнакомое -
очки отсутствовали, да и напускную наивность будто ветром сдуло, - я
полюбопытствовал:
  - А сколько же тебе сравнялось на самом деле?
  - Перевалило за двадцать. Но вас это не касается, мистер Клевенджер.
  - Перчатку в домике Майка вы нарочно бросили? Пенелопа слегка усмехнулась:
  - Береженого Бог бережет... Я, правда, сочла, что ложный след уместен, а
Ганс поднял ужасный скандал. Объявил мой поступок ошибкой, угрожающей
всему заданию. И постарался исправить недочет.
  - Да, наслышан о его ремонтных работах. Как обращаться к вам?
  - Зовите Ноэминью.
  - Ноэминь, - повторил я. - Очень благозвучно. Разрешите вопрос, Ноэминь?
  - Да, мистер Клевенджер?
  - Зачем вы держите меня под прицелом?
  Пенелопа... виноват, Ноэминь изрядно удивилась.
  Даже непроизвольно сморгнула. Обычный недостаток
чересчур молодых агентов.
  - Откуда же было знать, как вы себя поведете?
  - А как, по-вашему, я мог повести себя?
  - Как положено кругом одураченному частному сыщику. Взбеситься от ярости.
Я улыбнулся:
  - Бешенство отложим до завтра или до послезавтра, когда осознаю всю
глубину свершенной глупости. Но сейчас я не ярюсь, а ликую. Черт, ведь
собирался выискивать вашего человека, торговаться, препираться, заключать
сделку...
  Ноэминь заколебалась.
  - А теперь собираетесь торговаться и заключать сделку со мной?
  - Совершенно верно. Рюйтер убыл в лучший мир - или в худший, судя по его
завершившейся карьере, стало быть, парадом отныне командуете вы. Человек
из Французской Гавани, сколько могу судить, командует в лучшем случае
рыбацкой лодкой. Или моторным катером.
  - Да, отныне распоряжаюсь я, - хладнокровно подтвердила Ноэминь. -
Возможно, я глупа, но все-таки не вижу, мистер Клевенджер, зачем вы нам
нужны. Документы заберем сами - драгоценная матушка давно переслала их
заказной бандеролью. Адресата, признаюсь, не знала и я, но матушка
драгоценная только что произнесла имя вслух. До сих пор она держала его в
тайне, как последний козырь. Поэтому прощайте, мистер Клевенджер, и
благодарю за помощь. Благодарю искренне. И за водительские услуги
спасибо... Выметайся, драгоценная матушка... Эй, парень, куда руку суешь?
  - Дайте хоть носовой платок спрятать, - возразил я. - Хорошо, хорошо, не
буду! Осторожней с идиотской игрушкой! И вот еще что...
  Я невольно сощурился. Нервно комкать носовой платок в ладони при подобных
обстоятельствах естественно. Я притиснул матерчатый мячик прямо к дулу
прозрачного пистолета, перехватил запястье Ноэмини левой рукой, сдавил,
вывернул. Кисть у меня, по счастью, довольно Сильная. Вырвал пистолет,
направил на девицу. Та взглянула с безмолвной ненавистью.
  - Хочешь остаться красивой - оставайся неподвижной! - рявкнул я. -
Ирландочка!
  - Да!
  Носовой платок уже вылетел за открытое окошко VW. Пожалуй, даже
паука-птицееда я не отшвырнул бы со столь похвальным проворством.
Казалось, кожа правой ладони отваливается лоскутьями, но скорее всего это
было игрой воображения. Глядеть и проверять я не решался. Внимание мое
полностью причиталось Ноэмини.
  - Бегом, ирландочка! Возьми ключи, раскрой багажник - он спереди! Там
канистра питьевой воды! Скорей неси к водительскому окну, облей мою руку,
обмой!
  Руку я высунул заранее и пол-минуты спустя ощутил струю холодной
живительной влаги. Пошевелил пальцами. Недостачи, похоже, не отмечалось.
  - Кажется, смыла полностью! - крикнула Дженни. - Там и было-то немножко,
все впиталось в платок!
  - В бывший платок, - ответил я. - В природе стало меньше одним кусочком
хлопковой ткани.
  Втянув ладонь в машину, я провел по ней пальцами уже спокойнее. Пара
волдырей возникла, однако иного ущерба здоровье мое не понесло.
  - Скобки снимаются легко? - полюбопытствовал я. Ноэминь ограничилась
кивком.
  - Тогда снимай. Очень медленно. Избавишься от проволочных заграждений во
рту - разом подобреешь и успокоишься...
  Миниатюрная, тоненькая, она и впрямь выглядела красивой. Теми же словами,
впрочем, я мог бы описать и песчаную эфу. Я припомнил, во что превратился
покойный Грегори. И смерть Ганса Рюйтера, вероятно, приключилась по
намеренному недосмотру подчиненной. Уж управиться с молокососом Фентоном
Ноэминь сумела бы! Но Рюйтер наорал на нее, отчитал, поставил на место.
Полагаю, она позволила убить начальника, дабы самой воцариться на его
престоле. По крайней мере, не исключаю этого.
  - Давай подумаем сызнова, крошка. Стало быть, я напрочь не нужен, и о
сделке речи не идет?
  Ноэминь посмотрела на меня, перевела глаза на стеклянный пистолетик.
Медленно улыбнулась.
  - Как вы находчивы, мистер Клевенджер!
  - И как полезен, - подхватил я. - И как хочу улизнуть из Канады! Заплатят
немного - буду рад. И, между прочим, я не алчный субъект. Заключаем
сделку, Ноэминь?
  Стоявшая подле фольксвагена Дженни взвыла от негодования. Черт с нею. Роль
свою миссис Дрелль отыграла полностью. На сцене оставались лишь Ноэминь и
я.
  Улыбка девушки растянулась шире. Обнаружились злые, исключительно ровные,
не скрытые стальными скобками зубы.
  - Согласна. Заключаем сделку... Дэйв. И я совершил величайший подвиг своей
жизни. Сделал ход, самый рискованный, самый безрассудный и самый
выигрышный.
  Перевернул на сто восемьдесят градусов проклятущий кислотный пистолетишко
и вручил его Ноэмини рукоятью вперед.


                                  Глава 20


  Мы с Дженни поджидали Ноэминь Б машине, припаркованной у одинокого
универсального магазина посреди городка, названного в честь святого -
запамятовал, какого именно. Нам, пожалуй, устраивали обычнейшую проверку.
Если послушно дождемся - докажем свою преданность. Если снимемся и укатим
- докажем противоположное, и Ноэминь ринется к ближайшей телефонной будке,
дабы подготовить надлежащую встречу во Французской Гавани либо Инвернессе.
Правда, это отнюдь не исключалось при любом обороте дел. К этому,
сообразно простейшей логике, следовало готовиться заранее.
  Дженни шевельнулась.
  - Дэйв...
  - А, ирландочка?
  - Ты же не... Ты ведь не можешь верить ей!
  Я скосился на спутницу. Для женщины, тридцать шесть часов по сути не
сбрасывавшей платья - лишь на короткое, незначительное время, - она
выглядела вполне пристойно, свежо и привлекательно. Я чувствовал огромное
облегчение - теперь, когда не приписывал ей убийство Грегори и Элен. Когда
не было дальнейшего резона мысленно честить миссис Дрелль сернокислотной и
цианисто-калиевой... Впрочем, химические эпитеты не особенно с нею и
вязались.
  Материнским чувством, подумал я, поведение Дженни объясняется полностью.
Можно было даже мозгами раскинуть и привлечь миссис Дрелль на свою
сторону. Союзницей заручиться на случай развязки... Я невольно осклабился.
  Искушение было слишком велико. В нашем деле постоянно совершают
естественную ошибку, опасаясь довериться человеку, от помощи которого
может зависеть вопрос жизни и смерти. Допускать подобную оплошность сейчас
было бы неразумно. А с другой стороны, я получил приказ. И секретность
преобладала надо всеми прочими соображениями.
  Я не смел доверяться никому. И не мог выложить миссис Дрелль даже крупицу
правды. А убеждать эту женщину ложью и пытаться не стоило.
  Вдобавок, наличествовало противоборство интересов. Женевьеву пуще всего на
свете заботила безопасность захваченной противником дочери. Мне же велели
нещадно жертвовать любыми некстати подвернувшимися девицами, а Пенелопу
Дрелль разрешили придушить собственноручно.
  В качестве Дэвида Клевенджера я произнес:
  - Выбирать не доводится. Кто вытащит меня из навозной кучи? Ты, ирландочка?
  - Ноэминь - лютое, неимоверное чудовище, - сказала Дженни. - Ты
представить не можешь, каково было путешествовать с нею вместе, спать в
одном прицепе, делать вид, будто она  - моя дочь... Господи, прости!
Родись у меня такая дочь - вытряхнула бы на пол из колыбели да растоптала,
как тарантула!
  - Одобряю, - хмыкнул я. - А что с Пенни? С настоящей Пенни?
  Лицо Женевьевы переменилось.
  - Ее где-то прячут. Увели от меня две недели назад. Отдали супружеской
чете - злобное, крикливое мужичье, фермеры. Больше ничего не знаю. И схожу
с ума от беспокойства, Дэйв! Пенелопа - необычный подросток. Очень умная,
одаренная, застенчивая. Прилежная... Не слишком красивая, признаю, - но
ужасно милая... Да разве могла я оставить ее дома, с этим ученым
остолопом, который двумя руками не в состоянии сыскать в темноте
собственную задницу! Которому совершенно плевать на дочку! Вот и забрала с
собой. И ошиблась... Наверное, росла в тепличных условиях. Не
представляла, с кем и с чем столкнусь. Дэйв...
  - Да?
  - Ты постараешься помочь? Ганс обещал позвонить по телефону, когда получит
бумаги, и сказать, чтобы девочку выпустили... Если бумаги окажутся в
порядке... И Ноэминь тоже знает номер. Может, убедишь ее... О, Боже! Эта
маленькая погань идет сюда!
  Пари держу, накупила вещей для себя одной, а мне и платочка не взяла...
  Дженни заволновалась, потом сделала явное усилие и быстро шепнула:
  - Дэйв, я обязана предупредить! Не слишком рассчитывай на бандероль в
Инвернессе! Я чуть не подпрыгнул:
  - И что сей сон означает?
  Женевьева замотала головой. Приблизилась Ноэминь, тащившая под мышкой
объемистый сверток, выглядевшая в голубом свитере, белой блузке и
солнечном свете просто хорошенькой безобидной девушкой.
  - Сейчас нельзя, - шепнула Дженни. - Будь начеку! Я тебя спасаю. Помоги
спасти Пенелопу!
  - Хорошо, постараюсь.
  Отвечал я машинально. Я гадал, что хотела сказать Женевьева и что за бомба
или пакость может скрываться внутри бандероли. И вообще, дошла она по
назначению, эта окаянная бандероль?.. Но всякому овощу и всякому
беспокойству свое время. Как это? "Довлеет дневи злоба его..." Доставало
немедленных забот, и брать их взаймы у будущего не стоило.
  Я склонился вперед, позволяя Ноэмини протиснуться на заднее сиденье
фольксвагена.
  - Знаешь, - возвестила Ноэминь жизнерадостно, - в паскудном городишке
джинсами не торгуют! Преступники, чистой воды преступники! Ладно, Дэйв,
трогай. Возле первой попутной рощицы остановись. Хочу переодеться, не то
арестуют за прогул занятий в школе...
  Ноэминь болтала без умолку, смеялась, отпускала шутки - более или менее
дурацкие. Слушая хрупкую, задорную особу, и заподозрить нельзя было, что
она совершила убийство - и, по всей видимости, не первое.
  У маленького соснового леса я свернул на боковой проселок, затормозил,
выключил двигатель.
  - Ваша костюмерная, мадемуазель, - объявил я церемонно, выбрался вон из
машины, откинул водительское сиденье: - Пожалуйте.
  - Пойдем-ка вместе, Дэйв. Надо поговорить.
  - Пойдем.
  - Вытащи ключ зажигания. Не то дражайшая маменька вздумает, чего доброго,
прикарманить общий автомобиль.
  Я послушался разумного совета и зашагал вослед Ноэмини. Девушка отошла
недалеко - так, чтобы не терять фольксваген из виду. И самой покрасоваться
перед ненавистной женщиной постарше. Положила пакет на сухую хвойную
подстилку, стала ко мне спиной.
  - "Молнию" расстегни-ка! Ты, говорят, мастак раздевать!
  - Рады стараться...
  Змейка взвизгнула, а я не без грусти подумал, что превращается в
профессионального дамского разоблачителя. Раньше я хотя бы занимался этим
обысков ради. Но теперь, похоже, подрядился прислуживать вражеским
лазутчицам. И безвозмездно, между прочим...
  - Что, нравлюсь? - жеманно полюбопытствовала Ноэминь. - Как насчет
маменьки дражайшей? Хороша в постели?
  - Ты, чертовка, сама помешала проверить.
  - Поверь, это мокрая курица. Все равно перепугалась бы в последний миг и
пошла на попятный...
  Ноэминь скинула джемпер, уронила юбку, сбросила туфли, в два приема
сдернула чулки. Осталась лишь в узеньких трусиках и чудовищно маленьком и
тугом лифчике. От которого избавилась тотчас.
  - Фу-у-у! - вздохнула девица с невыразимым облегчением. - Теперь возможно
дышать... И кусок проглотить без помех... Никогда не пытался питаться,
намотав на зубы полфунта нержавеющей проволоки? Достань-ка новый лифчик.
Если опять приведется замещать сопливую девчонку, та, надеюсь, не окажется
плоскогрудой воблой... Дэйв?
  - Ага?
  - Я тебе нравлюсь?
  - Понятия не имею.
  - Ох и дурень! - расхохоталась Ноэминь. - Ладно, мы еще всласть
позабавимся, когда сбудем с рук ненаглядную маменьку. Дай только
убедиться, что Дженни все обустроила как надо, свиньи не подложила... С
нее сталось бы! Я позвонила во Французскую Гавань. Гастону Мюйру.
  - Мюйру? - предусмотрительно переспросил отвлекшийся на мгновение
Клевенджер.
  - Так зовут нашего человека. Гастон Мюйр. И велела ему дожидаться двух
пассажиров. Понимаешь, Двух.
  Изображать благородное возмущение было и не время, и не место. Не
следовало также осведомляться, куда направится Гастон Мюйр со своими двумя
пассажирами. Я просто плечами пожал.
  - Ну и прекрасно. Прошу лишь позаботиться, чтобы одним из пассажиров
оказался отпрыск матушки Клевенджер. Не вздумай выкинуть нежданный
фортель, золотце. Я ведь не позавчера на свет появился.
  Ноэминь одобряюще улыбнулась:
  - Какой длинный, тощий и подозрительный субъект! Не волнуйся, милый. Мы
развлечемся на борту, обещаю. Развлечемся раз, и другой, и десять раз, и
сто раз...
  - Ты что, кругосветное путешествие затеваешь? - осведомился я не без
ехидства.
  - А ты по десять раз на дню разве не умеешь?
  Ценю ядовитые ответы на едкие вопросы, а потому настал мой черед хмыкнуть
с одобрением.
  Вручив Ноэмини темную клетчатую рубашку, пару черных обтягивающих
панталон, я завершил службу гардеробщиком. Пару сандалий девица надела без
посторонней помощи.
  Мы возвратились к VW, где восседала скучающая, равнодушная и чем-то
немного расстроенная Дженни. Славное, веснушчатое, тридцатилетнее лицо
ничего не выражало. Разумеется, ирландочка на обратила внимания на
состоявшийся под самым ее носом стриптиз, учиненный сернокислотной
Ноэминью в мою честь.
  Четырнадцатью часами позже мы въехали в Инвернесс, не повстречав по дороге
ни единого полицейского. С канадских шоссе блюстителей порядка точно
метлою смело - всех до единого. Кажется, Мак не пожалел усилий...


                                  Глава 21


  Сперва, разумеется, понадобилось набраться терпения, ибо прибыли мы
затемно, и почтамту полагалось открыться лишь несколькими часами позднее.
Но уж потом все пошло как по маслу. Мы очутились у окошечка выдачи раньше
всех. Дженни объявила служащему ложное имя и повернулась к нам, держа в
руке прямоугольный перевязанный крест-накрест бечевкой пакет.
  Ноэминь и я провожали ее до фольксвагена подобно паре телохранителей.
Внутри машины девица буквально вырвала у Дженни бандероль, шлепнулась на
заднее сиденье.
  - На главной улице, у бензоколонки, я видела телефон, - сообщила она
возбужденно. - Езжай прямиком туда, пока я проверю, что нам подарила
дражайшая матушка. Ух, черт! Ну и перетянула! Боялась, бумаги ускачут, а?
Передай-ка ножик, Дэйв.
  - Если требуется мой ножик, - отозвался я, сворачивая вправо, - бери сама.
Только сначала позови на помощь полдесятка дюжих приятелей. У тебя очень
славный пистолет. У меня - любимый и ненаглядный нож. И каждому - свое.
  Ноэминь раздраженно фыркнула:
  - Хорошо, сам открывай, чтоб тебе!
  Притормозив подле телефонной будки, я взял пакет, чиркнул клинком по
бечеве, разрезал обертку. Из рук покорного слуги бандероль выхватили еще
проворней и грубее, чем у Дженни.
  Раздался глубокий, радостный вздох. Я обернулся, но узрел только большую
красную печать и огромный штамп, "Совершенно секретно". Впору было
радостно вздохнуть самому.
  - Полицейский приближается, - невозмутимо заявила Дженни.
  Две пары глаз - моя и девкина - устремились в указанном направлении. По
улице шагал в нашу сторону всамделишный, взаправдашний, несомненный страж
закона. И не плюгавый провинциальный фараон, а бравый федеральный сержант
Королевской Конной... Лошади я, правда, не приметил.
  Сержант не казался человеком, преследующим убийц, однако Ноэминь принялась
поспешно завязывать папку и пропихивать ее под сиденье.
  - Чего ты ждешь? - зашипела она. - Улепетываем!
  - Безусловно, - откликнулся я. - Рванем с места на всех парусах! Для пущей
важности потопим парня бортовым залпом в три плевка. Уж тогда он как пить
дать не обратит на машину внимания... Иди, звони, Мата Хари.
  Сержант, разумеется, мирно свернул в небольшое кафе и пропал из виду.
Ноэминъ шмыгнула вон - прихватив папку с собою, влетела в будку, завертела
диском. Покуда она вела гнусные беседы с далекими соучастниками. я
посмотрел на Дженни.
  - Ирландочка, выкладывай честно и быстро: что не в порядке с бандеролью?
  Дженни замотала головой:
  - Ничего, ничего! Ты не понял меня... Куда она, по-твоему, звонит?
  - Вероятно, субъекту по имени Гастон Мюйр, - уведомил я. - Предмет
разговора угадываю, но все же боюсь ошибиться и оклеветать нежное создание
понапрасну...
  Дженни изучающе глядела мне в глаза. Но безмолвствовала. Минуту спустя
возвратилась Ноэминь. Я привычно склонился к рулю, пропустил ее.
  - Скорее к побережью, - сказала девушка. - Где сворачивать - укажу.
  - Слушаюсь!
  За городской чертой мы понеслись вдоль океанской глади, простиравшейся по
левую руку. Впрочем, если верить карте, это был Залив Св. Лаврентия, и
настоящий океан лежал далеко за его пределами, к северо-востоку, но
подобное изобилие соленой воды весьма впечатлило вашего покорного и
наивного слугу, выросшего и заматеревшего среди засушливых земель Новой
Мексики.
  Дженни дышала глубоко и прерывисто.
  - Как это прекрасно! - сказала она. - И какое грозное величие! Всегда
робела у моря, думала: что затаилось в глубине?
  - Рыбы, - ответил я. - Устрицы. И косточки утопленников.
  - Следи за дорогой! - окрысилась Ноэминь. - Еще две мили едем по шоссе,
потом сворачиваем.
  Так и сделали. Мимо проносились покинутые угольные шахты, потом асфальт
сменился гравием, гравий уступил укатанной земле проселка, и мы
затормозили в негустом лесу, неподалеку от еще одной шахты - заброшенной,
подобно прочим.
  Специалист, пожалуй, определил бы с первого взгляда, что именно здесь
добывали: золото, серебро, медь или уголь. Но я между шахтами различия не
делаю, все они одинаковы. Покинутые дыры немеряной глубины, пещеры,
устланные проржавевшими рельсами, по которым встарь шныряли пустые и
полные вагонетки, лабиринты, изобилующие ржавыми лебедками и прочей
подобной дрянью.
  Все заброшенные шахты похожи друг на друга. Ибо все они навязчиво и
неизменно вызывают у меня мысль: вот великолепное, несравненное местечко,
чтобы спрятать убитого! А предполагать, будто неведомый Гастон Мюйр и
Ноэминь рассуждают на иной лад, означало бы отказывать им в простейшей,
зачаточной сообразительности. Что было бы и несправедливо с моей стороны,
и безрассудно...
  Цель приезда в эту глушь сомнению не подлежала. Беда заключалась в том,
что я ничего особого поделать не мог. Посылку следовало отправить по
назначению любой ценой, а почтовый голубок остался один-одинешенек. Беречь
его полагалось... Ганс погиб, Гастон Мюйр числился величиной неизвестной.
  Чувство самосохранения развито у меня в обычной, присущей любому человеку
степени, однако платят нам отнюдь не за то, чтобы мы лелеяли свои шкуры -
хотя это и считается допустимым. Иногда.
  Главной задачей считалось определить бандероль на борт лодки или яхты, или
катера. И дозволить Мюйру невозбранно улизнуть. Посему оставалось только
смирнехонько восседать в машине и терпеливо ждать, покуда треснут по
голове, прирежут или пристрелят.
  Миновали, казалось, века. Должно быть, Ноэминь и ее приятель рассчитывали,
что я усну, проведя за баранкой чуть ли не сутки кряду. Некоторое время я
обдумывал и такую возможность, однако частный детектив Дэвид Клевенджер
едва ли позволил бы себе захрапеть при подобных обстоятельствах.
  Дженни, впрочем, свернулась калачиком и закрыла глаза.
  Боясь не выдержать и последовать ее примеру, я выбрался, размялся,
устроился на поваленном трухлявом стволе. Ноэминь вышла следом, принялась
беззаботно чирикать о том и о сем, и я сделал разумный вывод: сзади
приближаются.
  Лишь бы Мюйр оказался хорошим моряком! Ибо следопыт и охотник из него
получился никудышный. Добрых пол-минуты я слышал потрескивание сухих веток
и шелест прошлогодней листвы... Ежели по волнам движется столь же умело,
залив его лодчонке навряд ли удастся покинуть.
  Дженни зашевелилась, подняла голову, поглядела на меня - обе дверцы
оставались нараспашку, дабы проветрить кабину, - вскрикнула. Благодарение
Богу, запоздала!
  Револьверное дуло уже дотронулось до моего затылка.
  Мюйр - коль скоро явился Мюйр, - обладал густым, низким, приятным
баритоном.
  - Замрите, мистер Клевенджер. Ноэминь, ты упоминала нож. Отбери перышко,
потом проследи за женщиной.
  Я прилежно вздрогнул, точно застигнутый врасплох. Подскочившая Ноэминь
сунула руку мне в карман, выхватила складной клинок, устремилась к
Женевьеве - ни дать, ни взять, пушистый славный котенок, узревший
беззащитного птенца...
  Ноэминь спрятала оружие холодное, извлекла орудие сернокислотное, сдернула
со ствола предохранительный колпачок, направила пистолет на Дженни.
  Положение делалось очевидным, и ни один агент, не страдающий хроническим
слабоумием, не усомнился бы в грядущих последствиях. Но Дэвид Клевенджер
гением не считался.
  - Эй, в чем дело? - гневно вопросил я. - Верните нож! Ноэминь, объясни
своему приятелю... Ноэминь рассмеялась:
  - Ты ошибся, милый. Просчитался.
  - Поганая сучка! Шелудивая тварь! Злопаскудная... В подобном ключе я
витийствовал еще минуту. Затем старательно попытался вскочить и растерзать
коварную девицу на сто тысяч мелких клочков. Меня упрекнули - весьма
невежливо - и посулили пристрелить как собаку, ежели посмею шевельнуться
без предварительного позволения.
  Простофиля Клевенджер почел за благо замереть на бревне и поносить
изменницу последними словами, держа классическую, стандартную речь:
"да-я-пришибу-тебя-даже-если-ничего-иного-больше-не-успею-сделать". Именно
так и не иначе изъясняются межеумки, дерущиеся и палящие друг по другу на
телевизионных экранах. Режиссеры исходят из предпосылки: главный герой -
клинический идиот, которого то и дело мучат словесный понос и недержание
речи.
  Субъект с пистолетом - как выяснилось, парабеллумом - обогнул меня и
предстал во всей красе. Крупный, смуглый, средних лет. Черная морская
фуражка, черный, опрятный китель, а поверх него - опрятный комбинезон,
предназначенный для черной работы. Парабеллум тоже опрятный и черный -
вороненый. Модель довольно древняя, калибра 7, 65-мм. Нынче парабеллумы
делают девятимиллиметровыми и называют "люгерами". Но и этот вычищенный,
ухоженный старичок выглядел весьма впечатляюще.
  Гастон Мюйр передвигался мягко, спокойно, словно по картинной галерее
разгуливал. И дозволял мне изливать бессильное бешенство. Превосходный
знак! На месте Гастона я давно хватил бы невыносимого болтуна рукоятью по
башке. Но Мюйру, пожалуй, не было чуждо нечто человеческое.
  - Достаточно, мистер Клевенджер, - объявил он. - Повторяю: достаточно!
  - Сделайте мне маленькое одолжение, Мюйр - если вы Мюйр.
  - Да, меня зовут Мюйром. Какое одолжение?
  - Дайте подержать вон ту мерзавку за горло секунд шестьдесят.
  - Простите, мистер Клевенджер. Вполне понимаю ваше разочарование и гнев,
однако и вы поймите: здесь - конец пути. Освободить вас и отпустить
восвояси немедля мы попросту не можем. Будьте любезны присоединиться к
даме. К вашей даме.
  Изрыгая невнятную и нецензурную хулу, я поднялся с бревна и проковылял к
Женевьеве, которая уже вышла из машины. Дженни поглядела на меня, потом на
Мюйра, облизнула губы.
  - Что... Что вы с нами сделаете?
  Я потихоньку рассердился. Ну, пояснят тебе, дурища: заведем поглубже в
шахту, пристрелим, закопаем, и до скончания веков никто ничего не
обнаружит... Утешишься? А ежели скажут иное? Поверишь? Какого лешего
надрывать голосовые связки, задавать никчемные вопросы, ежели ответ
обретается в нескольких шагах и считаных минутах?
  Я сочувствовал Женевьеве. Не хотел сочувствовать, но все-таки...
Сострадание в нашем деле - порок, и немалый. Ларри Фентона я уже пожалел -
и вот, расхлебываем итоги. Женевьева купила фишки и вступила в игру
несравненно раньше моего. Именно благодаря ей за рулетку сел и я. По
справедливости, миссис Дрелль полагалось увидать, на котором из полей
остановится пляшущий шарик.
  - Неужели, - вкрадчиво полюбопытствовала Ноэминь, - ты сама не понимаешь,
о драгоценная маменька? Видишь уютную темную дырочку в склоне холма? К ней
и топай!
  Она повела прозрачным пистолетом:
  - И ты пошевеливайся, милый.
  - Бумаги проверила? - прервал Гастон Мюйр.
  - Да. Папка на заднем сиденье.
  - Ключи от машины?
  - Где положено.
  - Убедись, - велел канадец. - Потом возьми в хижине керосиновый фонарь и
моток веревки. За дверью, слева. И спрячь это богомерзкое оружие! Здесь
оно вовсе ни к чему.
  Положение создалось невыносимое. Обыкновенно,
когда наступает развязка, ты стреляешь, колешь, лупишь по горлу ребром
ладони - короче, обезвреживаешь неприятеля всевозможными доступными
способами. Даже добровольно вызвавшись поработать наживкой, в определенную
минуту неожиданно слетаешь с крючка и щука обнаруживает, что клюнула на
живца-пиранью...
  Но сейчас я не властен был ни обороняться, ни, тем паче, атаковать. Ибо
Гастона Мюйра и паскудную Ноэминь полагалось отпустить подобру-поздорову.
  Я покорно и обреченно карабкался по откосу вослед Женевьеве. Если, подумал
я тоскливо, напасть на Мюйра и его спутницу, если справиться с обоими -
допустим, этот карамболь получится, - как потом дозволить им ускользнуть
вместе с папкой, не вызвав обоснованных подозрении? Ох и дьявольщина! Что
ж, будем надеяться, боги окажутся милосердны - и Мюйр с ними вместе. На
милосердие Ноэмини мог бы рассчитывать лишь набитый болван.
  Сия благовоспитанная барышня шла по нашим пятам, обремененная керосиновым
светочем и пеньковым вервием. Я приметил: невзирая на просьбу Мюйра,
стеклянный пистолет по-прежнему оставался в нежной девической лапке.
  Запыхавшаяся Дженни остановилась у жерла шахты, расширив сочащиеся ужасом
глаза. Немудрено запыхаться, коль доводится одолевать подобный откос в
модных туфлях с высокими каблуками. Вечернее платье - помятое, несвежее -
взмокло на спине и под мышками. Глядя на меня с вопрошающей мольбой,
Женевьева сглотнула.
  Зажигать "летучую мышь" выпало Мюйру, ибо Ноэминь, подобно всем своим
сверстникам, понятия не имела об осветительных устройствах доэлектрической
эпохи. Вручив горящую лампу напарнице, Гастон отобрал веревку. Настоящий
матрос не может взять в руки моток - или, как выражаются морские волки,
"бухту" - бечевы, не подвергнув ее хоть какому-то воздействию. Мюйр
тщательно свернул веревку заново, поаккуратнее.
  Воспоследовали нетерпеливые звуки. А именно: восклицание Ноэмини:
  - Тебе заняться нечем?! Удивленный Мюйр повернул голову:
  - Но их же связать придется, крошка. Вязать удобней, когда бечева
распускается без помех. А времени в обрез. Я дал... приятелям... условный
знак немедленно после твоего звонка, но подходить к побережью вплотную
они, сама понимаешь, не в силах. Местом встречи определили прежний
квадрат, и до него не близко. Лучше минуту потерять, чем задержаться в
шахте на полчаса, клубки распутывая.
  Ноэминь едва не подскочила.
  - Ты... Ты не хочешь их укокошить? После краткого молчания Мюйр открыл
было рот, однако осекся. Он выглядел по-настоящему растерянным. Перекинул
моток через левое плечо, прочистил горло, указал на вход в угольные
штольни:
  - Бери фонарь и ступай вперед. Ноэминь сощурилась. Мюйр опять откашлялся.
  - Убийство - не по моей части, малютка. Я подаю сигналы и правлю яхтой.
Уже долгие годы. А кровопролитий не жалую. Здесь, между прочим, убивать
вообще незачем. И никто никого не убьет.
  - Спятил? - возопила Ноэминь. - Ты же отлично знаешь: освободятся - все
полетит к чертям собачьим! Рисковать нельзя! А кроме... кроме этого, они
оба чересчур хорошо знают меня. Останутся жить - я в Америку и ногой
ступить не смогу!
  Мюйр задумчиво созерцал напарницу.
  - Чушь, галиматья и ахинея, - сказал он. - Тебе просто кровушки попить
неймется. Знаешь, как определил свою подчиненную Ганс Рюйтер? Хищная,
лютая, ненасытная. Конец цитаты. А как умер Ганс, между прочим, а? Ведь об
этом спросят, не сомневайся...
  Ноэминь промолчала. Мюйр продолжил невозмутимым голосом:
  - Убери. Свой. Достогнусный. Пистолет. У меня парабеллум - не подлая
стеклянная дрянь, а стреляю навскидку и сумею отлично доставить бумаги без
твоего участия. Понятно?
  Хорошенькое детское личико Ноэмини исказилось чисто взрослой ненавистью.
Но девица быстро совладала с собой, пожала узкими плечами, отвернулась,
убрала сернокислотный пистолетишко.
  Двинулась внутрь шахты.
  Мюйр подал мне знак идти следом, потом любезно препроводил за покорным
слугой Женевьеву Дрелль. Следовало воспринимать это как изысканный
комплимент: Гастон полагал меня опасным субъектом и не хотел держаться
излишне близко.
  - Будьте любезны, без глупостей, мистер Клевенджер, - посоветовал он. -
Заверяю: при скромном поведении все останутся невредимы.
  - Невредимы? - взвыла Дженни. - Связанные, под землей? Да мы умрем раньше,
чем нас отыщут!
  - Убежден, что вы заблуждаетесь, миссис Дрелль, - возразил Мюйр. - Ваш
долговязый друг, насколько разумею, чрезвычайно умен и находчив. Он сумеет
освободить обоих. Некоторое время спустя, конечно.
  Дженни даже остановилась:
  - Вы не можете, не можете...
  - Вперед! - рявкнул Мюйр, потеряв терпение, и Женевьева смолкла.
  Нехорошее было местечко. Имею в виду заброшенную штольню. Спелеолог из
меня отвратительный, ибо не люблю долго находиться под землей, даже в
специально оборудованных, обустроенных, открытых посещению карстовых
пещерах, прихотливо заливаемых неоновым светом. А здесь приходилось
пробираться по зловещему темному тоннелю, прорытому в склоне холма.
  Ширину шахта имела приличную, но шишка-другая, набитая о низкий свод,
быстро убедила меня, что среди старых рудокопов не числилось людей ростом
шесть футов четыре дюйма. Под ногами тянулись проржавевшие рельсы,
лежавшие на прогнивших, источенных, временем шпалах. То и дело попадались
негодные, брошенные вагонетки, лебедки и прочая дребедень.
  Не нравилось мне в этих штольнях, не нравилось, хоть убей. Утешало одно:
работа почти завершена. Позволим скрутить себя по рукам и ногам, останемся
лежать на пару - а потом, через часок, освободимся. Если, конечно,
снисходительный Мюйр сумеет обуздать плотоядную Ноэминь...
  Гастон хорошо разбирался в людях. Я временами умен, зачастую находчив и
почти постоянно таскает при себе полезные приспособления. После безумных
приключений в окрестностях городка Руидосо я взял за правило носить ремень
с хитроумно отточенной пряжкой. Очень помогает избавляться от веревок и
неприятелей...
  Тоннельный свод понизился настолько, что даже миниатюрной Ноэмини пришлось
поневоле пригнуться. Клетчатая рубашка девушки выбилась наружу, черные
панталоны посерели от пыли. Я миновал тесную горловину едва ли не на
карачках. Затем тоннель расширился опять.
  Позади звучали заунывные жалобы Дженни, оплакивавшей погубленное вечернее
платье, изорванные чулки. разбитые туфли, попорченную прическу. Стенала
Женевьева с преувеличенным, явно чрезмерным отчаянием. Что ж, весьма
разумно. Женщина, скулящая о чулках, наверняка не представляет особой
опасности... О, Боже!
  Осознав, куда клонится дело, я обернулся, как ужаленный, однако опоздал.
Очаровательная и отважная ослица уже лягалась. Должно быть, и впрямь
сражалась, чтобы выжить, использовала единственную и последнюю
возможность. А убаюканный дамскими воплями Гастон Мюйр перестал принимать
миссис Дрелль всерьез. Он тоже пригнулся, выставляя парабеллум перед
собой, а Дженни как раз успела выпрямиться...
  Раздался короткий шум, послышалось приглушенное проклятие, зазвенел крик:
  - Дэйв, лови его пистолет! И стреляй! После чего ко мне легкой пташкой
порхнул по темному тоннелю парабеллум. Я шарахнулся от оружия, точно от
нападающего ястреба. Недоставало еще перестрелять супостатов!
  Дженни оседлала Мюйра и молотила его по чем попало - весьма впечатляющая
трепка, и совсем не подобающая благовоспитанной даме способность лупить
кулаками наотмашь. Я вспомнил, что в юности Женевьева забавы ради
управляла тяжелыми грузовиками и тракторами. Вероятно, и по деревьям
лазила, и яблоки в соседском саду воровала, и вообще была бой-девицей...
Толкуйте после этого о нежных кинозвездах, чьи глазки при виде револьвера
округляются во весь экран.
  Черт возьми, я ведь не парабеллум просил, а надежную, крепкую веревку
вокруг запястий и лодыжек. Но увы, нежная ирландочка дралась как дикая
кошка, фурия и гремучая змея слитые воедино.
  Размышлять не приходилось. Я вышел из мгновенного оцепенения и метнулся в
сторону, исхитрившись подхватить упавший пистолет. Секунду спустя
надлежало ждать живительную и освежающую струйку серной кислоты. Какова
дальнобойность окаянной стекляшки, я не знал и на собственной шкуре
проверять не стремился.
  Ударившись о земляную стену, я перекатился, вскинул парабеллум наизготовку
и удостоверился в собственной правоте.
  Поставив керосиновый фонарь на пол, Ноэминь уже брала дерущихся на мушку
поганого своего пистолета. Судя по всему, девицу не особо заботило, в кого
именно ударит испепеляющая жидкость. Чисто олимпийский подход к делу. Имею
в виду отнюдь не мифологию, но спорт: участвовать - важнее всего!
  Этого допустить я, разумеется, не мог. Сиречь, не имел права. Дженни
принести в жертву - еще куда ни шло, но Гастона следовало беречь как
зеницу ока. Дьявольщина, ведь ему лодкой управлять! А для этого зрение
требуется, не говоря уже о паре дееспособных рук... Обливать Мюйра
кислотой не годилось. По крайней мере, до поры.
  Что ж, он сам себя выручил. Подсказал разумную мысль. Один человек тоже
способен доставить папку по назначению.
  И все же я попытался обойтись без убийства. Попытался честно и
добросовестно. Выстрелил Ноэмини в правую руку, дабы мгновенно обезоружить.
  Увы и ах, я позабыл, какого рода у девицы пистолет. Ноэминь сперва подняла
его дулом кверху, а затем принялась опускать, беря точный прицел.
Большинство зеленых юнцов либо никчемных любителей так и поступают,
насмотревшись ковбойских фильмов, и начисто забывая: задирать ствол имело
смысл только во времена капсюльных револьверов, чтобы стреляные пистоны
выпадали вон и, не дай Бог, не заклинили барабана. Полосовать воздух
современным оружием - вопиющая глупость.
  Уже второй раз подряд вашему, мне приходилось бить навскидку из чужого
оружия, но парабеллум Гастона стрелял довольно точно. Разброс оказался
минимальным. Пуля угодила всего двумя дюймами правее цели.
  Поразила не запястье, а стеклянную игрушку.
  Поверьте на слово: если в доверху полную стеклянную емкость ударяет
пистолетная либо ружейная пуля, емкость не просто разваливается. Она
буквально взрывается.
  Одно мгновение, покуда гасло улетавшее во тьму эхо, все мы
безмолвствовали. Со свода низвергался потревоженный выстрелом песок. Мюйр
и Дженни замерли, прервав потасовку. Все чего-то ждали.
  Раздался нечеловеческий вопль Ноэмини.


                                  Глава 22


  В темной штольне он прозвучал особенно жутко, раскатился по всем потаенным
закоулкам, исчезая и тая по неведомым штрекам, квершлагам и сбойкам. И
повторился. И возобновился. И зазвучал опять - уже непрерывно.
  Ослепленная Ноэминь повернулась ко мне. Рукав и плечо тонкой клетчатой
рубахи разом поползли обугленными клочьями. Прижимая к лицу обе ладони -
правую продырявила пуля, расколотившая пистолет, однако Ноэминь этого
наверняка не чувствовала, - она сделала шаг, запнулась о горящий фонарь,
опрокинула его.
  Пламя погасло.
  Выслушивать подобный крик - удовольствие небольшое, даже если орет
неописуемая мразь, целиком и полностью достойная своей участи. Но здесь, в
недрах шахты, где не имелось ни воды, чтобы смыть кислоту, ни морфия,
чтобы умерить боль, ни света, чтобы смотреть, куда поливаешь или
впрыскиваешь, можно было только оставить девицу в покое. Да навряд ли
назовешь эдакое состояние покоем...
  Второй почтовый голубь выбыл из строя, и я сосредоточил всю заботу на
господине Мюйре, который, лишившись парабеллума и обладая живым и острым
умом, поспешно улепетывал. Наощупь. Я мысленно молился: пусть не запнется
в потемках, не сломает ногу, не шлепнется, не заработает сотрясение мозга!
И пускай благополучно достигнет фольксвагена, и пускай машина заведется с
полуоборота...
  Ноэминь, утратившая всякое чувство направления, удалялась вглубь горы,
крича как резаная, спотыкаясь, падая, подымаясь и продолжая ужасный путь
подобно раненому насмерть зверю. Через несколько минут шаги затихли, но
вопли доносились явственно. Еще некоторое время спустя умолкли и они.
  Водворилась полная и совершенная тишь. Я не торопился нарушать ее.
Следовало дать Мюйру хорошую, надежную фору, отпустить необходимый запас
времени.
  - Дэйв!
  Тьфу! Чуть не позабыл о Дженни-Победительнице Великанов, моей непрошеной
помощнице.
  - Я тут, ирландочка.
  - Она... Она умерла, да?
  - Кислота не убивает, - уведомил я. - К великому сожалению человека, ею
облитого. Не шевелись, я зажгу спичку.
  Перевернутый фонарь не пострадал, просто вылилось немного керосина.
Резервуар, однако, был почти полон, и минуту спустя мы снова смогли
разглядеть друг друга. После кромешной тьмы тусклое желтое пламя казалось
невыносимо ярким.
  На полу тоннеля валялись прозрачные осколки, темнели зловонные пятна.
Тщательно избегая наступать и на стекла, и на влажные участки, я
приблизился к Дженни, сидевшей подле выхода из горловины. Спутница моя
выглядела так, как и полагается выглядеть после рукопашной свалки, но
сейчас едва ли стоило уделять излишнее внимание опрятности - чужой и
собственной.
  - Пойдем, - распорядился я, пригибаясь и проскальзывая в отверстие.
  - Просто бросишь девчонку там? - ужаснулась Дженни.
  Я глубоко вздохнул. Винить Женевьеву не стоило. Пожалуй, вопреки всем
приказам, надо было довериться миссис Дрелль.
  - По причинам, о коих не могу распространяться, - объявил я, - Мюйру
полагается сбежать. Лучше всего - прямо в моем фольксвагене. Весьма
надеюсь, он умеет водить немецкие машины. Ежели нет - придется научить.
  Самым ужасным оказалось то, что слова мои чуть не обратились пророчеством.
Когда мы возникли на выходе из тоннеля, бравый моряк продолжал размышлять:
куда и какая злая фея запрятала первую передачу.
  Подняв глаза и увидев нас, Гастон удвоил умственные усилия - а может,
передвинул рычаг наобум - и взлетел по довольно крутому откосу,
разбрызгивая гравий направо и налево. Повернул руль, не без лихого
неумения развернул VW и помчался вспять, набирая скорость с каждой новой
секундой.
  Он устремлялся к сосновому лесу.
  Выхватив парабеллум, я послал вослед Мюйру две пули, старательно беря
неверное упреждение. Продырявить шину фольксвагену или, того хуже, голову
Гастону было бы чистым преступлением. А отпускать Мюйра без прощального
салюта не годилось: мог подивиться широкой натуре противника, за здорово
живешь уступившего довольно хороший автомобиль...
  Я взял пистолет на предохранитель, засунул за пояс, покосился в сторону
Дженни. Та изучала меня с недоуменным выражением перепачканного лица.
  - Ты, - запинаясь, произнесла миссис Дрелль, - ты нарочно... позволил ему
сбежать! Правда ведь? Я ухмыльнулся и промолчал.
  - Да, нарочно! И нарочно дал захватить себя, правда? Восседал на бревне и
дожидался, пока этот человек приблизится... Кто ты на самом деле, Дэйв? И
чего добиваешься?
  - Если снимешь останки чулков, - ответил я, - будешь выглядеть чуток
пристойнее.
  - Если бы не убитый федеральный агент, - выпалила Женевьева, я решила бы:
ты - один из них, только лучше прочих!
  Она осеклась. Побледнела. Воссияла всеми веснушками.
  - Ты действительно лучше прочих. И действительно один из них... Я была
права! Только в толк не могла взять, куда клонится дело. Думала,
раскидывают хитрые силки для Ганса... Вот оно что! Вы любой ценой хотели
сплавить похищенные документы! Чтоб никто ничего не заподозрил... О, Боже
мой! Боже, что я наделала!
  Тут уж и я слегка оторопел.
  - Объяснись!
  - В папке ничего нет.
  Я стоял столбом и взирал на Женевьеву. И вспоминал невнятное
предупреждение, полученное накануне. И жаждал придушить очаровательную
веснушчатую женщину. Только теперь в этом не было ни смысла, ни проку.
  Я услыхал, как произношу:
  - Повтори, ирландочка.
  - Ничего нет! Ничего интересного кому бы то ни было!
  - Да я же сам видал...
  - Титульный лист! Вот и все, что видал. И все, что увидала Ноэминь! А под
ним - дурацкая частная переписка моего мужа! Ведь я говорила еще в
Монреале: миссис Дрелль полагают хитрой стервой, шпионкой, а она - самая
обыкновенная женщина, даже не слишком-то умная. И уж никак не решилась бы
на государственную измену. А вы настаивали: хитрая, расчетливая,
себялюбивая... Да я один только раз в жизни изменила - собственному
супругу!
  - Но ты же слямзила его портфель! - брякнул я.
  - Конечно, я слямзила окаянный портфель! Думаешь, не понимала, что Герберт
заодно со всеми? Как он размахивал секретными бумагами перед моим носом!
Как предусмотрительно забыл их на диване!
  Женевьева перевела дух.
  - Все отчего-то уверены: переспишь с вражеским шпионом - и сам шпионом
сделаешься. Только предательство - не сифилис, им в постели не заражаются.
Я поняла, чего хочет Ганс, позвонила в ФБР. Анонимно, разумеется. Ганса
выставили вон. Потом он возвратился, убежденный, что если мы переспали, я
ради него что угодно сотворю...
  Я узнавал нечто любопытное.
  - Значит, - переспросил я, - значит, в первый раз Ганса Рюйтера выдала ты?
Кое-кто ломал голову, гадая, каким образом...
  - А что еще оставалось делать? Разорвать на себе одежду, посыпать голову
пеплом и мчаться в службу национальной безопасности? Зачем?.. Как они
следили за мною после Рюйтеровского бегства... Как докучали... А Рюйтер
попросту манией величия страдал. Позвонил по телефону, велел выкрасть
папку, бежать к нему в Канаду.
  - Постой, ведь именно это и говорится в деле.
  - Правильно. Меня довели до этого. Разозлили до белого каления. Вызвать,
растолковать и попросить до-мощи не сочли, видите ли, возможным! Подсунули
фальшивку через муженька. Но у Герберта ведь что на уме, то и на лбу
написано. "Эй, дурочка, твоему любовнику ставят ловушку! Хватай документы,
уноси, убегай! Он же уверен был: я немедля уволоку идиотскую папку.
  - И ты...
  - Уволокла. Содержимое, кроме титульного листа, засунула в комод. Муженек
все едино туда не заглядывает, сколько я его знаю. Папку набила всяческой
галиматьей и прилежно отослала в Инвернесс. Думала: пускай и Рюйтер
порадуется, когда прочтет. И вот как получилось в итоге...
  - Н-да.
  - Это было ребячеством, шалостью, капризным желанием подразнить чересчур
подозрительных - предъявив им содержимое портфеля в целости, и насолить
чересчур самоуверенным - отослав полнехоньку бандероль никчемной чуши...
Получается, погубила всю вашу затею...
  Я вспомнил трех погибших мужчин, одну погибшую девушку и другую - пока не
погибшую вполне. Вспомнил о полезных вещах, именуемых радиопередатчиками и
реактивными самолетами... Но даже если удастся поспеть и доставить сюда
нужные документы - что само по себе уже немыслимо, - как передать их в
нужные руки?
  Н-да. Карты сданы, играй теми, которые получил.
  - Пойди, умойся, - посоветовал я угрюмо.
  - А ты?
  - А я проведаю больную даму. Дженни встрепенулась.
  - Господи, я совсем забыла!
  И с ужасом оглянулась на темное устье шахты.
  - Ноэминь можно... спасти? Хоть как-нибудь? Помочь? Вызвать медиков?
  - Не в том вопрос, ирландочка, чтобы ей помочь. В том вопрос, чтобы она
помогла нам. А тебя, между прочим, просят не вмешиваться... И не
присутствовать.
  Сообразительная Дженни схватила значение сказанного на лету.
  - В просьбе отказываю, - ответила она. - Дай вытряхну из туфель грязь, а
то некуда будет новой попадать.
  Для начала я обнаружил в тоннеле свой собственный нож, валявшийся
нераскрытым. Ручку покрывали запекшаяся кровь и темные, проеденные
кислотой пятна.
  Я не задавался вопросом, что именно собиралась проделать Ноэминь этим
ножиком. Поднял, обернув руку платком, обтер о полу пиджака, сунул в
карман. Жжения, к счастью, не ощутил.
  Затем попались несколько опаленных лоскутьев ткани.
  Сама Ноэминь обнаружилась примерно ста пятьюдесятью ярдами далее. Она
лежала ничком на шпалах, меж двумя параллельными полосами заржавленных
рельсов. Маленькая, изуродованная, грязная, недвижная. Однако дыхание
звучало громко, хрипло и отчетливо.
  Что ж, если сотворил, не брезгуй полюбоваться...
  Я приблизил фонарь.
  Осторожно перевернул девушку.
  Дженни вскрикнула и отвернулась. Кажется, выблевала, но точно ручаться не
могу.
  Сам я опустошать желудок не стал, ибо уже видал подобное в Регине и
настраивался на соответствующий душевный лад.
  Грегори можно было считать отомщенным. Я ухватил запястье, на которое
кислоты попало меньше, прощупал биение пульса. Не знаю, правда, зачем.
Ежели дышит - жива, ясно сразу.
  - Дэйв...
  Голос прозвучал неожиданно хрипло и низко. Точно из глубин колодца долетел.
  - Это я, Ноэминь.
  - Убей. Пожалуйста.
  - Сию секунду. Обожди, найду подходящий камень. Тебя по лбу хватить или по
виску?
  - Пожалуйста. Пристрели. Что тебе стоит? Заверши начатое.
  - Сию минуту, крошка. Ноэминь ухватила мой рукав.
  - Не хочу жить! Не хочу в больницу! Не хочу операций, переливаний крови...
Я видела Майка Грина! И не буду такой... Слепая, безликая, однорукая...
Убей!
  - Хорошо, крошка, убью. Только уплати за услугу. Дженни вскрикнула где-то
позади. Прерывистая мольба Ноэмини возобновилась:
  - Мне больно, Дэйв! Больно-о! Убей, ведь я же добила Грегори! Пожалела!
  - Черта с два ты его пожалела. Уплати.
  - Чем?
  - Пенелопа Дрелль. Где она? У кого?
  - Ты вымогаешь плату за то, что прикончишь меня? - удивленно прохрипела
Ноэминь. - Шантажируешь? Мерзавец...
  - До свиданья, крошка, - объявил я. - Скорая помощь прибудет минут через
сорок-пятьдесят. Врачи в Канаде хорошие.
  Пальцы Ноэминь впились в мой пиджак с неимоверной силой.
  - Клевенджер, я люблю тебя... Ты почти такая же сволочь, как я сама...
  - Гораздо хуже. Навещу в больнице, принесу букетик цветов - обоняние у
тебя, наверное, сохранится. Полюбуюсь, как учишься читать левой рукой по
системе Брайля.
  Дженни скулила от ужаса. Вполне понятно. Внимать подобной беседе не
всякому захочется, даже когда речь идет о судьбе собственного ребенка.
  Моляще, беспомощно, бесконечно жалобно девушка выдавила:
  - Больно... Больно. Больно! Убей!
  - Непременно. Где Пенелопа?
  - Ты - прелесть, - прохрипела Ноэминь. - Изумительный, безжалостный,
хладнокровный зверь. В тебе ведь ни капли сострадания сейчас нет?
  - Ни капли.
  - Ненавижу сострадание... Ты - умница. Убьешь меня?
  - Скажи правду, и убью.
  - Город Гринвич. Британская Колумбия. Маленькая ферма в трех милях к
западу от окраины... Отродье там, если еще цело. Этого гарантировать не
могу... Владельцы дома - супруги Тэрлей. Мистер и миссис Клод Тэрлей...
Доволен?
  - Да. Я отдам тебе свою ампулу цианистого калия. Обожди секунду, нужно
вытащить...
  - Я... хотела достать... собственную... выронила... Хотела заколоться
твоим ножом... Не сумела открыть. Раненная рука... не слушалась. А одной
рукой... как ты... не умею.
  - Здесь некоторый опыт нужен, - заметил я наставительно. - Вот. Возьми в
рот и разгрызи. Если действительно хочешь этого.
  - Трус... - Должно быть, Ноэминь хотела ухмыльнуться, но ухмыляться, по
сути, было уже нечем. Я и слова-то ее понимал с огромным трудом. - И
обманщик. Я прикончить просила... а ты к самоубийству принуждаешь.
  - Могу перерезать горло. Могу пристрелить. Но ампула - быстрее и
безболезненней.
  - Вложи ее... своей рукой... Или опять выроню...
  - Откройте рот, - велел я тоном зубного врача. - Лежите спокойно. Вы не
почувствуете ни малейшей боли.
  - Прощай, - шепнула Ноэминь. - Чтоб я тебе в ночных кошмарах являлась... В
цвете... Спасибо...
  Когда мы опять вышли из покинутой шахты, солнце уже садилось, а у подошвы
холма стояла полицейская машина. Чок-в-чок на том же месте, где тщетно
поджидал меня угнанный Гастоном VW.
  Распахнулась дверца. Высокий человек ступил наземь и пошел навстречу нам,
неловко скользя по каменистым осыпям. На человеке обретался твидовый
костюм. Отчего-то субъекты, временно скидывающие мундир, неизменно
забираются в твидовые пары болотного цвета. Сила привычки, должно быть...
  - Мистер Хелм? - осведомился незнакомец. Я кивнул.
  - Капитан первого ранга Хоулэнд, из флотской разведки Соединенных Штатов.
Работаю вместе с канадцами. Рыбка, сдается, клюнула и водит поплавок.
Идемте. Посмотрите, как будем подсекать и вытаскивать...


                                  Глава 23


  Высокий скалистый мыс выдавался далеко в море. Солнце закатывалось, но все
ближние камни - подводные и надводные - виднелись как на ладони. Дальше
море делалось непроглядным.
  Далеко-далеко, наискосок по отношению к береговой черте, уходила в
открытый океан белая рыбацкая лодка, оставлявшая за собою расходящийся
У-образный след. Кажется, его называют кильватерной струёй.
  - Несется на всех парусах, - заметил Хоулэнд. - Видать, не потрудился
перелистать бумаги. А может быть, попросту смывается. В Канаду ему теперь
нельзя... Хм! Значит, миссис Дрелль подменила документы?
  - По ее словам.
  - Жаль, ужасно жаль! Сколько умственных усилий потрачено лучшими учеными
головами - и все впустую. Все получилось куда проще, нежели ожидали. Но
какова ирония судьбы? Той же цели отлично послужит ворох никчемных писем...
  Хоулэнд прильнул к установленному на треноге могучему телескопу. От
случайного взгляда с моря всех троих - меня, капитана и телескоп -
укрывали огромные замшелые валуны.
  - Уже служит, - весело пробормотал Хоулэнд. - Приблизительный курс:
норд-норд-вест. Скорость: около двадцати узлов. Старое корыто выжимает
все, на что способно. В прошлом году парень поставил себе новый дизель,
удвоил количество лошадиных сил, а в скорости выиграл узла три, не больше.
Двигатель - еще не все, обводы нужны соответствующие... Так-так...
  - Вы хорошо осведомлены, сэр.
  В нашем деле существует неписаное правило: к посторонним чинам от майора и
выше обращаться, добавляя вежливое "сэр". Очень способствует взаимному
пониманию меж различными службами.
  - За Мюйром следят битых три года. Просто на всякий случай, ибо якшается с
людьми, не достойными ни малейшего доверия... И терпение вознаграждено.
Случай нынче выпал особый.
  Оторвавшись от окуляра, Хоулэнд пригласил:
  - Посмотрите. А я свяжусь по радио со своими друзьями. Смотрите, не
стесняйтесь. Отсутствовать буду не менее получаса. А переговоров по этому
поводу не надо слушать даже вам.
  - Разумеется.
  Хоулэнд удалился к расположившейся на береговой оконечности мыса кучке
офицеров. Там же стояла радиостанция. Но техническая сторона затеи мало
волновала меня. Куда меньше, нежели скорлупка Мюйра, уверенно державшая
курс в известное лишь Гастону место. Естественное любопытство не чуждо и
нам, профессиональным, закаленным, хладнокровным, бесстрастным
истребителям... Ибо я не понимал в творящемся ни аза и даже не
представлял, чего, собственно, добивалась бравая команда ученых и
разведчиков, ежели весть о подмене приняли со столь завидным спокойствием.
  Я повертел рубчатым колесиком, навел резкость. Лодка предстала так
отчетливо, словно я следил за нею в полдень, с расстояния пятидесяти
ярдов... Неплохие у флотской разведки телескопы...
  Лежа в одиночестве, я следил, как раскачиваемый мертвой зыбью кораблик
Мюйра движется прочь. Женевьеву попросили убраться от берега подальше.
Чересчур секретное дело, пояснили мне, чтобы терпеть присутствие
посторонних свидетелей. Да и Дженни излишнего любопытства не проявляла. Ее
куда больше заботили события в городке, именуемом Гринвич, Британская
Колумбия.
  А в довершение, миссис Дрелль, наверное, стеснялась представать мужской
компании в столь потрепанном и непотребном виде.
  Белая лодка сменила галс. Форштевень зарылся в воду, корма приподнялась:
Гастон Мюйр понемногу сбавлял обороты дизеля. За моей спиной кашлянул
капитан Хоулэнд.
  - Парень тормозит, - уведомил я. - Теперь улегся в дрейф...
  - Разрешите глянуть?
  Я поднялся, отряхнул с коленей прилипшие травинки. Хотя не знаю, зачем:
брюки все едино предстояло вышвырнуть.
  Поглядел в небо, непроизвольно ожидая гидроплана. Летательных аппаратов не
замечалось, но это ничего не значило. Самолеты появляются быстро и за
грань окоема уносятся проворно...
  А вот американский самолет наверняка вертелся где-то вдали, над материком.
Какую бы здесь ни готовили пакость супостату, вряд ли решились бы
положиться при наблюдении лишь на подзорную трубу - сколь угодно
совершенную.
  Хоулэнд изрек удовлетворенное, возбужденное "Ага!" и поманил меня к
телескопу.
  - Смотрите! - прошептал он, точно Мюйр мог услыхать на расстоянии
нескольких миль. - Хорошенько смотрите, приятель! Такое не каждый день
увидишь! Разве что на советской морской базе, но туда просто так не
пустят... Одна из лучших, новейших! И уже, можно считать, у нас на кукане!
  Я снова прижался к окуляру и едва не свистнул. Белая лодка внезапно
показалась крошечной.
  Ибо рядом с нею подымалась из пучин исполинская стальная туша, подобная
вымершим доисторическим чудовищам но гораздо более крупная, чем любой
ихтиозавр. Черная, гладкая, глубоко сидящая в воде... Когда-то автомобили
смахивали на кареты, а подводные лодки напоминали обычные корабли. Но это
исчадие военной техники походило на себя самое, и ни на что больше. Разве
только на карикатурно распухшую сигару...
  Задержавшись на поверхности не дольше пяти минут, страшилище начало
ускользать вглубь, в родную стихию.
  - Погружаются, сэр, - доложил я. - И лодка Мюйра, кажется, тоже идет ко
дну.
  - Безусловно. Парень открыл кингстоны перед тем, как перепрыгнуть с борта
на борт, не сомневайтесь.
  Голос Хоулэнда звучал озабоченно. Я обернулся. Капитан пристально следил.
Однако не за морем, а за стрелками серебристого хронометра, который держал
у самых глаз.
  Рыбачья лодка потонула кормою вперед. Океанская поверхность относительно
успокоилась, лишь равномерная мертвая зыбь качалась над немеряной глубиной.
  - Ну, - прошептал Хоулэнд. - Ну же!
  Целую секунду или две ничего не происходило. Потом вдалеке, на
свинцово-серых водах возникло и расплылось белое кольцо. Из кольца взвился
фонтан, гейзер - столб клокочущей влаги. Взмыли темные, неопределенные
обломки...
  Через пол-минуты, когда раскаты взрыва отразились от нашего утеса, по
океану вовсю распространялось нефтяное пятно. Думаю, нефтяное. И надеюсь,
просто нефтяное...
  Хоулэнд сглотнул, прочистил горло, снова сглотнул.
  - Фу, - сказал он, - смотреть не могу, как погибают корабли. Даже их
корабли... И вы, разумеется, ни на что не смотрели, ничего не видали.
  - Никак нет, сэр.
  - Ежели вдруг приметили неладное - это был несчастный случай. Прискорбный,
необъяснимый, загадочный случай. Москва получит надлежащие соболезнования,
не сомневайтесь, ибо канадцы не сегодня-завтра учинят расследование и
обнаружат, что именно стряслось.
  - Убежден, сэр, - заметил я вежливо, - катастрофа не имеет ни малейшего
касательства к загадочной пропаже, о которой скорбело морское
министерство. Я имею в виду сгинувшую подводную лодку... Как аукнется, так
и откликнется, да?
  Мгновение или два Хоулэнд изучал меня пронизывающим взглядом. Затем
негромко произнес:
  - От души надеюсь: отклик истолкуют верно. И трижды подумают, прежде
нежели аукнут опять... И, конечно же, понятия не имею, о чем вы толкуете,
мистер Хелм.

  * * *

  Вашингтонские любомудры провозгласили: старого олуха Мэтта Хелма опять
вывезла неслыханная удача. По крайности, это мнение мне высказали прямо в
физиономию посреди некоего кабинета в некоем старом здании, приютившемся
неважно в каком квартале.
  - В общем и целом, Эрик, - закончил Мак, - вами остались довольны. И все
же...
  - Да, сэр?
  Мак поколебался.
  - Просто... По городу рыщет честный джентльмен и опытный, агент, Маркус
Джонстон. Кровушки Дэвида Клевенджера напиться хочет. Завтра я устрою вам
дружелюбную встречу и объяснимся вместе... в пределах допустимого, конечно.
  - Весьма признателен, сэр.
  - И еще... С вами жаждут повидаться в ресторане отеля "Bahe". Нынешним
вечером, в половине шестого.
  - Кто же, сэр?
  - Дама. Велела передать: Пенелопа жива и невредима. Больше ничего не знаю.
Может, намерена отблагодарить?..
  Я насилу признал Женевьеву Дрелль. Не то чтобы думал встретить особу
растрепанную, грязную и оборванную, отнюдь! Но метаморфоза перешла грань
вообразимого. Женевьева - называть ее "Дженни" казалось теперь неловким -
облачилась в нечто изумрудно-зеленое, китайско-шелковое, и веснушки словно
поблекли, а густые вьющиеся волосы изрядно порыжели со времени последней
нашей встречи. И выглядели очень мягкими, душистыми, блестящими.
  - Добрый вечер, миссис Дрелль, - изумленно выдавил я.
  Она повернула голову и улыбнулась:
  - Как же к тебе теперь обращаться? Был Дэйвом Клевенджером, а нынче кем
числишься?
  - Тебе незачем звать мужчин по именам, ирландочка, - почтительно заметил
я. - Достаточно пальцами прищелкнуть.
  Женевьева рассмеялась.
  - Пенни в полнейшем порядке, - промолвила она ласково.
  - Уже знаю, начальство сообщило. Прими поздравления.
  - Прими благодарность. Пенни у отца. Не знаю, чем это окончится, но пока
что перепуганный папаша пылинки с нее сдувать готов. Даже лазеры немножко
забросил...
  Выдержав короткую паузу, Женевьева продолжила:
  - Я плачу по счетам очень аккуратно. Таково мое незыблемое правило.
  - То есть?
  - Мы заключили в Монреале... сделку, помнишь? А расплатиться мне помешали.
Ты честно вмешался в развязку, был на моей стороне, от погибели спас. И
меня, и Пенни. Правда, ты безжалостная, бессердечная, циничная сволочь, но
при таком роде занятий, наверно, иначе и не выжить... Ты сдержал обещание.
Хочешь, я сдержу свое?
  Поглядев на Дженни в упор, я велел принести мартини. Помолчал. Дождался
высокого, до краев полного стакана. Пригубил.
  - Нет, не хочу. Тем более, что сделку заключили с частным детективом
Клевенджером, а его больше не существует.
  На лбу Женевьевы обозначилась легкая вертикальная складка.
  - Иными словами, я тебе не по душе...
  - Неправда, ирландочка. Я только не хочу взыскивать по долговой расписке
то, что принято получать в подарок. Особенно ежели расписку выдали в
минуту полного отчаяния.
  - Не слишком ли много благородства? - осведомилась Женевьева.
  - Нет. Я просто заявляю: никто никому ничем не обязан. И ничего не должен.
  Медленно и широко улыбнувшись, Дженни сказала:
  - Да, ты прав. Но это еще лучше...
  Это и впрямь оказалось гораздо лучше - люблю получать нежданные подарки...



  Файл из библиотеки OCR Альдебаран: http://aldebaran.com.ru/

  Дональд ГАМИЛЬТОН: ОПУСТОШИТЕЛИ