Код произведения: 12757
Автор: Шукшин Василий
Наименование: Классный водитель
Василий Шукшин
КЛАССНЫЙ ВОДИТЕЛЬ
Весной, в начале сева, в Быстрянке появился новый парень - шофер
Пашка Холманский. Сухой, жилистый, легкий на ногу. С круглыми
изжелта-серыми глазами, с прямым тонким носом, рябоватый, с крутой
ломаной бровью, не то очень злой, не то красивый. Смахивал на какую-то
птицу.
Пашка был родом из кержаков, откуда-то с верхних сел по Катуни,
но решительно ничего не усвоил из старомодного неповоротливого
кержацкого уклада.
В Быстрянку он попал так.
Местный председатель колхоза Прохоров Ермолай возвращался из
города на колхозном "газике". Посреди дороги у них лопнула рессора.
Прохоров, всласть наругавшись с шофером, стал голосовать попутным
машинам. Две не остановились, а третья, полуторка, притормозила. Шофер
откинул дверцу.
- Куда?
- До Быстрянки.
- А Салтон - это дальше или ближе?
- Малость ближе. А что?
- Садись до Салтона. Дорогу покажешь.
- Поехали.
Шофер сидел, откинувшись на спинку сиденья; правая рука - на
штурвале, левая - локтем - на дверце кабины. Смотрел вперед, на
дорогу, задумчиво щурился.
Полуторка летела на предельной скорости, чудом минуя выбоины. С
одной встречной машиной разминулись так близко, что у председателя дух
захватило. Он посмотрел на шофера: тот сидел как ни в чем не бывало,
щурился.
- Ты еще головы никогда не ломал? - спросил Прохоров.
- А?.. Ничего. Не трусь, дядя. Главное в авиации что? - улыбнулся
шофер. Улыбка простецкая, добрая.
- Главное в авиации - не трепаться, по-моему.
- Нет, не то. - Парень совсем отпустил штурвал и полез в карман
за папиросами. Его, видно, забавляло, что пассажир трусит.
Прохоров стиснул зубы и отвернулся.
В этот момент полуторку основательно подкинуло. Прохоров
инстинктивно схватился за дверцу. Свирепо посмотрел на шофера.
- Ты!.. Авиатор!
Парень опять улыбнулся.
- Уважаю скорость, - признался он.
Прохоров внимательно посмотрел в глаза парню: парень чем-то
нравился ему.
- Ты в Салтон зачем едешь?
- В командировку.
- На сев, что ли?
- Да... помочь мужичкам надо.
Хитрый Прохоров некоторое время молчал. Закурил Тоже. Он решил
переманить шофера в свой колхоз.
- В сам Салтон или в район?
- В район. Деревня Листвянка... Хорошие места тут у вас.
- Тебя как зовут-то?
- Меня-то? Павлом. Павел Егорыч.
- Тезки с тобой, - сказал Прохоров. - Я тоже по батьке Егорыч.
Поехали ко мне, Егорыч?
- То есть как?
- Так. Я в Листвянке знаю председателя и договорюсь с ним несчет
тебя. Я тоже председатель. Листвянка - это дыра, я тебе должен
сказать. А у нас деревня...
- Что-то не понимаю: у меня же в командировке сказано...
- Да какая тебе разница? Я тебе дам такой же документ... что ты
отработал на посевной - все честь по чести. А мы с тем председателем
договоримся. За ним как раз должок имеется. А?
- Клуб есть? - спросил Пашка.
- Клуб? Ну как же?
- Сфотографировано.
- Что?
- Согласен, говорю! Пирамидон.
Прохоров заискивающе посмеялся.
- Шутник ты... (Один лишний шофер да еще с машиной на посевной -
это пирамиде, да еще какой!) Шутник ты, Егорыч.
- Стараюсь. Значит, клубишко имеется?
- Имеется. Паша. Вот такой клуб - бывшая церковь!
- Помолимся, - сказал Пашка.
Оба - Прохоров и Пашка - засмеялись.
Так попал Павел Егорыч в Быстрянку.
Жил Пашка у Прохорова. Быстро сдружился с хозяйкой, женой
Прохорова, охотно беседовал с ней вечерами.
- Жена должна чувствовать! - утверждал Пашка, с удовольствием
уписывая жирную лапшу с гусятиной.
- Правильно, Егорыч, - поддакивал Ермолай, согнувшись пополам,
стаскивая с ноги тесный сапог. - Что за жена, которая не чувствует?
- Если я прихожу домой, - продолжал Пашка, - так? - усталый,
грязный - то, се, я должен первым делом видеть энергичную жену. Я ей,
например: "Здорово, Маруся!" Она мне весело: "Здорово, Павлик! Ты
устал?"
- А если она сама, бедная, наработается за день, то откуда же у
нее веселье возьмется? - замечала хозяйка.
- Все равно. А если она грустная, кислая, я ей говорю: пирамидон.
И меня потянет к другим. Верно, Егорыч?
- Абсолютно! - поддакивал Прохоров.
Хозяйка притворно сердилась и называла всех мужиков охальниками.
В клубе Пашка появился на второй день после своего приезда.
Сдержанно веселый, яркий: в бордовой рубахе с распахнутым воротом, в
хромовых сапогах-вытяжках, в военной новенькой фуражке, из-под
козырька которой русой хмелиной завивался чуб.
- Как здесь население... ничего? - равнодушно спросил он у одного
парня, а сам ненароком обшаривал глазами танцующих: хотел знать, какое
он произвел впечатление на "местное население".
- Ничего, - ответил парень.
- А ты, например, чего такой кислый?
- А ты кто такой, чтобы допрос устраивать? - обиделся парень.
Пашка миролюбиво оскалился.
- Я ваш новый прокурор. Порядки приехал наводить.
- Смотри, как бы тебе самому не навели тут.
- Ничего. - Пашка подмигнул парню и продолжал рассматривать
девушек и ребят в зале. Его тоже рассматривали.
Пашка такие моменты любил. Неведомое, незнакомое, недружелюбное
поначалу волновало его. Больше всего, конечно, интересовали девки.
Танец кончился. Пары расходились по местам.
- Что за дивчина? - спросил Пашка у того же парня: он увидел
Настю Платонову, местную красавицу.
Парень не захотел с ним разговаривать, отошел.
Заиграли вальс.
Пашка прошел через весь зал к Насте, слегка поклонился ей и
громко сказал:
- Предлагаю на тур вальса!
Все подивились изысканности Пашки; на него стали смотреть с
нескрываемым веселым интересом.
Настя спокойно поднялась, положила тяжелую руку на сухое Пашкино
плечо; Пашка, не мигая, ласково смотрел на девушку.
Закружились.
Настя была несколько тяжела в движениях, ленива. Зато Пашка с
ходу начал выделывать такого черта, что некоторые даже перестали
танцевать - смотрели на него. Он то приотпускал от себя Настю, то
рывком приближал к себе и кружился, кружился... Но окончательно он
доконал публику, когда, отойдя несколько от Насти, но не выпуская ее
руки из своей, пошел с приплясом. Все так и ахнули. А Пашка смотрел
куда-то выше "местного населения" с таким видом, точно хотел сказать:
"Это еще не все. Будет когда-нибудь настроение - покажу кое-что. Умел
когда-то".
Настя раскраснелась, ходила все так же медленно, плавно.
- Ну и трепач ты! - весело сказала она, глядя в глаза Пашке.
Пашка ухом не повел.
- Откуда ты такой?
- Из Москвы, - небрежно бросил Пашка.
- Все у вас там такие?
- Какие?
- Такие... воображалы.
- Ваша серость меня удивляет, сказал Пашка, вонзая
многозначительный ласковый взгляд в колодезную глубину темных
загадочных глаз Насти.
Настя тихо засмеялась.
Пашка был серьезен.
- Вы мне нравитесь, сказал он. Я такой идеал давно искал.
- Быстрый ты. Настя в упор посмотрела на Пашку.
- Я на полном серьезе!
- Ну и что?
- Я вас провожаю сегодня до хаты. Если у вас, конечно, нет
какого-нибудь другого хахаля. Договорились?
Настя усмехнулась, качнула отрицательно головой. Пашка не обратил
на это никакого внимания.
Вальс кончился.
Пашка проводил девушку до места, опять изящно поклонился и вышел
покурить с парнями в фойе.
Парни косились на него. Пашка знал, что так бывает всегда.
- Тут поблизости забегаловки нигде нету? - спросил он, подходя к
группе курящих.
Парни молчали, смотрели на Пашку насмешливо.
- Вы что, языки проглотили?
- Тебе не кажется, что ты здесь слишком бурную деятельность
развил? - спросил тот самый парень, с которым Пашка говорил до танца.
- Нет, не кажется.
- А мне кажется.
- Крестись, если кажется.
Парень нехорошо прищурился.
- Выйдем на пару минут... потолкуем?
Пашка отрицательно качнул головой.
- Не могу.
- Почему?
- Накостыляете сейчас ни за что... Потом когда-нибудь потолкуем.
Вообще-то чего вы на меня надулись? Я, кажется, никому еще на мозоль
не наступал.
Парни не ожидали такого поворота. Им понравилась Пашкина прямота.
Понемногу разговорились.
Пока разговаривали, заиграли танго, и Настю пригласил другой
парень. Пашка с остервенением растоптал окурок. Тут ему рассказали,
что у Насти есть жених, инженер из Москвы, и что, кажется, у них дело
идет к свадьбе. Пашка внимательно следил за Настей и, казалось, не
слушал, что ему говорят. Потом сдвинул фуражку на затылок, прищурился.
- Посмотрим, кто кого сфотографирует, - сказал он и поправил
фуражку. - Где он?
- Кто?
- Инженеришка.
- Его нету сегодня.
- Я интеллигентов одной левой делаю.
Танго кончилось.
Пашка прошел к Насте.
- Вы мне не ответили на один вопрос.
- На какой вопрос?
- Я вас провожаю сегодня до хаты?
- Я одна дойду. Спасибо.
Пашка сел рядом с девушкой. Круглые кошачьи глаза его опять
смотрели серьезно.
- Поговорим, как жельтмены.
- Боже мой, - вздохнула Настя, поднялась и пошла в другой конец
зала.
Пашка смотрел ей вслед. Слышал, как вокруг него сочувственно
посмеивались. Он не чувствовал позора. Только стало больно под
ложечкой. Горячо и больно. Он тоже встал и пошел из клуба.
На следующий день к вечеру Пашка нарядился пуще прежнего:
попросил у Прохорова вышитую рубаху, перепоясал ее синим шелковым
пояском с кистями, надел свои диагоналевые синие галифе, бостоновый
пиджак - и появился в здешней библиотеке (Настя работала
библиотекарем, о чем Пашка заблаговременно узнал).
- Здравствуйте! - солидно сказал он, входя в просторную избу,
служившую и библиотекой, и избой-читальней одновременно.
В библиотеке была только Настя, и у стола сидел молодой человек,
смотрел "Огонек".
Настя поздоровалась и улыбнулась ему, как старому знакомому.
Пашка подошел к ее столу и начал спокойно рассматривать книги - на
Настю ноль внимания. Он сообразил, что парень с "Огоньком" и есть тот
самый инженер, жених Насти.
- Почитать что-нибудь? - спросила Настя, несколько удивленная
тем, что Пашка не узнал ее.
- Да, надо, знаете...
- Что хотите? - Настя невольно перешла на "вы".
- "Капитал" Карла Маркса. Я там одну главу не дочитал.
Парень отложил "Огонек" и посмотрел на Пашку.
Настя хотела засмеяться, но, увидев строгие Пашкины глаза,
сдержала смех.
- Как ваша фамилия?
- Холманский Павел Егорыч. Год рождения тысяча девятьсот тридцать
пятый, водитель-механик второго класса.
Пока Настя записывала все это, Пашка незаметно, искоса
разглядывал ее. Потом оглянулся. Инженер наблюдал за ним. Встретились
взглядами. Пашка растерялся и... подмигнул ему.
- Кроссвордами занимаемся?
Инженер не сразу нашелся, что ответить.
- Да... А вы, я смотрю, глубже берете.
- Между прочим. Гена, он тоже из Москвы, - сказала Настя.
- Ну?! - Гена искренне обрадовался. - Вы давно оттуда? Расскажите
хоть, что там нового.
Пашка излишне долго расписывался в карточке. Молчал.
- Спасибо, - сказал он Насте. Подошел к столу, швырнул толстый
том, протянул Гене руку, - Павел Егорыч.
- Гена. Очень рад!
- Москва-то? - переспросил Пашка, придвигая к себе несколько
журналов. - Шумит Москва, шумит... - И сразу, не давая инженеру
опомниться, затараторил: - Люблю смешные журналы! Особенно про
алкоголиков - так разрисуют всегда...
- Да, смешно бывает. А вы давно из Москвы?
- Из Москвы-то? - Пашка перелистнул страничку журнала. - А я там
не бывал сроду. Девушка меня с кем-то спутала.
- Вы же мне вчера в клубе сами говорили! - изумилась Настя.
Пашка глянул на нее.
- Что-то не помню.
Настя посмотрела на Гену, Гена - на Пашку. Пашка разглядывал
картинки.
- Странно, - сказала Настя. - Значит, мне приснилось.
- Бывает, - согласился Пашка, продолжая рассматривать журнал. -
Вот, пожалуйста, - очковтиратель, - сказал он, подавая журнал Гене. -
Кошмар!
Гена улыбнулся.
- Вы на посевную к нам?
- Так точно. - Пашка оглянулся на Настю: та с интересом
разглядывала его. Пашка отметил это. - Сыграем в пешки? - предложил он
инженеру.
- В пешки? - удивился инженер. - Может, в шахматы?
- В шахматы скучно, - сказал Пашка (он не умел в шахматы). -
Думать надо. А в пешечки раз, два - и готово.
- Можно и в пешки, - согласился Гена и досмотрел на Настю.
Настя вышла из-за перегородки и подсела к ним.
- За фук берем? - спросил Пашка.
- Как это?
- За то, что человек прозевает когда ему надо рубить, берут
пешку, - пояснила Настя.
- А-а... Можно брать. Берем.
Пашка быстренько расставил шашки на доске. Взял две, спрятал за
спиной.
- В какой?
- В левой.
- Ваша не пляшет. - Ходил первым Пашка.
- Сделаем так, - начал он, устроившись удобнее на стуле;
выражение его лица было довольное и хитрое. - Здесь курить, конечно,
нельзя? - спросил он Настю.
- Нет, конечно.
- По что? Понятно! - Пашка пошел второй. - Сделаем некоторый
пирамидон, как говорят французы.
Инженер играл слабо, это было видно сразу. Настя стала ему
подсказывать. Он возражал против этого.
- Погоди! Ну так же нельзя, слушай... зачем же подсказывать?
- Ты же неверно ходишь!
- Ну и что? Играю-то я.
- Учиться надо.
Пашка улыбался. Он ходил уверенно, быстро.
- Вон той. Гена, крайней, - опять не стерпела Настя.
- Нет, я не могу так! - возмутился Гена. - Я сам только что хотел
этой, а теперь не пойду принципиально.
- А чего ты волнуешься-то? Вот чудак!
- Как же мне не волноваться?
- Волноваться вредно, - встрял Пашка и подмигнул незаметно Насте.
Настя покраснела.
- Ну и проиграешь сейчас! Принципиально.
- Нет, зачем?.. Тут еще полно шансов сфотографировать меня, -
снисходительно сказал Пашка. - Между прочим, у меня дамка. Прошу
ходить.
- Теперь проиграл, - с досадой сказала Настя.
- Занимайся своим делом! - обиделся Гена. - Нельзя же так в самом
деле. Отойди!
- А еще инженер. - Настя встала и пошла к своему месту.
- Это уже... неостроумно. При чем тут инженер-то?
- Боюсь ему понравиться-а, - запела Настя и ушла в глубь
библиотеки.
- Женский пол, - к чему-то сказал Пашка.
Инженер спутал на доске шашки, сказал чуть охрипшим голосом:
- Я проиграл.
- Выйдем покурим? - предложил Пашка.
- Пойдем.
В сенях, закуривая, инженер признался:
- Не понимаю: что за натура? Во все обязательно вмешивается.
- Ничего, - неопределенно сказал Пашка. - Давно здесь?
- Что?
- Я, мол, давно здесь живешь-то?
- Живу-то? Второй месяц.
- Жениться хочешь?
Инженер с удивлением глянул на Пашку.
- На ней? Да. А что?
- Ничего. Хорошая девушка. Она любит тебя?
Инженер вконец растерялся.
- Любит?.. По-моему, да.
Помолчали. Пашка курил и сосредоточенно смотрел на кончик
сигареты. Инженер хмыкнул и спросил:
- Ты "Капитал" действительно читаешь?
- Нет, конечно. - Пашка небрежно прихватил губами сигаретку - в
уголок рта, сощурился, заложил ладони за поясок, коротким, быстрым
движением расправил рубаху. - Может, в кинишко сходим?
- А что сегодня?
- Говорят, комедия какая-то.
- Можно.
- Только это... пригласи ее... - Пашка кивнул на дверь
библиотеки, нахмурился участливо.
- Ну, а как же! - тоже серьезно сказал инженер. - Я сейчас зайду
к ней... поговорю...
- Давай, давай!
Инженер ушел, а Пашка вышел на крыльцо, облокотился о перила и
стал смотреть на улицу.
...В кино сидели вместе все трое. Настя - между инженером и
Пашкой.
Едва только погасили свет, Пашка придвинулся ближе к Насте и взял
ее за руку. Настя молча отняла руку и отодвинулась. Пашка как ни в чем
не бывало стал смотреть на экран. Посмотрел минут десять и опять стал
осторожно искать руку Насти. Настя вдруг придвинулась к нему и едва
слышно шепнула на ухо:
- Если ты будешь распускать руки, я опозорю тебя на весь клуб.
Пашка моментально убрал руку.
Посидел еще минут пять. Потом наклонился к Насте и тоже шепотом
сказал:
- У меня сердце разрывается, как осколочная граната.
Настя тихонько засмеялась. Пашка опять начал искать ее руку.
Настя обратилась к Гене:
- Дай я пересяду на твое место.
- Загораживают, да? Эй, товарищ, убери свою голову! -
распорядился Пашка.
Впереди сидящий товарищ "убрал" голову.
- Теперь ничего?
- Ничего, - сказала Настя.
В зале было шумно. То и дело громко смеялись. Пашка согнулся в
три погибели, закурил и стал торопливо глотать сладкий дым. В светлых
лучах отчетливо закучерявились синие облачка. Настя толкнула его в
бок:
- Ты что?
Пашка погасил папироску... Нашел Настину руку, с силой пожал ее
и, пригибаясь, пошел к выходу. Сказал на ходу Гене:
- Пусть эту комедию тигры смотрят.
На улице Пашка расстегнул ворот рубахи, закурил. Медленно пошел
домой.
Дома, не раздеваясь, прилег на кровать.
- Ты чего такой грустный? - спросил Ермолай.
- Да так... - сказал Пашка. Полежал несколько минут и вдруг
спросил:- Интересно, сейчас женщин воруют или нет?
- Как это? - не понял Ермолай.
- Ну как раньше... Раньше ведь воровали?
- А-а! Черт его знает! А зачем их воровать-то? Они и так,
по-моему, рады, без воровства.
- Это конечно. Я так просто, - согласился Пашка.
Еще немного помолчал. - И статьи, конечно, за это никакой нет?
- Наверно. Я не знаю, Павел.
Пашка встал с кровати, заходил по комнате. О чем-то
сосредоточенно думал.
- В жизни раз бывает восемна-адцать лет, - запел он вдруг.
- Егорыч, на рубаху. Сэнк-ю!
- Чего вдруг!
- Так. - Пашка скинул вышитую рубаху Прохорова, надел свою.
Постоял посреди комнаты, еще подумал. - Сфотографировано, Егорыч!
- Ты что, девку какую-нибудь надумал украсть? - спросил Ермолай!
Пашка засмеялся, ничего не сказал, вышел на улицу.
Была сырая темная ночь. Недавно прошел хороший дождь, отовсюду
капало. Лаяли собаки. Тарахтел где-то движок.
Пашка пошел на РТС, где стояла его машина.
Во дворе РТС его окликнули.
- Свои, - сказал Пашка.
- Кто свои?
- Холманский.
- Командировочный, что ль?
- Ну.
В круг света вышел дедун сторож, в тулупе, с берданкой.
- Ехать, что ль?
- Ехать.
- Закурить имеется?
- Есть.
Закурили.
- Дождь, однако, ишо будет, - сказал дед и зевнул. - Спать клонит
в дождь.
- А ты спи, - посоветовал Пашка.
- Нельзя. Я тут давеча соснул было, дак заехал этот...
Пашка прервал словоохотливого старика:
- Ладно, батя, я тороплюсь.
- Давай, давай. - Старик опять зевнул.
Пашка завел свою полуторку и выехал со двора РТС.
Он знал, где живет Настя - у самой реки, над обрывом.
Днем разговорились с Прохоровым, и он показал Пашке этот дом.
Пашка запомнил, что окна горницы выходят в сад.
Сейчас Пашку волновал один вопрос: есть у Платоновых собака или
нет?
На улицах в деревне никого не было. Даже парочки попрятались.
Пашка ехал на малой скорости, опасаясь влететь куда-нибудь.
Подъезжая к Настиному дому, он совсем почти сбросил газ, вылез из
кабины. Мотор не заглушил.
- Так, - негромко сказал он и потер ладонью грудь: он волновался.
Света не было в доме. Присмотревшись во тьме, Пашка увидел сквозь
голые деревья слабо мерцающие темные окна горницы. Сердце Пашки громко
заколотилось.
"Только бы собаки не было".
Он кашлянул, осторожно потряс забор - во дворе молчание. Тишина.
Каплет с крыши.
"Ну, Пашка... или сейчас в лоб получишь, или..."
Он тихонько перелез через низенький забор и пошел к окнам. Слышал
сзади приглушенное ворчание своей верной полуторки, свои шаги и
громкую капель. Весна исходила соком. Пахло погребом.
Пашка, пока шел по саду, мысленно пел песню про восемнадцать лет,
одну и ту же фразу: "В жизни раз бывает восемнадцать лет". Он весь
день сегодня пел эту песню.
Около самых окон под его ногой треснул сучок. Пашка замер.
Тишина. Каплет. Пашка сделал последние два шага и стал в простенке.
Перевел дух.
"Одна она тут спит или нет?" - возник новый вопрос.
Он вынул фонарик, включил и направил в окно. Желтое пятно света
поползло по стенкам, вырывая из тьмы отдельные предметы:
печка-голландка, дверь, кровать... Пятна дрогнуло и замерло. На
кровати кто-то зашевелился, поднял голову - Настя. Не испугалась.
Легко вскочила и пошла к окну в одной ночной рубашке. Пашка выключил
фонарик.
Настя откинула крюки и раскрыла окно.
Из горницы пахнуло застойным сонным теплом.
- Ты что? - спросила она негромко. Голос ее насторожил Пашку -
какой-то отчужденный.
"Неужели узнала?" - испугался он. Он хотел, чтобы его принимали
пока за другого. Он молчал.
Настя отошла от окна. Пашка включил фонарик. Настя прошла к
двери, закрыла ее плотнее, и вернулась к окну. Пашка выключил фонарь.
"Не узнала. Иначе не разгуливала бы в одной рубахе".
Пашка услышал запах ее волос. В голову ударил горячий туман. Он
отстранил ее и полез в окно.
- Додумался? - сказала Настя слегка потеплевшим голосом.
"Додумался, додумался, - думал Пашка. - Сейчас будет цирк".
- Ноги-то вытри, - сказала Настя, когда Пашка влез в горницу и
очутился с ней рядом.
Пашка продолжал молчать. Обнял ее, теплую, мягкую. Так сдавил,
что у ней лопнула на рубахе какая-то тесемка.
- Ох, - глубоко вздохнула Настя, - что ж ты делаешь? Шальной!..
Пашка начал ее целовать. И тут что-то случилось с Настей: она
вдруг вывернулась из его объятий, отскочила, судорожно зашарила рукой
по стене, отыскивая выключатель.
"Все. Конец". Пашка приготовился к самому худшему: сейчас она
закричит, прибежит ее отец и будет его фотографировать. Он отошел на
всякий случай к окну.
Вспыхнул свет. Настя настолько была поражена, что поначалу не
сообразила, что стоит перед посторонним человеком почти нагая.
Пашка ласково улыбнулся ей.
- Испугалась?
Настя схватила со стула юбку и стала надевать. Надела, подошла к
Пашке. Не успел он подумать о чем-либо, как ощутил на левой щеке сухую
горячую пощечину. И тотчас такую же - на правой. У Насти от гнева
расцвел на щеках яркий румянец. Она была поразительно красива в эту
минуту.
"Везет инженеру", - невольно подумал Пашка.
- Сейчас же убирайся отсюда! - негромко приказала Настя.
Пашка понял, что она не будет кричать - не из таких.
- Побеседуем, как жельтмены, - заговорил Пашка, закуривая. Я
могу, конечно, уйти, но это банально. Это серость. - Он бросил спичку
в окно и продолжал развивать свою мысль несколько торопливо, ибо
опасался, что Настя возьмет в руки какой-нибудь тяжелый предмет и
снова предложит убираться. От волнения Пашка стал прохаживаться по
горнице - от окна к столу и обратно. - Я влюблен, так. Это факт, а
не реклама. И я одного только не понимаю: чем я хуже этого инженера?
Если на то пошло, я могу стать Героем Социалистического Труда. Надо
только сказать мне об этом. И все. Зачем же тут аплодисменты
устраивать? Собирайся и поедем со мной. Будем жить в городе. - Пашка
остановился. Смотрел на Настю серьезно, не мигая. Он любил ее, любил,
как никого в жизни еще не любил.
Она поняла это.
- Какой же ты дурак, парень, - грустно и просто сказала она. -
Чего ты мелешь тут? - Она села на стул. - Натворил делов и еще
философствует, ходит. Он любит!.. - Настя странно как-то заморгала,
отвернулась. Пашка понял: заплакала. - Ты любишь, а я, по-твоему, не
люблю? - Настя резко повернулась к нему - в глазах слезы.
Она была на редкость, на удивление красива. И тут Пашка понял:
никогда в жизни ему не отвоевать ее. Всегда у него так: как что чуть
посерьезнее, поглубже - так не его.
- Чего ты плачешь?
- Да потому, что вы только о себе думаете... эгоисты несчастные!
Он любит! - Она вытерла слезы. - Любишь, так уважай хоть немного, а не
так...
- Что же я такого сделал? В окно залез - подумаешь! Ко всем
лазят...
- Не в окне дело. Дураки вы все, вот что. Тот дурак тоже... весь
высох от ревности. Приревновал ведь он к тебе. Уезжать собрался.
- Как уезжать? Куда? - Пашка понял, кто этот дурак.
- Куда... Спроси его!
Пашка нахмурился.
- На полном серьезе?
Настя опять вытерла ладошкой слезы, ничего не сказала.
Пашке стало до того жалко ее, что под сердцем заныло.
- Собирайся! - приказал он.
Настя вскинула на него удивленные глаза.
- Поедем к нему. Я объясню этим московским фраерам, что такое
любовь человеческая.
- Сиди уж... не трепись!
- Послушайте, вы!.. Молодая, интересная... - Пашка приосанился. -
Мне можно съездить по физиономии, так? Но слова вот эти дурацкие я не
перевариваю. Что значит - не трепись?
- Куда ты поедешь сейчас? Ночь глубокая...
- Наплевать. Одевайся. На кофту!
Пашка снял со спинки стула кофту, бросил Насте. Настя поймала ее,
поднялась в нерешительности. Пашка опять заходил по горнице.
- Из-за чего же это он приревновал? - спросил он не без
самодовольства.
- Танцевали... ему сказал кто-то. Потом в кино шептались. Он же
дурак набитый.
- Что же ты не могла ему объяснить.
- Нужно мне объяснять! Никуда я не поеду.
Пашка остановился.
- Считаю до трех: раз, два... А то целоваться полезу!
- Я те полезу! Что ты ему скажешь?
- Я знаю что!
- А я к чему там?
- Надо.
- Да зачем?
- Я не знаю, где он живет. Вообще надо ехать. Точка.
Настя надела кофту, туфли.
- Лезь. Я за тобой. Видел бы кто-нибудь сейчас...
Пашка вылез в сад, помог Насте. Вышли на дорогу.
Полуторка ворчала на хозяина.
- Садись, ревушка-коровушка!.. Возись тут с вами по ночам.
Пашке эта новая нежданная роль нравилась. Настя залезла в кабину.
- Меня, что ли, хотел увозить? На машине-то?
- Где уж тут!.. С вами вперед прокиснешь, чем...
- Ну до чего ты, Павел...
- Что? - строго спросил Пашка.
- Ничего.
- То-то. - Пашка со скрежетом всадил скорость и поехал.
...Инженер не спал, когда Пашка постучал ему в окно.
- Кто это?
- Я.
- Кто я.
- Пашка. Павел Егорыч.
Инженер открыл дверь, впустил Пашку. Не скрывая удивления,
уставился на него.
Пашка кивнул на стол, заваленный бумагами.
- Грустные стихи сочиняешь?
- Я не понимаю, слушай...
- Поймешь, - Пашка сел к столу, отодвинул локтем бумаги. - Любишь
Настю?
- Слушай!.. - Инженер начал краснеть.
- Любишь. Значит, так: иди веди ее сюда - она в машине сидит.
- Где? В какой машине?
- На улице. Ко мне зря приревновал: мне с хорошими бабами не
везет.
Инженер быстро вышел на улицу, а Пашка, Павел Егорыч, опустил
голову на руки и закрыл глаза. Он как-то сразу устал. Опять некстати
вспомнились надоевшие слова: "В жизни раз бывает..." В груди противно
заболело.
Вошли инженер с Настей.
Пашка поднялся. Некоторое время смотрел на них, как будто
собирался сказать напутственное слово.
- Все? - спросил он.
- Все, - ответил инженер. Настя улыбнулась.
- Вот так, - сердито сказал Пашка. - Будьте здоровы. - Он пошел к
выходу.
- Куда ты? Погоди!.. - запротестовал инженер.
Пашка, не оглянувшись, вышел.
Уезжал Пашка из этой деревни. Уезжал в Салтон. Прохорову он
подсунул, под дверь записку с адресом автобазы, куда просил прислать
справку о том, что он отработал честно три дня на посевной. Представив
себе, как будет огорчен Прохоров его отъездом, Пашка дописал в конце:
"Прости меня, но я не виноват".
Пашке было грустно. Он беспрерывно курил.
Пошел мелкий дождь.
У Игринево, последней деревни перед Салтоном, на дороге впереди
выросли две человеческие фигуры. Замахали руками. Пашка остановился.
Подбежали молоденький офицер с девушкой.
- До Салтона подбрось, пожалуйста! - Офицер был чем-то очень
доволен.
- Садись!
Девушка залезла в кабину и стала вертеться, отряхиваться.
Лейтенант запрыгнул в кузов. Начали переговариваться, хохотали.
Пашка искоса разглядывал девушку - хорошенькая, белозубая, губки
бантиком - прямо куколка! Но до Насти ей далеко.
- Куда это на ночь глядя? - спросил Пашка.
- В гости, - охотно откликнулась девушка. И высунулась из кабины
- опять говорить со своим дружком. - Саша? Саш! Как ты там!!!
- В ажуре! - кричал из кузова лейтенант.
- Что, дня не хватает? - опять спросил Пашка.
- Что? - Девушка мельком глянула на него и опять: - Саша? Саш!..
- Все начисто повлюблялись, - проворчал Пашка. - С ума все
посходили. - Он вспомнил опять Настю: совсем недавно она сидела с ним
рядом - чужая. И эта чужая.
- Саша! Саш!..
"Саша! Саш! - съехидничал про себя Пашка, - Твой Саша и так сам
себя не помнит от радости. Пусти сейчас - вперед машины побежит".
- Я представляю, что там сейчас будет! - кричал из кузова Саша.
Девушка так и покатилась со смеху.
"Нет, люди все-таки ненормальными становятся в это время", -
сердито думал Пашка.
Дождь припустил сильнее.
- Саша! Как ты там?!
- Порядок! На борту порядок!
- Скажи ему - там под баллоном брезент есть - пусть накроется, -
сказал Пашка.
Девушка чуть не вывалилась из кабины.
- Саша! Саш!.. Там под баллоном какой-то брезент!..
Накройся!
- Хорошо! Спасибо!
- На здоровье, - сказал Пашка, закурил и задумался, всматриваясь
прищуренными глазами в дорогу.